Политический сыск, борьба с террором. Будни охранного отделения. Воспоминания - Л. Сурис(ред.)

Моя аудиенция продолжалась семнадцать минут. Императрица милостиво отпустила меня, еще раз пожелав успеха в моей деятельности.

1 ноября началась сессия Думы, и с этого момента яростные нападки на правительство следовали одна за другой. Менее чем через неделю Дума спровоцировала падение председателя Совета министров Штюрмера. Я все еще помню, как Милюков появился на ораторской трибуне, обратился к депутатам и заявил, что у него в кармане находится документ, содержащий неопровержимые доказательства вины председателя Совета министров в предательстве и помощи Германии, но что он готов предоставить этот документ только судебным властям. Позже развитие событий показало, сколько реальных оснований было у этого чудовищного обвинения. Штюрмер умер в мучениях, в то время как Милюков по сей день жив и здоров и не страдает от угрызений совести; но Милюков никогда не представил ни одного из упомянутых доказательств по той простой причине, что их не существовало. Позднее Временное правительство назначило следственную комиссию, и председатель этой комиссии специально сообщил жене Штюрмера, что самое тщательное расследование обвинений против бывшего председателя Совета министров не дало результата в связи с отсутствием каких-либо доказательств.

После устранения Штюрмера Дума продолжила свои атаки, и каждый день какое-нибудь официальное лицо обвиняли в предательстве и шпионаже, даже Императрица не избежала бесстыдной клеветы. Таким образом Гучков, Милюков, Поливанов и компания старательно готовили путь к катастрофе.

Преемником Штюрмера стал А. Ф. Трепов, но он тоже был беспомощен, а Дума продолжала свою травлю и интриги. Милюков, которому особо покровительствовал английский посол Бьюкенен, часто проводил вечера в английском посольстве. Если английское Министерство иностранных дел когда-нибудь разрешит публикацию документов из своих архивов, это по-новому и не особенно благоприятно осветит «патриотизм» Милюкова.

Те же агенты, которые сообщали мне о визитах Милюкова в английское посольство, информировали меня и о его выступлении на тайной встрече кадетов, лидером которых он был. В нем Милюков серьезно предупредил об опасностях революции, заявив, что, если сегодня крестьянам обещают землю, это обещание нужно будет выполнить завтра, что может привести революцию к такому финалу, которого сейчас никто не ожидает. По этому поводу он сказал, что давать крестьянам такие обещания – все равно что махать красной тряпкой под носом у бешеного быка. Тем не менее Милюков продолжал свою пагубную деятельность и вынудил председателя Думы Родзянко повторять все его высказывания подобно граммофону. Действуя как орудие в руках Милюкова, Родзянко в те дни делал все возможное, чтобы, вступив в контакт с Объединенными дворянскими обществами, втянуть их в тайный заговор против Царя. Переговоры, которые он в это время вел с предводителем дворянства Московской губернии Базилевским, с Сомовым, занимавшим такой же пост в Петербургской губернии, и с председателем Постоянного совета Объединенных дворянских обществ Самариным, едва ли можно назвать иначе, чем государственной изменой.

Без всякого основания Милюков вдруг стал опасаться за свою жизнь, утверждая, что правое крыло радикальной партии планирует покушение на него; он просил меня защитить его, приставив секретных агентов. Однако проведенное расследование этого дела показало, что его страхи беспочвенны. Я тем не менее поручил нескольким сотрудникам полиции постоянно находиться рядом и не выпускать его из виду.

Сейчас, как и после его назначения, главным объектом всех нападок стал несчастный Протопопов. Хотя ни одной ошибки или провала поставить в вину министру внутренних дел не могли, шум и крик по его поводу раздавались постоянно; никто, заявлялось, не может работать с Протопоповым. Даже его непосредственные подчиненные позорно покинули его в беде: оба товарища министра – Волконский и Бальц – вполне открыто выступали против своего начальника, хотя, если они не разделяли его взглядов, их прямой обязанностью было просто подать в отставку. Они не сделали этого, поэтому я не был удивлен, когда Бальц, в 1906 году в качестве прокурора представлявший власть в деле против Совета рабочих депутатов, стал служить большевикам в 1918 году.

Нельзя отрицать, что Протопопов имел мало склонности к чисто бюрократическим способам ведения дел, которые приняты в любом правительственном ведомстве. Слишком богатое воображение иногда приводило его к ошибочным решениям, от которых он затем отказывался, что временами сбивало с толку его подчиненных. Однако совершенно не было оснований говорить о «некомпетентности» Протопопова. Возможно, он недостаточно занимался повседневными делами, управлением Департаментом, но, с другой стороны, он обладал значительно большей проницательностью, чем его коллеги по службе, и был, сверх того, человеком абсолютной честности и порядочности.

В шумной агитации против него особенно активную роль играла крайне радикальная пресса; и, к сожалению, министр, будучи благородным человеком, не снисходил до того, чтобы положить конец этой отвратительной кампании, просто закрыв соответствующие газеты. Это казалось ему ниже его достоинства, и он настойчиво пресекал все подобные попытки. В это время в одной из газет, созданной при активном содействии Протопопова, появилась статья, содержащая абсолютно бессмысленный и бессвязный набор слов. Только при внимательном изучении становилось ясно, что первые буквы всех слов, прочитанные подряд, представляют собой грубый и оскорбительный выпад против Протопопова.

С самого начала я часто удивлялся хладнокровию, с которым министр воспринимал эти оскорбительные и бессмысленные нападки. Скоро, однако, я понял, что это кажущееся спокойствие было только внешним, поскольку в частных разговорах он нередко обнаруживал, что в душе у него идет мучительная внутренняя борьба. Как убежденный монархист, он не хотел покидать свой пост без разрешения Царя, но в то же время он не знал, как ясно выразить Царю, в чем причина того, что именно он является объектом такой всеобщей жестокой ненависти.

Протопопов был, как я уже указывал, исключительно честным человеком с рыцарским характером, который не придавал значения личным амбициям и стремился служить своему Императору своими знаниями и умением. Возможно, ничто лучше не свидетельствовало о его бескорыстии, как то, что из собственных средств он выделил пятьдесят тысяч рублей, чтобы разделить их между служащими своего ведомства, испытывавшими нужду в эти тяжелые времена.

Но кампания, начатая против него, в конце концов приняла такие формы, что даже Трепов, новый председатель Совета министров, человек, в других отношениях благородный и вежливый, стал избегать Протопопова и все более и более открыто показывал, как был бы рад, если бы в его кабинете был другой министр внутренних дел. Трепов явно надеялся, жертвуя Протопоповым, успокоить враждебность Думы. Перед Рождеством 1916 года Протопопов решил наконец, объяснив Царю свое положение, просить об отставке. Император сочувственно выслушал его и в конце посоветовал взять небольшой отпуск. Он надеялся, и надеялся напрасно, что после небольшого перерыва всеобщее возбуждение уляжется.

Глава XVI

Распад армии на фронте.  – Абсурдные слухи среди солдат. – Арест Рабочей группы Гучкова. – Поручение Министерства иностранных дел. – Обсуждение подавления возможного мятежа. – Вероломные поступки генерала Рузского. – Наблюдение за перепиской между Думой и Ставкой. – Почему Крыжановский не стал министром иностранных дел. – Угрожающие волнения в Петербурге. – Арест большевистских лидеров. – Последнее заседание кабинета министров перед революцией

Осенью 1916 года Министерство внутренних дел стало получать все более и более тревожные новости о моральном духе армии, особенно на Южном фронте. Офицерский состав был совершенно уничтожен во время длительных кровопролитных сражений, поэтому освобождающиеся места, на которых ранее были опытные и закаленные воины, заменяли все более и более молодые офицеры из резерва. Они, однако, не имели ни опыта, ни влияния, необходимых, чтобы поддерживать дисциплину среди подчиненных им солдат и противостоять революционной пропаганде.

Кроме того, самые молодые рекруты, которых начиная с лета 1916 года отправляли на фронт, оказались недостаточно подготовленными и морально неустойчивыми. В этих обстоятельствах пацифистская агитация, направленная на скорейшее окончание войны, находила себе благодатную почву. Встречались случаи массового отказа от подчинения приказам, особенно в батальонах, сражающихся на Румынском фронте. Эти инциденты ясно указывали на опасное состояние дисциплины во многих частях армии.