Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 - Гэв Торп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прямо у него на глазах Пламя Ульрика угасало, мерцало и исчезало. Комната погрузилась во тьму, и толпа начала разбегаться в поисках нового убежища. Он слышал крики затоптанных, плач потерянных детей и голос Вальтена, перекрикивающий всё это, в тщетной попытке навести порядок в этом хаосе. И за всем этим, за плачем и криками, за страхом…звучал смех. Тёмные боги смеялись над угасающей надеждой Мидденхейма, после которой оставался только пепел.
Мартак закрыл глаза. Что-то не давало покоя в его голове, как будто кто-то говорил на пределе слышимости, но он не мог уловить это из-за резонирующего в его голове смеха. Он схватил свой посох так крепко, что дерево протестующе затрещало. Он чувствовал жар и холод одновременно, а его череп казался в два раза меньше, когда перед его мысленным взором проносились образы. Это были извивающиеся силуэты в темноте за глазами, невозможно огромные и мерзкие, и они с нетерпением царапали небосвод и саму землю. Он увидел тёмную фигуру, столкнувшуюся с ледяными волками, и услышал крик бога, когда Пламя потускнело. Он слышал вой горнов и бой барабанов, чувствуя, как скрутило все его внутренности, когда момент, которого он так боялся, наконец, настал.
Рука схватила его за плечо, встряхнув его.
— Грегор, время пришло. Враг наступает, — сказал Вальтен. — Я должен идти на стены.
— А я должен идти вниз, — прохрипел Мартак. Он взглянул на Вальтена, и демонический смех тут же стих. Существовали вещи, на которые даже демоны не могли смотреть.
— Боги с тобой, Вестник.
— Я знаю, что по крайней мере один точно со мной, — сказал Вальтен. Он поднял Гхал Мараз и отсалютовал Мартаку. — Мидденхейм выстоит, Грегор. Также как и мы.
— Но надолго ли? — пробормотал Мартак, смотря вслед уходящему Вестнику Зигмара.
Северные ворота, район Графсмунд-Норгартен— Это, мой друг, не что иное, как плохой день, завёрнутый в мех, — сказал Вендел Волкер, указывая на армию, которая маршировала по равнине внизу, и опрокидывая кувшин, чтобы сделать глоток безвкусного кислевитского алкоголя. Он был последним в своём роде, ведь Кислева больше не существовало, и Вендел собирался насладиться каждой мерзкой каплей за несколько часов до своей неминуемой грязной кончины. Он жалел лишь о том, что у него не было бутылки хорошего тилианского вина, с которым и помереть было не жалко.
Он стоял на воротах, отгоняя людей, которые должны были дежурить в помещении. Он стоял на люке, так что у него было несколько минут никем не прерываемого пьянства. Таверны были забиты, а каждый винный погреб и пивной зал были осушены ещё три дня назад. Ему удалось достать кувшин кислевитской водки, но она была так же плоха, как быть трезвым.
Волкер был капитаном в крепости Хельденхейм. Теперь же он носил броню и регалии члена Рейксгвардии, пожалованные ему самим Куртом Хельборгом в награду за спасения того, что осталось от гарнизона Хельденхейма, и за то, что он привёл его в Альтдорф как раз вовремя, чтобы поддержать обороноспособность города. Это конечно была не та награда, на которую надеялся Волкер, но дарёному коню в зубы не смотрят. Особенно в такие времена. И броня не раз пригодилась, хотя она и была тяжёлой и натирала в самых ненужных местах.
Волкер передал кувшин одному из своих напарников, здоровяку, облачённому в броню цвета морской волны, украшенную рыбными мотивами там, где не была побита до бесформенного состояния.
— Плохой день, Вендел, или очень плохой день? — последнее он произнёс, сделав глоток. Эркхарт Дубниц был последним рыцарем ордена, который никто официально не признавал. Рыцари Мананна сражались до самого конца, когда чумной флот прибыл в Марьенбургскую бухту, но только Дубницу удалось сбежать из фрайштадта. Его отправили в Альтдорф, чтобы передать весть о надвигающейся угрозе, к сожалению, он так и не был услышан, пока не стало слишком поздно. Теперь он был человеком без страны, сражающимся за спасение чужого народа. Именно в Альтдорфе Волкер познакомился с марьенбуржцем и нашёл в нём родственную душу, в каком-то роде. По крайней мере когда речь шла о душе алкогольного разнообразия.
— А в чём разница, Эркхарт? Так или иначе, но это случится с нами, — сказал третий человек, стоящий на воротах. Он отмахнулся от кувшина, когда его предложили ему.
— Нет, спасибо. Я лучше умру с ясной головой, если уж вам всё равно, — Гектор Гоэтц выглядел как человек, повидавший всё худшее, что мог предложить этот мир, и его это не впечатлило. Его броня несла на себе те же отметины тяжёлых боёв, что и у Волкера и Дубница, но его была покрыта знаками и символами Ордена Пылающего солнца. Насколько Волкер мог судить, Гоэтц был последним живым храмовником Мирмидианского ордена. Большая часть этого ордена, как говорят, погибла под Талабхеймом. Гоэтц был там, но отказывался рассказывать об этом. Волкер, сам являющийся уроженцем Талабхейма, отказался от попыток надавить на него.
По правде говоря, он не был уверен, что хочет это знать. Он оставил родителей, родных и несколько горячих и впечатляющих любовниц в Талабхейме, когда его направили в Хельденхеймский гарнизон. Тому факту, что все они скорей всего мертвы, ещё предстояло пробить броню его нечувствительности, благодаря которой он до сих пор сохранял рассудок. Это была либо нечувствительность, либо безумие, и Волкер повидал слишком много в эти дни, чтобы начать думать, что в безумии есть своего рода утешение.
— Никогда не меняйся, Гектор. Нам с юным Венделом больше достанется, — сказал Дубниц с ухмылкой. Он передал кувшин Волкеру, который сделал ещё один глоток, а затем скорбно отрыгнул.
— Он пуст, — сказал он. — Дубниц, будь другом, сходи за другим.
— Другого нет, — сказал Дубниц. — Джентльмены, у нас закончился алкоголь. Трубите отступление.
Волкер прижал пустой кувшин к груди.
— Зачем брат? Нам некуда отступать.
— Нонсенс. Горизонт прямо вон там.
— Он прав, Эркхарт. Отступать некуда. Боги мертвы, — мягко сказал Гоэтц. Выражение его лица стало задумчивым. — На мгновение я подумал, что они всё ещё с нами, — его лицо ожесточилось. — Но потом случился Талабхейм, и я понял, что они покинули нас.
Лицо Дубница помрачнело. Он вздохнул.
— Печально, когда человек переживает своих богов.
— Да, и скоро мы к ним присоединимся, — продолжил Гоэтц. Он взглянул на Волкера. — Если конечно ваш Вестник не припрятал какой-нибудь божественный козырь в рукаве.
— Не такой, которым бы он поделился со мной, нет, — сказал Волкер. Когда он впервые увидел Вестника Зигмара во плоти, он испытал благоговение. Он был всем, что обещали жрецы Зигмара. Полубог, сошедший к смертным, чтобы сражаться на их стороне и привести их к победе. Благоговение не исчезло и через несколько недель, таким сильным было производимое им впечатление. В Вальтене было что-то такое, что прогоняло отчаяние и страх. Но он был человеком, как и все остальные, Волке знал это. Хороший человек, праведный, но всё же человек. Он собирался ответить, но Гоэтц внезапно напрягся и выругался.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});