Пепел и пыль - Анастасия Усович

— Доброе утро, — говорит кто-то, до мурашек противно смеясь.

Вперёд выходит светловолосая девушка. На ней та же одежда, что и на мне: лёгкое зелёное платье с двухслойной юбкой, длинными рукавами, коричневым воротником с рюшами и поясом в тон.

Я узнаю эту девушку — её зовут Фаина, и она ненавидит Аполлинарию. Хотя, нет, у них это, похоже, взаимно: от одного её вида у меня печёт в груди, а в голове всплывают все слова, которыми они с Аполлинарией, будто перчатками, перебрасывались изо дня в день на протяжении вот уже нескольких лет.

— Отстань от неё.

Поворачиваю голову назад и вижу юношу, чьи каштановые волосы достают до плеч, а глаза, карие маленькие бусинки, смотрят на меня обеспокоенно. Мне юноша дарит скромную дружескую улыбку, а когда глядит на Фаину, его лицо кривится в отвращении.

Это Родион. Аполлинария называет его Родей, а он её Апой.

— Я могу сама за себя постоять, — вырывается у меня.

Не мои слова: так обычно отвечает Аполлинария на любое проявление заботы со стороны Роди. Он слишком её опекает, не понимая, что из них двоих именно она, в случае чего, вступит в драку для защиты чести другого.

Родя в синем костюме с чёрным кантом и в белоснежной рубашке. Родя — хранитель.

— Знаю, — кивает Родя.

Он совсем не обижен. А Фаины тем временем уже и след простыл.

— Почему ты сегодня ушла так рано? — спрашивает Родя, лёгким и ненавязчивым движением расправляя складку на моей юбке. — Я пришёл, а тебя уже и след простыл.

Как ни стараюсь, не могу понять, кто мы друг другу. С одной стороны, я чувствую нужду в этом человеке, но с другой в памяти едва ли находятся воспоминания о нежных прикосновениях или украденных тайком поцелуях.

— И перестань на меня так смотреть, — просит он.

Ловлю себя на том, что, стоя напротив, разглядываю его лицо со слишком явным усердием. Зато отмечаю всякие мелочи: и нос картошкой, и потрескавшиеся сухие губы, и красные точки на скулах.

— Извини, — бурчу в ответ, опуская глаза. — И мне сегодня плохо спалось, поэтому я решила прогуляться в одиночестве перед занятиями.

— Мудрое решение, — кивает Родя.

Он перебрасывает мою руку через свой локоть, будто собирается выводить меня в центр танцевального паркета. Я не сопротивляюсь, но и от излишней осторожности избавиться не могу; она скрывается напряжением в моих мышцах и заставляет тратить чуть больше усилий на то, чтобы делать шаги в сторону штаба.

— Ты сегодня без перчаток, — произносит Родя и снова улыбается.

Он старше Аполлинарии на три года — сейчас ему двадцать четыре, — но он никогда не кичится своим возрастом, потому что знает, как её это раздражает.

— Давно пора перестать стесняться этого. Грехи деда — не твоя вина.

Не понимаю, о чём он говорит, пока не опускаю взгляд на свои руки. На тыльной стороне левой ладони значится белый уродливый шрам в виде креста, заключённого в треугольник, перевёрнутый вершиной вниз.

Клеймо вампира.

Все несколько метров до входа я таращусь на него, не в состоянии отвести взгляд. Заодно натягиваю рукав максимально низко, надёжнее пряча Нити Времени. А в голове, как на заевшей плёнке, проигрываются слова Христофа: «От меня мало что осталось, но я чувствую людей по их крови. И твоя так сильно пахнет костром и влажной землёй, что сразу выдаёт пусть и давнее, но родовое проклятье».

За дверью нас встречает просторный коридор, уходящий в три стороны. Здесь очень светло благодаря многочисленным окнам, а ещё повсюду снуют люди, в основном группами по двое-трое. Я замечаю, что форма у всех одинаковая: платья и костюмы одного фасона, только цвета разные.

Жёлтые юбки, красные пояса, белые перчатки, синие брюки, коричневые рубашки, зелёные пиджаки. Никакой свободы стиля, никакого самовыражения через одежду.

Интересно, видел ли это Бен и не хватил ли его сердечный приступ?

Родя не даёт мне получше осмотреться: тянет за локоть к доске, висящей рядом с картиной, на которой изображено что-то отдалённо напоминающее лес, разве что все деревья в нём — это дома, где основание ствола — входная дверь, а толстые ветви — отдельные комнаты с круглыми окнами.

— У меня сейчас лекция по медицине, — Родя указательным пальцем скользит по наименованиям. — О. А вот это — твоё.

Самооборона БПО — без применения оружия. Значит, будут бои. А это…

— … мне в тренировочный корпус, — заканчиваю вслух.

Выныриваю из хватки Роди и, несколько раз покрутившись на месте, вспоминаю: тренировочный корпус здесь тоже располагается в подвале. Только, чтобы пройти к нему, нужно выходить во двор.

Прощаюсь с Родей взмахом руки и иду на улицу. До последнего, пока за мной не закрывается стеклянная дверь, я чувствую на своей спине Родин пронзительный взгляд, и мне становится немного стыдно.

Нужно быть к нему чуть добрее. Аполлинарии он очень важен.

Жёлтые лучи майского солнца окутывают моё лицо. Быстро отхожу в сторону, сворачивая с протоптанных дорожек на нетронутый газон, и просто даю себе время насладиться природой, которую я почти забыла.

Зелёная трава, голубое небо, свежий воздух, птицы, чьи названия я могу легко выговорить. На губах улыбка появляется без моего ведома.

Всё, что я видела в Огненных землях, сейчас кажется таким далёким.

Правее от меня располагается помещение под склад; я знаю, что это оно, потому что это расположение не поменялось, только само здание построено из дерева вместо бетонного блока. За ним простирается оранжерея, по размерам превосходящая все ожидания: тут и крытые парники, и десятки рядов пестрящих цветами и плодами грядок.

Делаю несколько непроизвольных шагов к ним и слышу смешанный запах сладких ягод и терпких трав. Вдыхаю полной грудью.

Я дома. Пусть и на сто тридцать лет раньше положенного срока.

— Слава!

Не раскрываю себя, но внутри всё дрожит от нетерпения. Таращусь на свои босоножки, пока не замечаю тень, опережающую своего хозяина. Чуть погодя вперёд выходит и он сам. Оболочка, тонкая и полупрозрачная, словно тюль — это высокий, чуть сгорбившийся, словно смущающийся чего-то, блондин. Красивый: его волосы разделены пробором, и слева их чуть больше, из-за чего они падают ему на зелёные, как трава, глаза.

А за оболочкой Бен: такой, каким я его запомнила. Только здесь он в сине-чёрном костюме.

Бен улыбается. Я облегчённо выдыхаю и кидаюсь на него с объятиями. Мне нужно было наконец увидеть знакомое лицо, и я даже забываю, кого именно обняла: Бена,