Золотой дождь - Джон Гришем

Нет, Клифф не умер. Покалечен только. Но он жив.

Нужно все-таки набраться мужества и зайти в квартиру.

Постепенно в голове проясняется, и горло мое сжимают ледяные пальцы страха. Я молю Бога, чтобы Клиффа вынесли на носилках, я готов сам везти его в больницу, дежурить у его койки. Я вдруг готов все отдать, лишь бы он жил. С живым, пусть и психопатом, я с ним справлюсь. Давай же, Клифф! Очухайся, старина! Воспрянь и иди.

Господи, ну не мог же я в самом деле убить его!

Толпа сгущается, полицейский тщетно оттесняет зевак подальше.

Я теряю ощущение времени. Появляется фургончик коронера [16], и в толпе зевак возникает настоящий ажиотаж. Клиффа не увезут на «скорой». Клиффа отправляют прямиком в морг.

Я приоткрываю дверцу и, стараясь не привлекать внимания, тихонько блюю прямо на рядом стоящую машину. Меня никто не слышит. Я утираю рот и незаметно ввинчиваюсь в толпу. «Все-таки он её прикончил», — говорит кто-то. Полицейские беспорядочно снуют между домом и машинами со включенными мигалками. Я в пятидесяти футах от подъезда, затерявшийся в море лиц. Полицейские отгораживают весь угол дома желтой лентой. Время от времени окна квартиры Райкера озаряют яркие вспышки — там идет съемка.

Мы терпеливо ждем. Я должен увидеть Келли, хотя и бессилен хоть чем-нибудь помочь ей. В толпе проносится новый слух, на сей раз точный. Клифф мертв. Похоже, Келли его убила. Я слушаю, навострив уши — я должен знать, не замечал ли кто-нибудь незнакомца, вошедшего в дом незадолго до криков и скандала. Я медленно брожу посреди толпы, прислушиваясь ко всем разговорам. Нет, ничего заслуживающего внимания, я не слышу. Повинуясь позыву желудка, я скрываюсь в кустах и меня жестоко выворачивает.

Из подъезда доносится шум, и на порог выходит, пятясь, санитар с носилками. Тело завернуто в прозрачный мешок. Его осторожно заносят в фургон коронера и увозят. Через пару минут двое полицейских выводят Келли. Она растеряна и испугана. По счастью, её руки не скованы наручниками. Она успела переодеться — на ней джинсы и куртка с капюшоном.

Келли усаживают на заднее сиденье патрульного автомобиля, который сразу отъезжает. Я возвращаюсь к своему «вольво» и еду в полицию.

Я представляюсь дежурному сержанту, поясняю, что мою клиентку только что арестовали, и настаиваю на своем праве присутствовать при допросе. Я держусь уверенно и дерзко, и сержант, не выдержав напора, кому-то звонит. Появляется ещё один сержант и проводит меня на второй этаж в комнату для допроса, где сидит Келли. Детектив по фамилии Смазертон присматривает за ней через одностороннее стекло. Я даю ему свою визитку. От рукопожатия он отказывается.

— Шустрые вы ребята, — презрительно цедит он.

— Она вызвала меня сразу после того, как позвонила в полицию. Что вам известно?

Мы оба смотрим на Келли через стекло, прозрачное только с нашей стороны. Она утирает глаза салфеткой.

Смазертон хмыкает; по всему чувствуется, что он ещё не решил, как со мной объясняться.

— Мужа её мы нашли на полу с раскроенным черепом. Похоже, его огрели бейсбольной битой. По словам его жены, у них все шло к разводу, она прокралась домой, чтобы взять свою одежду, он неожиданно вернулся и вспыхнула ссора. Он был подшофе, ей каким-то чудом удалось завладеть битой, и вот теперь он в морге. Вы занимаетесь их разводом?

— Да. Я привезу вам копию заявления. На прошлой неделе судья издал предписание, запрещающее Райкеру приближаться к ней. Он несколько раз избивал её чуть ли не до смерти.

— Да, мы видели синяки. Ничего, если я задам ей несколько вопросов?

— Да, конечно. — Мы входим в комнату вместе. Келли удивлена мне, но старается вида не показывать. Мы вежливо, как подобает адвокату и клиенту, здороваемся. К Смазертону присоединяется Хамлет, ещё один сыщик в штатском, который принес магнитофон. Я, понятно, не возражаю. Однако, дождавшись, пока он включит магнитофон, я перехватываю инициативу.

— Для протокола — меня зовут Руди Бейлор. Я адвокат и представляю интересы Келли Райкер. Сегодня понедельник, 15 февраля 1993 года. Мы находимся в центральном полицейском управлении Мемфиса. Мое присутствие здесь объясняется тем, что примерно без четверти восемь вечера мне позвонила моя клиентка. По её словам, она только что вызвала полицию. И ещё она сказала, что, похоже, муж её мертв.

Я киваю Смазертону — дескать, можете теперь продолжать, а он мечет на меня испепеляющий взгляд. Полицейские на дух не выносят адвокатов, но сейчас мне на это наплевать.

Смазертон начинает со стандартных вопросов про Келли и Клиффа — даты рождения, когда был заключен брак, место работы, наличие детей и тому подобное. Келли терпеливо отвечает, но вид у неё отсутствующий. Лицо её уже приобрело привычные очертания, но левый глаз по-прежнему разукрашен иссиня-черным синяком. И бровь заклеена. Выглядит она насмерть перепуганной.

Сцены избиений она описывает в таких подробностях, что мы невольно стискиваем зубы. Смазертон отправляет Хамлета в архив, где хранятся данные о трех предыдущих арестах Клиффа за нанесение побоев жене. Но Келли рассказывает о тех случаях, когда в полицию не обращалась, и которые нигде не фиксировались. О том, как муж отделывал её бейсбольной битой, и как однажды сломал ей лодыжку. Как, боясь сломать кости, лупил её кулаками.

Она переходит к рассказу о последнем случае, после которого терпение её вконец иссякло и она решила подать на развод. Говорит она очень убедительно, потому что до сих пор все сказанное — чистая правда. Меня тревожат только сегодняшние события.

— А почему вы сегодня вернулись домой? — спрашивает Смазертон.

— Чтобы забрать одежду. Я была уверена, что его не застану.

— А где вы были в последние дни?

— В приюте для женщин, подвергшихся избиениям.

— Как он называется?

— Я бы не хотела это говорить.

— Но он здесь, в Мемфисе?

— Да.

— А каким образом вы попали домой?

Сердце мое уходит в пятки, но Келли уже предвосхитила этот вопрос.

— Приехала на своей машине, — отвечает она.

— Какая у вас машина?

— «Фольксваген-рэббит».

— Где она сейчас?

— На стоянке возле дома.

— Можем мы на неё взглянуть?

— Только после меня! — перебиваю я, вспоминая, что присутствую здесь как адвокат, а не соучастник преступления.

Смазертон щерит зубы. Жаль, что взгляды не могут убивать.

— Каким образом вы попали в квартиру?

— Отомкнула дверь собственным ключом.

— Что вы делали после того, как вошли?

— Я сразу пошла в спальню и начала собирать одежду. Набила своим бельем несколько наволочек и перетащила платья в столовую.

— Сколько времени вы провели в квартире до прихода мистера Райкера?

— Минут десять, не больше.

— И что было потом?

Я вновь вмешиваюсь.

— Она не должна отвечать на этот вопрос, прежде чем я сам не переговорю с ней. Все, на этом допрос окончен. — Я решительно протягиваю руку и нажимаю красную кнопку «стоп». Запись прекращается. Смазертон с недовольным видом просматривает свои записи. Возвращается Хамлет с распечаткой из досье Клиффа, и они изучают его, склонив головы. Мы с Келли старательно отводим друг от друга глаза. Зато наши ноги соприкасаются под столом.

Смазертон пишет что-то на листе бумаги и вручает его мне.

— Уголовное дело придется открыть, но заниматься им будет прокуратура, отдел бытовых преступлений. Обвинитель там дама по имени Морган Уилсон.

— Так вы её задерживаете?

— У меня нет выбора. Я не имею права её отпустить.

— А обвинение?

— Простое убийство.

— Отпустите её под мое поручительство.

— Я не имею права, — огрызается Смазертон. — Как будто сами не знаете. Что вы за адвокат?

— Тогда отпустите её по залог.

— Ничего не выйдет, — отвечает он, обескураженно глядя на Хамлета. — У нас труп на руках. Решение примет судья. Убедите его, что она не преступила допустимой самозащиты — и она свободна. Я же должен исполнить свой долг.

— Меня сажают в тюрьму? — жалобно спрашивает Келли.

— Да, мэм, у нас нет другого выхода, — говорит ей Смазертон, почти сочувственно. — Если ваш адвокат не зря ест свой хлеб, то завтра он вас вызволит. Под залог, разумеется. Я же не имею права вас отпустить, как бы мне этого ни хотелось.

Я протягиваю руку и ободряюще треплю Келли по ладони.

— Не волнуйся, все будет в порядке. Завтра я тебя отсюда вытащу.

Келли кивает и сжимает зубы, отчаянно пытаясь не расплакаться.

— Вы можете поместить её в отдельную камеру? — спрашиваю я Смазертона.

— Слушай, умник, тюрьмой не я заправляю, — не выдерживает он. — Можно подумать, что мне больше делать нечего, кроме как с тюремщиками лясы точить. Сам к ним отправляйся — они вашего брата любят.