Башня - Колин Уилсон

Внезапно всех сморила усталость. Найл хотел еще разглядеть, что там за книги в книжном шкафу, но перед глазами все плыло. В последний раз сомкнуть глаза ему доводилось лишь сутки назад. Укутавшись по плечи в одеяло, он устроился в кресле и не стал противиться накатившейся дремоте. Говор вокруг проникал, словно сквозь плотный слой ваты, навевая вместе с тем уютное, беспечное чувство. Сон — глубокий, без сновидений — накрыл, словно волной.

Очнулся Найл от какого-то неприятного ощущения, будто к лицу пристало что-то липкое. Он инстинктивно поднял руку, пытаясь смахнуть это с лица, — вроде отстало. В комнате горел теперь единственный светильник, все спали вповалку.

Тишина на какую-то секунду встревожила, затем до Найла дошло, что ветер прекратился и дождь не стучит больше в окна. В соседнем кресле негромко похрапывал Доггинз. Возле его ноги, широко раскрыв рот, спал на спине черноволосый парень по имени Космин. Его, похоже, донимали тревожные сны: вон как вздрагивает, втягивая воздух.

И тут до Найла донесся звук. Он был очень тихий, едва уловим: жидкий, чавкающий всхлип с оттенком, напоминающим шорох сухих листьев. Найл по непонятной причине увязывал его с переживаемым во сне удушьем. Вначале казалось, что звук доносится откуда-то с той стороны входной двери — может, дождевая вода скопилась. Однако нет, это где-то на кухне. Когда попытался двинуться, череп пронзила боль — надо же, заснул, забыв отвернуть медальон от груди. Полез под рубаху, перевернул его — облегчение не замедлило сказаться.

Найл осторожно поднялся, забыв удержать свалившееся на пол одеяло, и снял со стола светильник. Перешагивая через лежачих, пошел на кухню.

От увиденного он невольно ахнул и попятился. Под столом тяжело хлябала серая студенистая масса, пузырясь, вздымался ее грязноватый верх. Найл, нагнувшись, поднес светильник и тогда понял, что произошло. Через дыру в потолке в помещение пробрался гриб-головоног и теперь поглощал труп. Найл поднял лежащий на полу веник и ткнул им в пузырящуюся массу — никакой реакции.

— Что это? — прошептали сзади.

Своей возней Найл разбудил Доггинза. Завидев гриб, тот подался назад от отвращения. Постояв несколько секунд, передернул плечами:

— А что, может, это как раз и есть наилучший выход.

— Его никак нельзя уничтожить?

— Только огнем или бластером. Иначе считай, что бесполезно.

— А если взять и искромсать?

— Без толку.

Вынув обломок ножа, Доггинз отсек подвижный серый отросток. Он шлепнулся на пол, извиваясь, как червь. Найл с изумленным ужасом наблюдал, как основная масса гриба пошла расползаться в стороны вязкой лужей, в то время как верткий обрубок тоже потянулся ей навстречу. Вот они сблизились, и его поглотили невидимые рты.

— Эта дрянь опасна?

— Только если ты неподвижен. А так вреда от нее нет, слишком медленно шевелится.

— Чем же она кормится?

— Кто ее знает. Может, похоже, годами сидеть на голодном пайке.

Доггинз зевнул и отправился назад к своему креслу.

Следующие пять минут Найл как очарованный с отвращением неотрывно следил за грибом. Тот источал запах гнилой растительности, а тысячи коротких его зевов, поглощая бездыханное тело, то и дело издавали чмокающие звуки. Змейка слизи, сбегающая по стене из дыры в потолке, показывала, что существо способно присасываться к гладкой поверхности. Скорость поглощения у него была, очевидно, колоссальной: через тяжело вздымающуюся массу тело Киприана перестало уже различаться.

По мере того как отвращение сменялось любопытством, Найл стал сужать фокус внимания до тех пор, пока внутренняя сущность не уподобилась своей незыблемостью воде в безветренный день. На какое-то мгновение он неразличимо слился с хищнической сущностью гриба, ощущая полную его поглощенность процессом усвоения пищи, и с интересом уяснил, что создание, оказывается, сознает его, Найла, присутствие. Гриб воспринимал его как рассеянную массу жизненной энергии, потенциальную пищу и потенциальную опасность. Но пока он насыщался, Найл был не в счет. Затем сознание человека выскользнуло за пределы скудной сущности гриба, Найл в очередной раз уловил точащуюся каплями пульсирующую энергию, которая, казалось, расходилась через землю, как крупная рябь по глади пруда. С внезапной уверенностью он понял, что жизнь гриба-головонога каким-то образом зависит от этого пульсирующего источника энергии. Трудно было установить точную природу этой зависимости. Сначала подумалось, что сам по себе гриб не имеет силы жить, а заряд получает непосредственно от той жизненной пульсации; впрочем, нет, такого быть не может. Вникнув тщательнее, удалось различить, что гриб «подпитывается» энергетическим пульсом, как дерево от живой почвы. Тогда поддавалось объяснению и то, что гриб может годами изнывать в пустых зданиях без пищи, не умирая при этом от голода…

Волосы у Найла встали дыбом, от волнения захватило дух, словно кто ведро ледяной воды опрокинул на голову. Пронизавшее ум озарение было смутным и не совсем внятным, но вместе с тем чувствовалось, вывод напрашивается существенный. Не гриб, а растение… Это создание — своего рода подвижное растение. И труп оно поглощает таким же образом, как корни растения всасывают то, что осталось от разложившихся в почве существ.

А энергетический импульс стремится вывести эту слизневидную массу на более высокий уровень, вроде как превратить ее в животный организм. Вот от этой мгновенной догадки Найл, можно сказать, разволновался. Он вдруг осознал: хотя сознание существа не наделено разумом, его тем не менее ведет и контролирует некая разумная сила. Мгновенное это озарение наполнило душу треножным восторгом и вместе с тем неудержимым стремлением глубже вникнуть в суть этой загадочной пульсирующей силы. Не может ли оно, скажем, сознавать присутствие и его самого, Найла?

Он вернулся в комнату, осторожно переступая через лежачих.

— Слушай, ты не можешь дать мне ненадолго бластер?

— Зачем тебе? — спросил Доггинз (он все еще не мог заснуть).

— Надо кое-что попробовать.

Доггинз полез в карман.

— Только учти: зарядов уже не много, но хватит, чтобы спалить здесь все подчистую.

Найл возвратился на кухню. Опустившись на колени, подставил бластер чуть ли не вплотную к студенистой массе и нажал на спуск. Голубой огнистый просверк наполнил воздух запахом озона. Посреди студня образовался черный пятачок шириной сантиметров десять. Основная масса гриба тревожно вздрогнула и стянулась, одновременно с тем прервалась и пульсация силы. Затем серая протоплазма подалась чуть в сторону, высвободив приставший к полу обугленный пятачок. Тварь продолжала насыщаться как ни в чем не бывало. У нее не хватало ума, чтобы бежать.