День восьмой - Торнтон Найвен Уайлдер

– Софи…

– Да, Роджер?

– Ты хочешь пойти со мной в церковь на утреннюю службу в Рождество?

– Да.

– Как мы всегда ходили с папой, да? Ты, я и Конни. Открою тебе небольшой секрет: Лили прислала вам очень красивые платья (мама дала ей ваши мерки). А на следующий день мы с тобой поедем к Беллам, повидаемся со всеми, так что сейчас давай-ка ложись и как следует выспись.

– Хорошо, договорились.

– Я оставлю дверь приоткрытой, как делал папа, помнишь?

– Да.

Утром рядом с его дверью стоял медный тазик с горячей водой. Закончив бриться, Роджер пристально вгляделся в зеркало, которое так часто отражало лицо отца. Зеркала ничего не скрывают, им даже невдомек, что мы – тут. Т.Г. обычно говорил, что Вселенная похожа на зеркало: так же пуста. До него донесся запах кофе и жареного бекона. В комнатах сестер слышалось движение. Он вышел в холл и громко всех оповестил:

– Ванная свободна! Кто последний – тот бизон.

Констанс с визгом выскочила из своей комнаты:

– Папа приехал!.. в смысле – Роджер здесь.

Мать уже позавтракала и присоединилась к сыну, но слова не шли. Кроме того, к ней вернулась хрипота, да ей и нечего было ему сказать. Она просто гордилась этим молодым человеком, сейчас для нее – незнакомцем.

– Мне надо увидеться сегодня с мисс Дубковой и доктором Джиллисом, – заговорил Роджер. – Лили передала им подарки.

– Я пригласила их на ужин.

– Вот и замечательно! Я, может, немного задержусь: после обеда мы с Порки поднимемся на холм Херкомера. Его дед хочет поговорить со мной. Вечером я собираюсь навестить миссис Лансинг. У тебя найдется что-нибудь в качестве рождественского подарка?

– Конечно: марципаны и имбирное печенье я заверну в красивую бумагу.

За столом к ним присоединились девочки, и Констанс, как всегда, говорила без умолку.

К половине одиннадцатого, когда Фелисите растопила печь, в ателье мисс Дубковой, предварительно постучав, вошел Роджер. Девушка сидела за стойкой: прямая, строгая, собранная, как школьная учительница… нет, как монахиня. Возле печи, открыв книгу, сидела ее сестра Энн (как сестры договорились заранее, заткнув уши ватой).

Роджер и Фелисите посмотрели друг другу в глаза. Им сразу стало понятно: сейчас произойдет что-то важное, – и что бы это ни было, оно будет касаться их обоих. Первой, понизив голос, заговорила Фелисите:

– Мне нужно тебе кое-что сообщить. Ты знаешь, что наши отцы часто вместе работали, а твой имел несколько изобретений. Так вышло, что моя мать получила за их использование деньги, и чувствует себя от этого несчастной, не хочет владеть ими ни дня. Даже решила в банк их не отдавать: просто обналичила и спрятала у себя в комнате. Ей сначала пришла мысль пойти к вам в «Вязы» и отдать их мисс Эшли, но потом она сообразила, что та откажется от них и наверняка очень рассердится.

Девушка замолчала и внимательно посмотрела на него.

– Да, думаю, она была права.

– Когда мама узнала, что ты в Коултауне, у нее будто камень с души упал: за один день изменилась до неузнаваемости. Она собирается вручить их тебе, когда сегодня вечером придешь к нам. Вот я и подумала, что должна предупредить тебя, чтобы ты был готов.

– Нисколько не сомневаюсь, что эти изобретения в равной степени принадлежат и твоему отцу.

– Мама говорит, что его доля была ничтожно мала. – Фелисите слабо улыбнулась. – Она хотела бы попросить десять процентов, чтобы раздать их сиротам.

Роджер, не в силах усидеть на месте, вскочил и заходил по комнате.

– Надо же, изобретения приносят доход… Отец, конечно, знал, что на них можно заработать, но ничего для этого не предпринимал.

– Так ты заберешь деньги?

– Да, и положу в банк. Мы с тобой будем их контролировать, а когда придет время, заплатим ими за образование для наших сестер. Если бы отец сейчас был здесь, то наверняка захотел бы разделить их поровну. Именно это я и скажу миссис Лансинг. О чем еще ты хотела поговорить со мной?

Выражение лица Фелисите изменилось: губы сжались в ниточку, взгляд стал умоляющим. Сложив перед собой руки на стойке, она выдавила:

– Роджер, есть еще кое-что, ужасное. Когда встретила тебя в поезде, я еще была не уверена в этом, но сейчас сомнений нет. Вспомни, что всегда делал твой отец, когда стрелял из ружья?

– Ты о чем? Что ты хочешь этим сказать?

– Постарайся вспомнить! Что помогало тебе сосредоточиться?

– Счет. Он считал.

– И постукивал в такт носком левой ноги, всегда в одинаковом ритме, приговаривая: «Раз, два, три! Огонь!»

– И что?

Фелисите молчала, бледная как полотно, в упор глядя на него, потом шепотом произнесла:

– Помоги мне.

Неожиданно Роджер понял, что она хотела сказать.

– Как раз в тот момент кто-то мог выстрелить!

– Из дома. Из окна на верхнем этаже.

– Но кто? Кто это был, Фелисити?

– Тот, кто знал о его привычке вести отсчет.

– Я? Ты? Но мы были на пикнике в Мемориальном парке, а Джордж и вовсе уехал из города.

Она заговорила быстро, но ясно и четко.

– Несколько недель подряд отец был очень серьезно болен. Мама каждую ночь сидела у его постели. Иногда, во время приступов боли, он начинал кричать, швыряться предметами, сбрасывал все с тумбочки. Джорджу тогда казалось, что отец бьет маму, и он целыми ночами бродил вокруг дома, как зверь, и буквально сходит с ума. Отец ни за что не ударил бы маму, но так страдал от боли, что иногда грубо бранился и обзывался. Мама понимала, что с ним происходит, а вот Джордж – нет. Потом отца стала преследовать навязчивая идея, что он должен застрелить твоего отца. Джордж сказал мне, что слышал это собственными ушами. Конечно, отец не собирался это делать, просто страдал от болей. Ты меня понимаешь? Джордж застрелил его, чтобы защитить маму и спасти жизнь твоему отцу.

Роджер медленно поднялся.

– Должно быть, так оно и произошло.

– Погоди! Джордж ни за что не допустил бы, чтобы твоего отца арестовали: он просто ничего не знал о процессе. В ту же ночь он на каком-то товарном поезде сбежал из города, но случайно упал, сильно ударился головой и от травмы на несколько месяцев потерял память. О, Роджер, Роджер! Помоги мне!

Молодой человек быстро подошел к Энн и потряс ее за плечо. Та вытащила вату из ушей.

– Подай стакан воды.

Они оба молча наблюдали, как Фелисите глотает воду. Энн еще ни