Чезар - Артем Михайлович Краснов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наше сознание и разум — две части одного поплавка. Он пляшет на водяной глади, разделяющей два мира, один из которых мы знаем и видим (по крайней мере, думаем, что знаем и видим), а другой дан нам по ту сторону внутреннего телескопа и уходит в удивительные недра, для которых ещё не придумано названий. Порой кажется, что эти миры соревнуются друг с другом и законы их настолько противоположны, что они не могут быть целым. Однако один мир является манифестацией другого, равно как верно обратное. Их взаимное влияние опосредовано, но оно существует. Кипение на смычке этих двух сред и есть человек. Он является фронтом борьбы и чувствует это напряжение постоянно.
Сознание — это и есть смерть, сказал как-то Лис. Тогда я не понял, сейчас же всё стало очевидно. Все наши мысли и переживания, относящиеся к внешнему миру и своему телу, являются основой наших личностей, но под ними есть пространство, принадлежащее другой реальности, которую можно называть смертью, а можно — сознательностью. Она очищена от всего, что выражается словами. Там нет времени и пространства, поэтому там всё уже случилось и есть ответы на все вопросы. Где-то на подспудном уровне наиболее чувствительные из нас ощущают мощь этой реальности, но не всегда могут выразить — у нас просто нет ещё нужного алфавита.
Наш мозг дозирует сознательность, тем самым вытаскивая нас из смерти в жизнь, но в то же время делая ограниченными. Эта эволюционная особенность нужна человеку, чтобы зацепиться в материальном мире, где сильна деструкция, где он вынужден бороться за существование. Для решения локальных задач выживания избыточная сознательность только мешает, потому что она нелокальна, не связана с местом, с временем или с причинностью. Сознательность является той фундаментальной структурой мира, которая распространяется на всю его историю и протяжённость, и для человека, который греется у костра, чтобы отпугнуть хищников, она чрезмерна и нежелательна, как и сама смерть. Человек, как и любое животное, обречён заботиться о скафандре, который придумала для него природа и который большую часть времени функционирует как биологический робот. Но для человечества и разумной жизни вообще, которая ищет путь через тысячелетия, сознательность даёт ответы на главные вопросы. Ей можно не подчиняться, как можно не читать знаки опасности, но такое игнорирование лишает жизнь импульса, загоняя в тупики и кольца однообразных конфликтов и повторений.
Мир без подпитки чистого сознания может казаться предельно упорядоченным, но он слеп, а слепота ведёт к деградации. Мир без сознания движется лишь по инерции, как волны, как ветер, как песок, рассеивая энергию, увеличивая энтропию. Пусть уколы сознательности порой выглядят хаотичными, дикими, странными, но именно они привносят в жизнь струю, подчиняющую всё финальному порядку — тому, к которому мы придём в конце пути, много миллионов лет спустя. В этом и состоит цель двух миров: мира осязаемого и мира осязающего. Когда-нибудь они станут неразличимы, и в глубине души мы чувствуем это.
Человек — это место, где две структуры замкнулись, породив мощный ток. Иногда мы ощущаем это электричество в себе, но чаще игнорируем, становясь похожи на неживую материю, склонную к повторению одних и тех же алгоритмов. Смерть, вычитая всё земное, освобождает нас из этого плена и даёт ясность, но чаще всего это случается слишком поздно. Однако человек не лишён возможности привносить эту ясность ещё при жизни, и, возможно, в этом и состоит цель человеческой породы — усилить взаимное проникновение двух миров, материи и сознания.
Эти два мира существуют параллельно и всё же проникают друг в друга. Материальный мир не таков, каким мы его представляем. Наши впечатления о нём разлиты по пресс-формам, которые определяет сознание, и то, что мы видим, является отражением не только материи, но и самого нашего духа. Мы одинаково близки к внешней оболочке мира и к его глубинным структурами, потому что являемся шипом, протыкающим эти две основы насквозь. Мы не знаем о мире практически ничего, и в то же время нам доступно исчерпывающее знание о нём. Мы похожи на чтецов, которые пропустили первые страницы, но которым доступен финал книги, её самая сокровенная часть.
Любое озарение является формой смерти, которая не равна небытию, как раз наоборот: смерть — это погружение в то первичное бытие, существовавшее ещё до Большого взрыва, когда запустилась вся цепь противоречий.
Мы — агенты сближения двух миров, кажущихся враждебными, но одновременно и взаимосвязанными, как несчастливая семейная пара. И мы можем увеличить количество отведённого ей счастья. Материя кажется всевластной, но лишь вблизи: с высоты полёта истории можно заметить, как дух постепенно оформляет её, но делает это способом, для которого человек ещё не придумал названия (ближе всего был Гегель), потому что не замечает удивительных свойств жизни или принимает их как данность. Осмысленна эволюция, и она тоже слушает музыку смерти.
Мы способны обострить в себе эту разновидность слуха. Мы является линзой сознания, которое порой кажется пассивным, потому что никогда не действует напрямую: оно идёт окольным путём, ждёт, зреет, терпит и всегда достигает цели. Но замечают это только самые наблюдательные.
Человек не может ставить себя в ранг исключений. Все задуманные нами трансформации должны быть продолжением природы, а не её концом, ведь мы лишь одно из её многочисленных преломлений. Мы продолжаем начатое ей дело, и попытки чрезмерно возвеличить человеческий род приведут лишь к его самоистреблению.
Все имеют право на жизнь и все умирают, и поэтому многие считают жизнь бессмысленной. Но это не так. Разница между жизнями в том, что одни порождают новую ветвь эволюции, а другие заводят в тупики. И человеку дана возможность выбирать, с кем он.
Первые часы пробуждения после транса меня тяготило собственное тело, будто вся одежда
