Политический сыск, борьба с террором. Будни охранного отделения. Воспоминания - Л. Сурис(ред.)

Упомянутый выше Кирпичников впоследствии опубликовал воспоминания за границей, где искренне признавал, что, совершив свой поступок, убежал из казармы, не имея ни малейшего представления, куда идти; через час его могли приветствовать как героя, а могли вздернуть на фонарном столбе. И, конечно, это наивное наблюдение вполне соответствовало данному моменту: никто в Петрограде не имел никакого понятия, как повернутся события через несколько часов.

Из своего окна я мог видеть, что улицы слишком многолюдны для этого часа. Скоро появились военные авто, мчавшиеся на головокружительной скорости во всех направлениях, а затем вдали послышались отдельные винтовочные выстрелы.

Телефон снова зазвонил: это опять был Балк с еще одной тревожной новостью: генерал-майор Добровольский, командующий инженерным батальоном, только что убит своими людьми.

Дальше события развивались со страшной скоростью. После того как был застрелен капитан Лашкевич, Волынский полк поднял мятеж, солдаты выгнали других офицеров из казармы и двинулись к находившимся неподалеку казармам Преображенского и Литовского гвардейских полков, которые тоже присоединились к восстанию. В казармах Литовского полка мятежники захватили оружие, и теперь солдаты, вооруженные винтовками и пистолетами, мчались на грузовиках через весь город.

Толпа штурмом взяла дом предварительного заключения и освободила всех заключенных; то же вскоре произошло и в других тюрьмах столицы Полицейские участки в отдаленных районах города подверглись штурму толпы; полицейские, которым не удалось бежать в гражданской одежде, были безжалостно убиты самым зверским образом, а здания – подожжены. В районе Литейного мародерство в помещениях полиции приняло особенно серьезные размеры. Вскоре мне сообщили по телефону, что освобожденные преступники подожгли архив Петроградского окружного суда; в результате было уничтожено очень много ценных и незаменимых документов.

Стало очевидно, что ситуация чрезвычайно серьезная. Несколько последних дней, как было сказано выше, Петроград находился в руках военных властей. Но они показали свою неспособность предотвратить убийства офицеров восставшими солдатами и подавить их мятеж железной рукой. Было очевидно, что люди отказываются подчиняться своим командирам. Этот факт подтверждался каждым новым приходившим ко мне сообщением. Мятежники обезоружили всех офицеров, до которых могли добраться, все попытки сопротивления немедленно наказывались смертью. Подразделения саперов, которые остались верными и пытались противостоять восставшим, были подавлены, и подобным образом удалось взять штурмом Военное училище на Кирочной улице и разоружить курсантов. Число бунтовщиков все возрастало, так как толпы из разных частей Петрограда массами присоединялись к ним, и можно было не сомневаться (так как грабежи и мародерство продолжались), что восставшие овладели и оружием.

Мост, соединявший район Литейного с Выборгской стороной, находившейся к северу от Невы, некоторое время защищали несколько мужественных полицейских офицеров, вооруженных пистолетами, но в конце концов мятежники взяли его штурмом и напали на казармы Московского гвардейского полка на Выборгской стороне. Этот полк еще держался, в особенности учебное его отделение, оказавшее мятежникам вооруженное сопротивление. Вскоре, однако, верные власти войска были разбиты, после чего и Московский полк тоже присоединился к восстанию.

Я хотел идти в Департамент полиции, чтобы повидаться с Протопоповым, кабинет которого находился в том же здании, но в то время, когда я выходил из дома, меня задержал курьер, сообщивший, что по Литейному проспекту идет стрельба из пулемета. Это полиция пыталась не дать мятежникам перейти Литейный мост. Так как по дороге в Департамент полиции нужно было пересечь Литейный проспект, курьер умолял не подвергать опасности свою жизнь, остаться дома и подождать, пока все не успокоится. Поэтому единственное, что я мог сделать, – связаться по телефону с Департаментом полиции. Мой секретарь сказал, что работа идет, как обычно, но, что понятно, все находятся в состоянии нервного возбуждения. Так как у меня были все основания ожидать нападения толпы на Департамент полиции, я распорядился распустить сотрудников по домам.

Через некоторое время стало очевидно, что эта мера была очень своевременной, так как мой секретарь, который все еще честно исполнял свои обязанности, позвонил вновь, чтобы сообщить, что ревущая толпа уже ворвалась во двор здания. Я распорядился, чтобы книги с адресами служащих Департамента и особенно секретных агентов были немедленно сожжены, что, к счастью, успели сделать как раз вовремя.

Как я узнал позже, «освобожденный народ» обыскивал каждую комнату в здании, а некоторые их лидеры, имевшие, очевидно, весьма основательные причины для этого, немало потрудились, чтобы найти регистрационные карточки преступников и уничтожить их. Все архивы подразделения, занимавшегося уголовными делами, с отпечатками пальцев, фотографиями и другими сведениями о ворах, грабителях и убийцах были выброшены во двор и там торжественно сожжены. Далее мятежники взломали мой стол и взяли двадцать пять тысяч рублей казенных денег, которые были у меня на хранении.

Из Департамента полиции толпа отправилась к дому Протопопова и обыскала его снизу доверху. По свидетельству очевидцев, среди громил были по виду образованные женщины, они были закутаны в персидские шали и несли огромные тюки награбленного из дома Протопопова.

Я не упомянул о бесчисленных вопросах по телефону, на которые я должен был отвечать в следующие несколько часов. Кроме всего прочего, меня осаждали московские власти с вопросами о том, что происходит в столице. Я сообщил главе Московского охранного отделения полковнику Мартынову о восстании воинских частей Петрограда и пообещал, что, как только у меня будет возможность, я более подробно сообщу ему о развитии событий.

Смятение охватило всех в то утро настолько, что некоторое время ни военные власти, ни восставшие не думали о захвате телефонных станций. Поэтому телефонные станции продолжали действовать без помех, сохраняя, как обычно, полный нейтралитет, так что, с одной стороны, революционные лидеры, а с другой – члены правительства могли общаться по телефону. Постепенно, однако, стало все труднее и труднее наладить связь, очевидно, по той простой причине, что девушки в коммутаторских стремились оставить свой пост и спастись от возможной опасности, уйдя домой. Наконец прервалась даже прямая связь с императорским дворцом, и я не мог связаться даже с градоначальником и Петроградским охранным отделением.

Поэтому я был очень удивлен, когда мне вдруг позвонил Протопопов из Мариинского дворца. Я сообщил ему о происходящем то, что сам знал, и заметил, что Верховное командование, очевидно, совершенно беспомощно, так как войска, во всяком случае большая их часть, объединились с революционерами.

Затем вместе с женой и моим другом Гвоздевым я покинул свой дом. Честно говоря, я и сам не знал, куда идти, хотя у меня были заграничный паспорт и паспорт на чужое имя. По дороге я подумал о том, чтобы позвонить брату, который жил в гостинице «Астория», но после минутного размышления не стал делать этого, так как предвидел, что гостиница подвергнется нападению, что и произошло на самом деле. Тогда я пошел на квартиру к хорошему другу, инженеру А., который жил поблизости от упомянутой гостиницы. Там нас радушно приняли, но, конечно, о сне не было и речи. На улице стоял ужасный шум от винтовочных выстрелов и пулеметных очередей, машины с вооруженными бандитами проносились как сумасшедшие, и мы слышали дикие крики буйной черни. Так мы провели бессонную ночь.

Стало очевидно, что подавить восстание уже нельзя. В столице оставалось только несколько воинских частей, еще исполняющих свой долг, и они были слишком немногочисленны, чтобы принять действенные меры против мятежников. Генерал Хабалов вынужден был в это время заниматься охраной градоначальства.

Преследуемый этими мрачными размышлениями, я видел, как эти вандалы грабили дом министра Императорского Двора графа Фредерикса. И все это в конечном счете благодаря генералу Рузскому, который не выполнил приказ Императора! С несколькими надежными полками можно было легко навести порядок в Петербурге; вместо того чтобы выполнять полученные распоряжения, ничтожный предатель привел в столицу толпу моряков, подлив этим масла в огонь. Всем сердцем и душой я проклинал этого генерала, которому Царь благоволил, осыпая его знаками своей милости.

В то же время я пытался вспомнить, не сделал ли и я что-либо, за что не мог бы ответить перед справедливым судом. Но не мог вспомнить ни одного незаконного поступка; и даже когда я мысленно обратился к так называемым двусмысленным делам, которыми приходилось заниматься во время моей службы, я решил, что способен достойно отчитаться за каждое из них перед собственной совестью и перед любым беспристрастным судом.