Ночь без любви - Виктор Пронин

— Тебе нельзя отсюда уходить, — твердо сказала главбух.

— Почему?!

— Потому что твой Сейф пуст.

— Но не съела же я эти пятьдесят тысяч!

— Об этом ты скажешь Следователю, — Зинаида Аркадьевна кивнула в сторону окна — на заводском дворе разворачивалась милицейская машина. Когда она остановилась, из нее вышел высокий человек в длинном черном пальто и шляпе с широкими полями. В руке он держал папку с никелированным замочком. Следователь безошибочно глянул в окно, из которого на него смотрели, и, наклонив голову, вошел в подъезд.

Ну вот, свершилось.

Совсем недавно, еще сегодня утром, один лишь вид Сейфа внушал почтение и острастку. Он олицетворял надежность на этом маленьком участке строительства нового общества. Теперь же, опустошенный и обесчещенный, он являл собой жалкую картину. Все вдруг увидели его дряхлость, ненужную и смешную громоздкость, за которой не стояло ничего, кроме никчемных потуг на значительность. Увидели и ржавчину, и облезлость, и грязь под его чугунными колесиками, и паутину над ним. То, что вчера казалось надежностью и достоинством, сегодня предстало, простите, дурью собачьей. И все мечты о достатке, о красивой жизни, все надежды и упования, которые он возбуждал в душах слабых, глупых и нетерпеливых, тоже оказались дурью собачьей. Может быть, это покажется странным, но происшествие многих отрезвило — они увидели, что их зарплата не настолько значительна, чтобы к ней относиться с почтением. Уж если пятьдесят тысяч могут исчезнуть средь бела дня так легко и просто, то что говорить о сотне — она исчезает, как с белых яблонь дым, сама по себе, без каких бы то ни было усилий со стороны владельца.

Нет-нет, никому крамольный образ жизни не показался более привлекательным, но вот собственная жизнь, которая до сего дня была не так уж и плоха, после печального происшествия в заводоуправлении неожиданно предстала унизительно убогой. Достаточно было вообразить в своем кармане пропавшие пятьдесят тысяч, чтобы дух перехватило от появляющихся возможностей.

А Анфертьев, запершись в лаборатории с безнадежностью думал, что никаких новых возможностей у него не возникло. Что он мог купить за эти деньги?

Написав последние строки, Автор подумал: а не удвоить ли сумму, похищенную Анфертьевым? Все-таки маловато ему досталось, учитывая переживания. Но поразмыслив, решил этого не делать. В конце концов, так ли уж важно, сколько спер Вадим Кузьмич, ведь мы с вами прекрасно знаем, что не потратить ему и этих денег, несчастные пятьдесят тысяч не принесут ему ни радости душевной, ни счастья безоблачного, ни сытости беспросветной. А стащи он из Сейфа сто тысяч, они его попросту раздавят.

Ну да ладно, не будем об этом.

Анфертьева пригласили в кабинет Квардакова понятым. Он обязан был все видеть, понимать, а потом подписать составленный протокол и тем самым придать ему силу юридического доказательства. И Зинаида Аркадьевна тоже вызвалась в понятые. Они сидели рядом у стены и молча смотрели, как оперативные работники обыскивают кабинет. Сам Квардаков сидел тут же, в сторонке, и с интересом наблюдал за происходящим. На лице его застыла скорбная улыбка, глаза от переживаний стали вроде еще ближе друг к другу, ладони он сцепил вместе и зажал коленями. Впрочем, такое вот спокойствие ему удавалось сохранять до того момента, пока один из оперативников не приподнял выступающую плашку паркета. Заглянув в углубление, он подозвал Следователя, который так и не снял широкополой шляпы и длинного черного пальто. Тот подошел, покачал головой, оглянулся на понятых, призывая их к внимательности, взял лежавший под паркетиной Ключ и показал его Квардакову:

— Борис Борисович, как это понимать?

— Впервые вижу! — Квардаков откинулся на спинку стула и схватился руками за сиденье, будто боялся упасть.

Следователь, не говоря больше ни слова, спустился в бухгалтерию, и, пока его не было, все сидели, остро ощущая, как где-то там, внизу, в эти самые секунды проворачивается Ключ в железных лабиринтах Сейфа.

— Подходит, — сказал Следователь, вернувшись.

Потом прошел еще час, еще час, и за это время добросовестный Следователь и его помощники нашли маленькие напильнички в нижнем ящике стола, увидели исцарапанную планку ящика стола, срезали несколько стружек вместе с въевшимися металлическими опилками и сложили их в целлофановые мешочки.

Закончив работу, Следователь сел за стол Квардакова и не торопясь составил подробный протокол обыска, прочитал вслух, отставив на вытянутые руки: видно, глаза его ослабели от многолетней кропотливой работы.

— Понятые, — обратился Следователь к Анфертьеву и Зинаиде Аркадьевне, — прошу вас подписать протокол. Как вы слышали, здесь перечислены наши находки — Ключ, опилки, надфили, описан тайник в паркетном полу, отражено и то обстоятельство, что найденный в тайнике Ключ подошел к замковому устройству Сейфа. Прошу.

Анфертьев приблизился к столу, беспомощно оглянулся на Квардакова. Тот подбадривающе кивнул ему — подписывай, мол, куда деваться, сейчас от тебя ничего не зависит. И Анфертьев подписал, испытывая гадливое чувство к самому себе. Он надеялся, что такое ощущение не придет к нему, но нет, пришло. И осталось. Прислушавшись к себе, Анфертьев убедился — гадливость не исчезла. Потом подписала Зинаида Аркадьевна.

— Нехорошо, Борис Борисович, — сказала она негромко, но напористо. — Я от вас этого не ожидала.

— Что делать, Зинаида Аркадьевна, мне очень неприятно видеть вас огорченной, — вежливо улыбнулся Квардаков.

— Прошу в машину, — прозвучал голос Следователя.

Квардаков, нескладно поднявшись, направился к выходу, почему-то сложив руки за спиной. Проходя мимо Анфертьева, остановился:

— Вадим, ты это… Скажи Свете, что я… Я не виноват. Скажешь?

— Скажу, — кивнул Анфертьев.

— Ты извини, но… Видишь, как получилось… Не можем мы сегодня в театр съездить. Никак не получится. Давай отложим на несколько дней. За это время все выяснится, и мы провернем наше дельце.

Следователь стоял рядом, его лицо в тени широкополой шляпы казалось сочувствующим.

— Боюсь, гражданин Квардаков, что вам не скоро предоставится возможность проворачивать делишки.

— Да? — живо обернулся Квардаков. — Ну, тогда… Вадим, тогда тебе придется съездить без меня. Все равно они тебя ждут. Покажешь снимки, и все сразу станет на свои места. Ни пуха.

— К черту! — ответил Анфертьев.

Анфертьев шел по вечерней Москве медленно и опустошенно. Он хотел выйти с завода вместе со Светой, но в последний момент обнаружил, что ее уже нет, ушла. Это его уязвило, он думал, что ей будет интересно обсудить с ним подробности происшествия, прикинуть дальнейшие события. Кроме того, он надеялся просто побыть со Светой, поговорить с ней, попытаться сгладить, убить в себе неприятное чувство, оставшееся после обыска у Квардакова. И еще ему нужно было убедиться, что Света ничего не подозревает, что между ними, как и прежде, все в порядке и, кто знает, может быть, им удастся в этот вечер уединиться в ее комнатке за плотными шторами, за тяжелой дверью, отгораживающей их от остальной коммуналки. Но это было бы слишком хорошо, так не бывает. Смирившись, Анфертьев надел плащ и направился к знакомой щели в заборе. Он шел по мокрой тропинке и слышал собственные шаги по размокшим листьям, гудение пара в заводской котельной, редкие автомобильные гудки, слышал голоса сегодняшнего дня, и стояли перед ним недоуменные глазки Квардакова.

Он не ощущал никакого облегчения после страшного риска: ведь всем рисковал, всей оставшейся жизнью. И привычный разговор со Следователем получился без обычной напористости, Анфертьев отвечал вяло, нехотя, не испытывая никакого интереса к вопросам.

«Скажите, Анфертьев, вы не задумывались над тем, как удалось Квардакову вскрыть Сейф и унести добычу, чтобы этого никто не заметил?»

«Нет, не задумывался. А вы уверены, что это сделал он?»

«Кто же тогда? Я не встречал в своей жизни столько улик против одного человека».

«А это вас не настораживает? — спросил Анфертьев и тут же вычеркнул из своей памяти эти слова, будто он никогда их и не произносил. — Но это же косвенные улики», — поправился он.

«Какие же они косвенные?! Ключ от Сейфа. Напильники. Опилки в ящике стола. А вспомните его красные руки! Это тоже косвенная улика? Во всем заводе есть только одно место, где можно вымазаться в эту краску, — внутри Сейфа».

«Вам виднее».

«Да, конечно, мне виднее. Но видите ли в чем дело… Я восстановил по минутам весь обеденный перерыв Квардакова. И оказалось, что у него не было возможности войти в бухгалтерию незамеченным, не было времени возиться с Сейфом, выгребать оттуда эти пачки, у него ни на что не было времени».

«И как же вы это объясняете?»