Бабель - Ребекка Ф. Куанг

Подземный ход оказался довольно длинным. Робин потерял счет расстоянию, которое они прошли; должно быть, около мили. Он задавался вопросом, насколько обширной была сеть — время от времени они проходили мимо разлома в туннеле или двери, встроенной в стену, что наводило на мысль о большем количестве скрытых входов по всему университету, но Энтони вел их дальше без комментариев. Робин предположил, что это были одни из многочисленных секретов Гермеса.

Наконец, проход снова сузился, так что идти можно было только в одну шеренгу. Энтони шел впереди, держа свечу высоко над головой, как маяк. Летти шла чуть позади него.

Почему ты?» — тихо спросила она. Робин не мог понять, хотела ли она быть сдержанной, но тоннель был настолько узким, что ее голос донесся до конца шеренги.

«Что ты имеешь в виду?» — пробормотал Энтони.

«Тебе нравилось в Бабеле,» сказала Летти. Я помню, ты проводил для нас ознакомительную экскурсию. Тебе там очень нравилось, и они тебя обожали».

«Это правда,» сказал Энтони. В Бабеле ко мне относились лучше, чем когда-либо».

«Тогда почему...»

«Она думает, что дело в личном счастье», — вмешался Рами. Но Летти, мы уже говорили тебе, что не важно, насколько мы были счастливы лично, дело в более широкой несправедливости...

«Я не это имела в виду, Рами, я только...»

Позволь мне попытаться объяснить, — мягко сказал Энтони. Накануне отмены рабства во всех колониях мой хозяин решил, что хочет собрать вещи и вернуться в Америку. Там, видите ли, я не стал бы свободным. Он мог бы держать меня в своем доме и называть своим». Этот человек называл себя аболиционистом. Он годами осуждал общую торговлю; казалось, он просто считал наши отношения особенными. Но когда предложения, которые он публично поддерживал, стали законом, он решил, что не сможет вынести жертву потери меня. Поэтому я пустился в бега и нашел убежище в Оксфорде. Колледж принял меня и прятал до тех пор, пока я не был юридически объявлен свободным человеком — не потому, что их очень заботила отмена смертной казни, а потому, что профессора Бабеля знали мою ценность. И они знали, что если меня отправят обратно в Америку, они потеряют меня для Гарварда или Принстона».

Робин не мог разглядеть лицо Летти в темноте, но он слышал, как участилось ее дыхание. Он подумал, не собирается ли она снова заплакать.

Добрых хозяев не бывает, Летти, — продолжал Энтони. Неважно, насколько они снисходительны, насколько милостивы, насколько заинтересованы в твоем образовании. В конце концов, хозяева остаются хозяевами».

«Но ты же не веришь в это в отношении Бабеля», — прошептала Летти. Правда? Это просто не то же самое — они не порабощали тебя — я имею в виду, Христос, у тебя было общение...

Ты знаешь, что сказал хозяин Экиано, когда его освободили от рабства? мягко спросил Энтони. «Он сказал ему, что через некоторое время у него будут свои рабы».

Наконец, туннель закончился ступенями, покрытыми деревянной доской, сквозь которую струился солнечный свет. Энтони прижал уши к планкам, подождал мгновение, затем отпер доску и толкнул. «Поднимайтесь».

Они вышли на залитый солнцем двор перед старым одноэтажным кирпичным зданием, наполовину скрытым за массой разросшегося кустарника. Они не могли уйти слишком далеко от центра города — до него было не больше двух миль, — но Робин никогда раньше не видел этого здания. Его двери выглядели заржавевшими, а стены почти заросли плющом, как будто кто-то построил это место, а потом забросил его несколько десятилетий назад.

Добро пожаловать в Старую библиотеку». Энтони помог им выбраться из туннеля. Даремский колледж построил это место в четырнадцатом веке как переполненное помещение для хранения старых книг, а потом забыл о нем, когда получил финансирование на строительство новой библиотеки ближе к центру города».

«Только Старая библиотека?» — спросила Виктуар. «Никакого другого названия?»

«Ни одного, которое мы используем. Название обозначило бы ее важность, а мы хотим, чтобы ее не заметили и забыли — что-то, что вы пропустите, когда увидите в записях, что-то, что легко перепутать с чем-то другим». Энтони приложил ладонь к ржавой двери, что-то пробормотал себе под нос, а затем толкнул. Дверь с визгом распахнулась. «Входите.»

Как и Бабель, Старая библиотека была гораздо больше внутри, чем можно было предположить по ее внешнему виду. Снаружи она выглядела так, как будто могла вместить максимум один лекционный зал. Внутреннее же помещение могло бы быть первым этажом библиотеки Рэдклиффа. Деревянные книжные полки исходили из центра, а еще больше выстроились вдоль стен, которые волшебным и противоречивым образом выглядели круглыми. Все полки были тщательно промаркированы, а на противоположной стене висел длинный пожелтевший пергамент с описанием системы классификации. Недалеко от входа находилась полка с новыми поступлениями, на которой Робин узнал несколько книг, которые он тайком брал для Гриффина в течение последних нескольких лет. На всех них были выцарапаны серийные номера Бабеля.

Нам не нравится их система категоризации, — объяснил Энтони. Она имеет смысл только в латинице, но не каждый язык можно так легко латинизировать, не так ли? Он указал на коврик возле двери. Вытрите обувь, нам не нравится, когда между полками остается грязь. А вон там есть стойка для ваших пальто».

Ржавый железный чайник непонятным образом свисал с верхней перекладины вешалки. Робин с любопытством потянулся к нему, но Энтони резко сказал: «Оставь это».

Извини, а для чего он?

«Явно не для чая». Энтони повернул чайник к ним, чтобы показать дно, на котором виднелся знакомый серебристый блеск. Это система безопасности. Она свистит, когда кто-то, кого мы не знаем, приближается к библиотеке».

«С какой парой слов?

«Разве вы не хотели бы знать? Энтони подмигнул. «Мы обеспечиваем безопасность, как в Бабеле. Каждый придумывает свои собственные ловушки, и мы не рассказываем другим, как это делается. Самое лучшее, что мы установили, это гламур — он не дает звуку выходить из здания, а значит, никто из прохожих не может подслушать наши разговоры».

«Но это место огромное,» сказал Рами. Я имею в виду, вы не невидимы — как же вы остаетесь незаметными?

«Самый старый трюк в мире. Мы спрятаны на виду у всех». Энтони повел их дальше в библиотеку. Когда Дарем вымер в середине шестнадцатого века, и Тринити получила его собственность, они упустили из виду дополнительную библиотеку