Выше головы! - Расселл Джонс

Этому учили с самого детства. Это выражалось во всём — и в любви, и в работе, и в политической жизни, и в отдыхе. Я получил эти нормы дважды: с фальшивой протопамятью и потом, во время обучения. Мне неоткуда было узнать о другом образе жизни, разве что из историй о прошлом, но они было отцензурированы до блеска, так что большая часть «привычного зла» осталась за кадром. И я просто не представлял, как всё было на самом деле.

Почему же я решил, что ко мне будут относиться иначе? Почему готовился к использованию моего тела и моего сознания даже тогда, когда никто не делал ни малейшей попытки заставить меня?! Я ведь всерьёз был уверен, что так и будет! Я полностью поверил Леди Кетаки, хотя она шутила — и была уверена, что я пойму, как это смешно! Но я поверил. Из-за кнопки? Я нервничал и психовал из-за этого, но, в самом деле, не настолько же!

Тут было что-то другое, что изменило меня в эту сторону и заставило принять такое положение вещей. Может быть, это участие в деле о маньяке — когда я воочию убедился, что Администрация может и позволяет себе лгать. Или заговор, по итогам которого на станцию переселился Просперо Мид и прочие трудные граждане на «Тильде». Или мысли о том, что меня обманывали с самого начала, с самого первого глотка воздуха и даже раньше.

На самом деле ничему нельзя было доверять. Ничему и никому. Даже себе.

Ключицы

Стук подошв, дыхание товарищей по команде, мяч, за которым надо неотрывно следить, и двигаться, двигаться, двигаться, и не думать ни о чём-то другом, кроме игры, — я часто читал, что «спорт лечит», но в этот раз он оказался панацеей. Не знаю, чтобы со мной было без утренней тренировки!

После ночных приключений я не мог спать. Я не мог есть. Я просто не знал, куда себя девать и что с собой делать! Уж точно не идти в спецотдел. Определённо, я был не способен заниматься чьими-либо чувствами — со своими бы разобраться!

Утенбаева отпустила без расспросов. Молчаливые ремонтники оказали как нельзя кстати.

Никогда ещё мне не было так. Я даже не смог бы подобрать слова, чтобы объяснить своё состояние… Разочарование? Облегчение? Досада?

В первые дни работы в спецотделе — именно работы, а не просто присутствия — я обнаружил, что ничего не знаю о чувствах окружающих людей. И дело не в том, чтобы предугадывать их. Я осознал, что это — одна из стихий, с которой ничего нельзя поделать. Есть силы, которые даже выше тех, кто их породил.

«Надо смириться. Нечего и думать о том, чтобы управлять этим цунами!»

Поначалу, когда я смотрел на «романтичные снимки», сделанные «поклонницами», я считал, что меня там нет. Есть оболочка, есть внешность, есть определённые места (например, ключицы), куда им нравилось смотреть. Но меня там не было. Как будто я исчезал из реальности — оставалась только оболочка.

«Интересно, камрад Кетаки тоже видела меня таким?»

В действительности это был именно я. Это всё, что у меня было, и это всё, чем я был. Поступки и внешность. Нельзя было разделить, невозможно было заставить окружающих оценивать меня через глубину моих душевных страданий. В ключицах было больше меня, чем в воспоминаниях, потому что воспоминаний никто не видел. Мой богатый внутренний мир оставался не более чем активностью нейронов. А вот то, что созерцали другие люди… А главное, как они поступали.

«Какие выводы они сделали из увиденного и прочувствованного… Вот она, стихия!»

Глава Станции, например, сначала поселила меня в своём блоке, чтобы всегда иметь под рукой и перед глазами. Может быть, когда она лежала в постели, ей было приятно думать, что я совсем рядом, за стенкой. Может быть, ей это помогало получить удовлетворение.

Бидди Жигина, чтобы обрести иллюзию нашего «единения», как она это называла, надевала комбинезон андроидов А-класса и так ходила на работу. Воображала, что она — андроид, что у неё есть кнопка, и нет прав. Что касается окружающих, то они делали вид, что всё в порядке.

…Представив это, я с такой силой бросил мяч, что он отрикошетив от обода корзины, улетел на самый верх трибун, а дедушка Ким присвистнул — то ли от восторга, то ли от досады.

Опершись о колени, я склонился, чтобы отдышаться — и скрыть покрасневшее лицо. И десяти часов не прошло с той встречи у лифтов, а меня продолжало потряхивать.

«А ещё я в нём иногда сплю», — добавила Бидди, зардевшись. В тот момент я с благодарностью вспомнил уроки доктора Утенбаевой и практику в спецотделе: если бы не навыки скво, я бы сказал что-нибудь неправильное. И наверняка бы травмировал её психику какой-нибудь резкостью. Но после многочисленных признаний и девичьих слёз подобные глупости заставили меня разве что скрипнуть зубами.

Впрочем, первые десять минут я был твёрдо уверен, что она — «ашка». Я до того свыкся с предстоящим разоблачением, до того уверился, что мне наврали, и на самом деле всё не так, что банальная правда казалась абсолютно недостоверной.

Просто девушка? Просто влюблённая? Просто нацепившая комбо?! Да хватит уже, сколько можно!

Я даже проверил её затылок. Кнопки не было, но это ничего не означало. Я был готов поверить во что угодно. Я не верил ничему. Её могли обойти с этой «операцией». Если они пренебрегли запретом на искусственных женщин, что им мешало наплевать на требования безопасности?!

Тогда-то, пока я аккуратно ощупывал её волосы сзади, она и поняла, что происходит, как это всё выглядит со стороны — для меня. Что я вижу, кем её считаю, что думаю по этому поводу… Она страшно смутилась! Лобик скукожился, уголки рта опустились книзу, и дрожащим голоском она попросила логоса показать фотографии, где она с братом.

Логос послушался, использовав в качестве экрана дверь лифта-вагона, который ночью был выключен.

Тут меня ждал второй сюрприз: представилась-то она сразу, но я, хоть и услышал фамилию, решил, что это «легенда». И никак не соотнёс милую, слегка пухлую девочку с фарфоровым личиком — и верзилу-центрфорварда из пригласившей меня команды!

Можно было бы заупрямиться, ведь снимки легко подделать! Всё можно подделать! Но я уже понял, что она просто человек. И не по фотографиям, где она «висела» на плечах своего добродушно ухмыляющегося толстогубого братца — по тому, как она смотрела на мой знак, прикрепленный к простому комбо. Ещё секунда и погладит…

Погладила — кончиками пальцев. Будто не веря, что я тут стою.

И всё стало на свои места. В реакциях влюблённых женщин я теперь разбирался! Лишь для проформы спросил, почему она не обратилась к Утенбаевой — и вообще не поступила так, как поступали другие. Ведь можно было и на приём записаться, и в студию походить…