Рим. Цена величия - Юлия Голубева

Энния заметила, как злобно исказилось лицо Друзиллы, и испуганно отдернула руку, будто та могла укусить ее. Носилки остановились у дома Макрона, Невия, поспешно попрощавшись, перешагнула порог, и огромная дверь с оглушительным ударом захлопнулась за ней.

– Я все равно сдержу свою клятву, – прошептала Друзилла, невидящими глазами уставившись ей вслед. – Клавдилла навсегда уедет из Рима, заклейменная позором развратницы.

Начальник караула Кассий Херея долго не пропускал Агриппиниллу в покои Юнии, пока она в сердцах не раскричалась и не подняла на ноги всю прислугу. Проснувшаяся Юния, заинтересовавшись причиной ночной суматохи, очень удивилась, увидев в столь поздний час сестру Гая и спорящего с ней Херею. Она приветствовала Агриппиниллу и, поблагодарив Кассия, велела ее впустить.

– Не сердись на него, Агриппинилла, он несет свою службу. Дворец сейчас закрыт для посетителей в связи с болезнью Тиберия Гемелла. Он тяжело болен и уже долгое время находится в беспамятстве. Что за дело привело тебя в столь неурочное время? Надеюсь, с Гаем не случилось ничего страшного? – с тревогой спросила Юния, заглянув в расширенные глаза Агриппиниллы.

– С твоим супругом все в порядке, до меня не доходило никаких известий.

Клавдилла с облегчением вздохнула.

– Ты можешь остаться ночевать у меня, сестра. Не желаешь поужинать? – Юния старалась не выдать любопытства.

Агриппинилла нетерпеливо топнула ногой.

– Да выслушай ты меня наконец, Клавдилла! – зло выкрикнула она. – Не думаешь ли ты, что, соскучившись, я явилась сюда справиться о твоих делах?

В глазах Юнии, не чувствовавшей опасности, мелькнули озорные огоньки.

– Тогда не забота ли о здоровье Гемелла привела тебя? – спросила она с невинным лицом.

– Мне не до шуток, глупая гусыня! – напрямик осадила ее Агриппинилла.

Озорные огоньки погасли, и в глазах Юнии вспыхнуло злое недоумение.

Они прошли в кубикулу с мягкими катедрами и небольшим резным столиком, рабыни быстро принесли поднос с кувшином и закуской из оливок, мягких булочек и паштета.

– Успокойся, сестра! Все ушли, и нас никто не потревожит. Сегодня праздник Весты, давай совершим возлияние во славу этой богини.

С недовольным лицом Агриппинилла подняла чашу, и Юния увидела, что ее сжигают нетерпение и непонятная тревога.

– Ты знаешь, Клавдилла, – начала гостья, едва сделав глоток, – что я всегда относилась к тебе с неприязнью. Ты уязвила меня при первом знакомстве, а уж выходки моего супруга, вздумавшего превозносить твою красоту, покрывая себя позором на весь Рим в роли Аполлона, я и подавно не могла тебе простить.

Юния не удержалась от раздраженного жеста, хотела возразить, но Агриппинилла заставила ее замолчать взмахом руки.

– Мои глаза открылись недавно. Я уже не таю на тебя зла и, более того, хочу сказать, что уважаю тебя и восхищаюсь тобой. Ты оказалась не той, за кого я приняла тебя вначале. Я не думала, что ваши с Гаем чувства подлинные, ведь он мог вызвать тебя, чтобы уязвить отвергнувшую его любовницу, и долго не верила, что вы могли более пятнадцати лет хранить детскую любовь. Я считала, что твой успех среди мужчин – скоротечный триумф красивой провинциалки, которая по глупости запятнает себя недостойными изменами. Я наблюдала за каждым твоим шагом, с нетерпением ожидая, когда ты оступишься. Но теперь вижу, что твоя любовь к Калигуле, подобно стоглазому Аргусу, оберегает его от несчастий. Ливилла давно это поняла, привязалась к тебе, как к сестре, и сегодня доказала это всем нам.

Юния, с недоумением слушавшая Агриппиниллу, озадаченно посмотрела на нее, подняв летящие брови.

– Тебе угрожает опасность. Друзилла ненавидит тебя, ей известно, что Фабий бросил ее из-за любви к тебе. Энния тоже настроена решительно и, как я считаю, не без оснований полагает, что у тебя связь с ее мужем.

Щеки Юнии слегка покраснели. Неужели Ливилла предала ее? Агриппинилла сделала вид, что ничего не заметила.

– Но они обе глупы, ревность туманит им разум, хотя Друзилла ревнует тебя не к Фабию, а к Калигуле. Всем в Риме, кроме Кассия Лонгина, известно, что в юности бабка Антония застала их в саду. Я не верю в твою измену мужу с Фабием, но уверена, что с Макроном вы встречаетесь часто. Это впервые произошло меж вами в Капуе. Он был весьма неосторожен, что так задержался там.

Клавдилла облизнула пересохшие губы и кивнула.

– Это моя вина, а не его, – сказала она. – Я долго не могла решиться, но он знал, что я обязательно приду к нему, и терпеливо дожидался. Без его поддержки Гай не сможет стать принцепсом. Эту цену величия пришлось заплатить мне. Калигула ничего не знает о моих интригах.

Агриппинилла во все глаза уставилась на нее, внезапная догадка осенила ее.

– Так это благодаря тебе Тиберий не изменил завещания в пользу одного Гемелла?! Но как?!

– Я здесь ни при чем, – опустила голову Клавдилла, но Агриппинилла уловила в ее голосе неискренность, однако настаивать на ответе не стала. Она понимала, что ей нужно еще заслужить доверие Юнии.

Невольное восхищение переполнило ее душу, и неожиданно для себя она нагнулась и поцеловала ее. Клавдилла порывисто обняла ее, и они обе осознали, что старая вражда окончательно умерла и засияло начало новой дружбы.

– Что за дамоклов меч завис над моей головой? – усталым голосом спросила Юния.

– Друзилла под моей крышей созвала настоящий совет, они с Эннией точно с цепи сорвались и обрушили на твою голову множество обвинений. Мне было жаль Ливиллу, она горько плакала, пыталась даже закрыть уши. Они потребовали от нее написать Гаю письмо о твоих изменах. Ты знаешь его характер, он убил бы тебя, даже не разобравшись, в чем дело. Ноги уж точно не стал бы целовать. Самое лучшее, на что ты могла бы надеяться, – это ссылка за измены и разврат.

Юния в ужасе вскрикнула и закрыла лицо руками. Еще недавно Агриппинилла вложила бы в свой взгляд надменное удовлетворение, но сейчас она посмотрела на нее с участием и тревогой.

– Все не так страшно. Но Ливилла будет продолжать считать меня твоим врагом, она в гневе отреклась от нас ради любви к тебе, и я выгнала ее. Своей горячностью она могла испортить мне игру.

Агриппинилла поправила выбившуюся из прически прядь, отпила вина и вдруг заметила, с каким нервным напряжением Юния ждет продолжения. По щекам разлилась мертвенная бледность, заострились скулы, брови слились в одну тонкую черту, и Агриппинилла поспешно отвела взгляд от ее изменившегося лица, вспомнив истинное имя, которым назвал ее Фабий Персик, – Мегера.

– Она убежала в слезах, эти глупые гусыни принялись галдеть, будто спасали Рим, но я их успокоила. Я сказала, что напишу сама, но при одном маленьком условии, – Агриппинилла постаралась сказать это как можно спокойней и не выдать невольного испуга от внезапной метаморфозы Венеры.