Гражданская война. Генеральная репетиция демократии - Алексей Щербаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впоследствии Ревком активно пытался засылать своих агитаторов в Петроград. Но максимум, чего они смогли добиться — не нескольких небольших судах матросы приняли резолюции в поддержку Кронштадта. Не более того.
Попытка вынести восстание за пределы острова провалилась.
Один из участников восстания, находясь уже за границей, рассказывал:
«…Кронштадт оказался отрезанным от всего мира. Ни к нам никто не приходил, ни посланные от нас обратно не возвращались. Мы послали с литературой на берег до 200 человек, но никто из них не вернулся. Много же народу отпустить из крепости мы не могли».
Парад спекулянтов
Кронштадское восстание вызвало бешеный ажиотаж среди эмигрантов. А как же! Вот оно, началось… Хотя далеко не все понимали, что именно происходит на острове Котлин и в Петрограде. Разумеется, сообщениям РОСТА никто не верил, информацию черпали из передач радиостанции Кронштадта. Но они были очень короткие и чисто пропагандистские — так что эмигранты поневоле выдавали желаемое за действительное.
Так, кадетская газета «Руль» писала:
«По сообщениям рижского корреспондента "Times", Петроград, за исключением двух вокзалов, находится в руках восставших».
Тот же самый «Руль»:
«Во всех здешних русских организациях наблюдается большое оживление. Идут заседания. Ведутся переговоры об объединении деятельности».
Все бросились наживать политический капитал.
Один из лидеров эсеров, В. М. Зензинов, писал 8 марта 1921 года представителю эсеровской партии в Париже Е. Ф. Роговскому:
«Обеспечение продовольствием — сейчас самое важное дело. Если бы мы могли сейчас действительно продвинуть продовольствие в Кронштадт, мы сумели бы разблаговестить по всему миру. А когда Советская Россия узнает, что освободившийся от большевиков Кронштадт немедленно получил от Европы продовольствие, — эта весть будет искрой в бочку пороха».
Всплыл и В. М. Чернов. Он направил в крепость своего человечка. Как потом рассказывал член Ревкома П. Перепелкин:
«Предложение Чернова сводилось к тому, чтобы ему как председателю Учредительного собрания был разрешен приезд в Кронштадт; но условием своего приезда он ставил следующее: борьба должна идти под флагом Учредительного собрания, и все руководство в борьбе с Советской властью должно быть предоставлено Учредительному собранию. Чернов предлагал вооруженную силу».
Непонятно, правда, откуда бы он взял эту силу… К тому времени всерьез его никто не воспринимал. Но, видимо, очень уж хотелось снова чем-нибудь поруководить…
Разумеется, тут же проявился и Борис Савинков.
«Гул кронштадтских орудий слышен по всей Европе. Гул кронштадтских орудий — не колокольный ли звон в светлое Христово воскресенье?.. Да, Кронштадту мы, русские, обязаны всемерно помочь. Да, помочь мы должны и продовольствием, и деньгами, и, если возможно, вооруженной силой».
Кадет П. Н. Милюков:
«…В глазах восставшего населения "Советы" суть не только совещательные или законодательные органы, но органы власти в ее целом.
Только как таковые они и могут заменить большевистскую власть. Как таковые они могут служить исходной точкой для более правильной организации провинции, не разрывая с населением. Само собой разумеется, что эту временную роль они могут исполнить только после перевыборов».
Вокруг восстания суетились все, кроме самых упертых монархистов.
И тут снова начинаются непонятные дела.
Эмигрантская печать сообщала, что начали поступать денежные пожертвования кронштадтцам от эмигрантских финансовых структур.
Торгово-промышленный союз подкинул 100 тысяч франков; Русский международный банк перевел 5 тысяч фунтов стерлингов; Русско-Азиатский банк — 200 тысяч франков; страховое общество «Саламандра» — 15 тысяч франков; Земский-городской комитет — 100 тысяч франков; банк, «имя которого еще не оглашено», — 225 тысяч франков.
Правда, не очень понятно — а куда и кому они «переводили» эти деньги? И переводили ли вообще?
Дело в том, что шумиха вокруг Кронштадта была выгодна не только политическим, но и биржевым спекулянтам. На французской бирже имелось большое количество российских ценных бумаг, которые, в общем-то, являлись макулатурой. Но подобным хламом тоже торгуют.
Так вот, едва только началась шумиха вокруг Кронштадта, как эти бумаги стали подниматься.
Корреспондент ревельской эмигрантской газеты «Последние известия» сообщал из Парижа:
«Достаточно было донестись с далекого Востока струе порохового дыма, достаточно было качнуться колоссу на глиняных ногах, как суетливые зайцы и российские дельцы, променявшие поневоле бамбуковые кабинеты на ступени биржи, еще вчера с презрением отклонявшие сделки в русских бумагах, сегодня мечутся в пестрой толпе, наступают друг другу на ноги, размахивают блокнотами и орут:
— Покупайте Нобелевские… Кто продает Сормовские? Покупаю, покупаю…
Но никто не отвечает. Все ощущают ход событий, и русские бумаги важно и пренебрежительно ждут дальнейших повышений».
Так что, возможно, какие-то хитрые ребята сознательно раскручивали шумиху вокруг кронштадтского восстания, чтобы немного заработать на скачке курса русских «неликвидов».
Туман войны
Военный совет при РВК Кронштадта с самого начала предлагал пойти в наступление на Ораниенбаум. Однако лидеры восстания не решились, предпочитая засылать агитаторов.
Что же касается их противников, то Советская власть оказалась в очень невеселом положении. К началу марта в Петроградском округе находились всего три дивизии неполного состава — а ведь на них лежала и задача охраны границы с Финляндией. В дополнение к ним сумели направить еще одну и кое-какие мелкие отряды.
Первая атака была предпринята 8 марта и закончилась полным провалом — хотя отряд курсантов сумел незаметно подойти с севера к острову и даже ворваться в город. Но подкреплений курсанты не получили, и повстанцы выпихнули их обратно на лед, нанеся серьезные потери.
С атаковавшими с юга 561-м полком вышло еще хуже. Многие бойцы попросту отказались идти на лед. Другие все-таки стали наступать, но, угодив под огонь, залегли и отошли обратно.
Однако в результате атаки выяснились три вещи. Одна для красных неприятная, а две совсем наоборот.
Оказалось, что с нахрапу Кронштадт не взять — защитники не намерены разбегаться при первом выстреле. Зато проявились и положительные моменты. Один из них — то, что батареи были в большинстве нацелены в сторону моря. Что касается страшных орудий линкоров, то для них имелись в основном бронебойные снаряды. Эти «болванки» просто-напросто пробивали лед и тонули, не взрываясь. Однако у кронпггадтцев были и орудия меньшего калибра. Да и 100 пулеметов — это серьезно.
Но главной была другая хорошая новость — оборона острова организована из рук вон плохо. В самом деле: упомянутая группа курсантов прошлепала с северного берега по льду как минимум десять километров — и сумела подойти незамеченной! Впоследствии разведывательные группы неоднократно подбирались под стены, изучая систему обороны.
Строго говоря, никакой системы и не было. Казалось бы, элементарная вещь — взорвать лед на наиболее опасных направлениях. Не взорвали. Да и вообще ничего не сделали.
А ведь было понятно, что большевики ни на какие переговоры не пойдут.
Пока красные копили силы, продолжалось вялое противостояние.
Артиллерия форта «Красная горка» вела перестрелку с линкором «Севастополь». Правда, ни те, ни другие никуда не попали. Самолеты пару раз бомбили Кронштадт. Толку от этого получилось еще меньше — не та была тогда авиация, чтобы нанести хоть какой-то вред мощным укреплениям. Но за это время стало окончательно ясно, что разговор будет вестись только на языке силы. Так почему не пытались укрепляться? Мирный Ярославль эсеры сумели укрепить, а в боевой крепости ничего не сделали… Можно, конечно, предположить, что морские офицеры не умели воевать на суше — но ведь в военном совете были и пехотинцы…
Видимо, дело все же в том, что руководили восстанием анархисты. Много заседали, много митинговали, много пьянствовали. (После подавления восстания был обнаружен протокол заседания Ревкома, посвященный беспробудному пьянству некоторых его членов.)
Собственно, единственное, что сделали господа офицеры из военного совета — это разбили крепость на боевые участки и назначили на каждый командиров. А потом — то ли не проконтролировали, то ли их просто посылали подальше. Потому как они были именно советом — то есть могли советовать. А Ревком мог их слушать, а мог и нет.
