Вавилонский голландец - Макс Фрай

В библиотеке что-то упало, раздался длинный скрежет.

Магдала встрепенулась, чуть не выронила чашку (так с нею и дремала, вон и лужица на полу, ох…) и поняла, что ей очень страшно. И что высидеть еще хотя бы минуту здесь одной – никак невозможно. Она дернула дверь.

Библиотека была пуста.

То есть ящики с книгами стояли на месте, но ни детей, ни противного скрипучего старика-француза не было. Роза зачем-то высунулась по плечи в большой иллюминатор. Пахло морем и чем-то еще, неприятным, совсем не библиотечным.

– Роза!

Хранительница обернулась, лицо у нее было страшное – в черных потеках, глаза белые. Магдала швырнула в нее первым попавшимся под руку свитком и завизжала.

Доктор Омар все делал молча, не меняя печального верблюжьего выражения лица. Накапал Магдале в толстую рюмочку горьких, пахнущих мятой капель. Положил на глаза Розе какие-то примочки, потому что чернила каракатицы хоть и не ядовиты, но все-таки не божья роса. Капли Магдала проглотила, но что капли, когда тебя хватает за плечи страшное чудовище и прокуренным голосом объясняет, что ничего не случилось, а просто дряхлый библиофил, видите ли, обернулся каракатицей и попросил выбросить его за борт – прогуляться перед ужином, но не удержался и вот – забрызгал, понимаете, все лицо чернилами. Магдала кричала так, что на вопли прибежали и доктор Омар (благо, лазарет был неподалеку), и даже синьор Атилла, первый помощник. И все они видели и слышали это безобразие. И главное, все делали вид, что так и надо. Что гнусный старик, обернувшийся противной скользкой каракатицей, – это, конечно, неприятно, но не конец света. Что библиотека, в которой книги исчезают, а взамен появляются давно сгоревшие свитки – это замечательно и нормально! Магдала злилась на Розу, на доктора и на Атиллу. И ей было очень стыдно. И еще она страшно злилась на себя саму: это надо же, надо же было так глупо попасться на удочку, на спустившийся чуть ли не с небес трап – заходи, девочка, покатаемся по морю, почитаем книжки, фенекиту покушаем…

– Спасибо, доктор, – сказала она, чувствуя, как мятный холод из живота разливается по всему телу. – Я пойду.

И быстро, чтобы не догнала заботливая хищная хранительница, выскользнула за дверь.

От мятных капель доктора Омара сон был скорый, но недолгий. Магдала проснулась и услышала, как наверху вахтенный отбивает склянки. Склянок было много, наверное, полночь. В тепле и тесноте каюты, под одеялом, на чистой льняной простыне Магдала сейчас не чувствовала уже ни страха, ни злости. Но лежала, настороженно прислушиваясь, как в чужом дому: что происходит?

А происходило вот что: плескалась вода, потрескивало что-то в обшивке, иногда слышался тонкий зудящий электронный звук, проницавший переборки: работала какая-то корабельная техника. Порт поблизости промышленно гудел и лязгал, но Магдале было слышно не это.

Полузакрыв бессонные глаза, она ловила шуршание, тихий дощатый скрип, веерный треск древней бумаги, волну ладанного запаха старины.

И еще какой-то был во всей этой полуночной возне призвук: покашливание? кряхтенье? Как будто кто-то в толстых овечьей шерсти носках проходил туда-сюда, то под самой дверью, то наверху, то даже внизу – в машинном отделении, что там делать в носках-то? И, проходя, покашливал и покряхтывал по-стариковски.

Это корабль, решила Магдала. По ночам переделывает библиотеку. Это уму непостижимо, подумала она и заснула снова, не дождавшись следующей склянки.

Утро было деловое. Никто на Магдалу не косился, никто ни о чем не спрашивал, даже доктор Омар о здоровье не осведомился, хотя палец к запястью все-таки приложил. Розы за завтраком не было, и Магдала решила, что в библиотеку не пойдет. Тем более что капитан синьор Бек, встретив ее на пути в кают-компанию, посоветовал сегодня же купить себе туфли, потому что завтра во второй половине дня их миссия в Александрии заканчивается и не позже трех часов пополудни «Морская птица» снимется с якоря, а тогда туфли будут поджидать Магдалу уже бог знает в каком другом порту.

Магдала не очень понимала, что за дело капитану Беку до ее туфель, да она и не собиралась их покупать – вот еще, чужие деньги тратить, – но зато ведь можно выйти в город.

Город, по крайней мере, ничем не оборачивается.

Магдала слишком мало видела городов. Она ошиблась.

Александрия оборачивалась всем и сразу. Цветным веером она раскрылась, едва закончилась припортовая зона: автобусы, мотоциклы, автомобили, вывески, дома, суета. Магдала плыла в потоке, как бумажный кораблик, как папирусный листок, забыв о туфлях, о корабле и вообще о многом. Она не боялась. И чужой город не звал ее. Он ничего не обещал и не рассказывал, но показывал многое – пестрое, красивое, даже захватывающе прекрасное, как огромное здание под стеклянной крышей неподалеку от порта. Магдала спросила, что это, ей объяснили: «Новая библиотека», «Александрина», и девушка озадаченно нахмурилась – и тут библиотека, да что ж такое, никуда не денешься! Здание сверкало под солнцем, вокруг него зеленели пальмы, сквозь косую крышу видны были залы и коридоры, полные людей. Магдала, впрочем, туда не собиралась, ей хватало и той библиотеки, что на «Морской птице». Она двинулась себе дальше, не думая о том, что будет. Не книги и не корабли сейчас жили в ней, а город.

И город это понял. Он вовремя подал ей автобус, проводил ее в кофейню (уж на кофе-то у меня найдется, сурово подумала Магдала, откладывая в кошельке корабельные наличные в сторону от своих сбережений и того, что дал Пай-Пай на дорогу). Вспомнив о Пай-Пае, Магдала и тут быстро договорилась с городом, он показал ей сразу пять почтовых киосков на одной шумной площади. Магдала с важным видом купила карточку – заплатить за телефон. Правда, Пай-Паева машинка осталась на «Птице», значит, разговор придется отложить…

Ей не хотелось возвращаться на корабль. Но, с другой стороны, она не знала, как можно остаться, что делать в этом городе, он не показывал ей ничего из того, что она умела: работать в саду, в огороде, ходить за козой или свинкой, – все это если и было, то не прямо здесь, а где-то за чертой, далеко. А прямо здесь были кофейня, прохладный автобус, телефонная карточка.

И туфли.

Мастерская это была, не большой магазин и даже не маленький, а просто лавка, переносной шатер прямо на углу. Прохожие шли, а Магдала остановилась.

Туфли были такого же цвета, что и ее платье. Совершенно такого же. Светло-голубые, легкие, на невысоком каблучке. Сапожник протянул смуглую жилистую руку, снял их с распялки – Магдала и слова сказать не успела. «Меряй, девочка», – велел сапожник. Не старый и не очень молодой, желто-зеленые глаза улыбаются, усы под носом торчком: «Меряй, девочка».