Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1915 год. Апогей - Олег Айрапетов

То, что вызывало разочарование у союзников, воодушевляло врагов, явных и скрытых. Август – сентябрь 1915 г. были временем принятия решения об участии в войне Болгарии. «Осложнения с Болгарией заключались в том, – вспоминал сотрудник русского МИДа, – что военная партия и военные настроения в Болгарии росли в связи с ухудшением положения союзников на фронте, и в частности Сербии. По донесениям нашей миссии в Сербии и по сведениям сербской миссии в Петрограде, Фердинанд только ждал, когда военное положение Сербии настолько ухудшится, что выступление против нее Болгарии будет абсолютно безопасным, что вопрос о выступлении Болгарии против нас уже давно решен в положительном смысле, что совершенно фантастично думать о возможности победы сторонников нейтралитета и единственное средство парализовать военностратегические последствия этого болгарского выступления – это самим напасть на Болгарию, выбрав для этого подходящий момент»2.

Бывший русский посланник в этой стране дал совершенно верное описание проблемы: «Именно Болгария играла решающую роль того дополнительного веса, который в конце концов опрокинул чашу весов; географическое положение предопределило эту ее роль»3. Безусловно, если бы Болгария отказалась от вступления в войну на стороне центральных держав, то ее последствия для России могли быть совершенно другими. Именно поэтому для германской стратегии болгарский вопрос в 1915 г. был прежде всего обозначен восстановлением прямого сообщения с Турцией. В сентябре 1915 г. Ганс фон Вангенгейм изложил причины этой политики: «Без Болгарии мы не можем удержать Дарданелл»4.

Последняя задача становилась особенно важной по причине того, что осуществить Канны в Царстве Польском не удалось. 6 августа 1915 г. А. фон Тирпиц записал в своем дневнике: «Радость по поводу падения Варшавы является неполной. Во-первых, мы заняли только западную часть, а во-вторых, это очевидно доказывает, что русская армия в основном вышла из окружения. Верховное командование наконец все-таки убедилось в том, что Турции надо помочь через Сербию»5. Для успеха этой помощи необходимо было как минимум сочувствие Болгарии, пристально следящей за обстановкой на русско-германо-австрийском фронте. Великое отступление русской армии и отсутствие реальной помощи со стороны союзников широко обсуждались в болгарской прессе. Общий вывод был прост: Россия слаба, а союзники или не могут, или не хотят ей помочь – в обоих случаях привлекательность Антанты для Болгарии ставилась под сомнение6.

19 августа военный министр генерал И. Фичев был смещен генералом Н. Жековым, а виной тому стала переоценка им возможностей русской армии. Фердинанд Кобург считал, что И. Фичев излишне доверительно отнесся к информации из французских и британских источников. Н. Жеков не сомневался в победе немцев7. Новый министр начал карьеру в 1881 г., когда поступил в Софийское военное училище – в это время там еще преподавали только русские или болгары, которые учились в России, первое свое образование он получил на русском языке, так как юнкеров учили по русским учебникам. Однако особым русофильством он не отличался: самым сильным разочарованием его детства (родился в 1864 г.) был Берлинский конгресс, после чего у него установилось твердое убеждение – болгары помогут себе сами8.

И. Фичев также отрицательно относился к России, однако был очень осторожен в прогнозах и суждениях. Его преемник сразу же заявил, «что Болгария пойдет против кого угодно, но не против Турции»9. Как и его предшественник, Н. Жеков получил высшее военное образование в Туринской военной академии, в период, когда в итальянской армии господствовали германофильские настроения. Однако И. Фичев, являвшийся начальником Генерального штаба накануне Первой Балканской войны, отличался не только осторожностью, но и независимостью во взглядах и суждениях, не чурался офицеров, получивших образование в России, что, конечно, не могло нравиться Фердинанду. С Н. Жековым было проще – он пронес свои твердые германофильские настроения через всю войну, вплоть до конца 1930-х гг., когда посещал съезд НСДАП в качестве почетного гостя и даже встречался с А. Гитлером10.

Перемены в Военном министерстве были восприняты обществом как явное свидетельство перехода страны к открытой прогерманской и протурецкой политике11. Но русское отступление лишь ускорило движение Софии к намеченному еще в 1913 г. союзу с Константинополем. Без решения, пусть и паллиативного, болгаро-турецких противоречий, в центре которых были часть Македонии и Адрианополь, враждебность болгарской политической элиты к России и ее союзникам не могла реализоваться в более конкретное выступление.

Это была сложная задача. С одной стороны, турки далеко не были удовлетворены результатами Второй Балканской войны, вернувшей им Адрианополь. Как отмечал Джемаль-паша: «Было существенно необходимо, чтобы Марица осталась турецкой рекой, и жизненно важно, чтобы Дедеагач был возвращен нам, так как он формирует естественную границу на побережье Эгейского моря. Во-вторых, было необходимо оставить в нашем владении Димотику, Саффанти и окружающую их территорию для обеспечения безопасности Адрианополя. И если вспомнить о том, что 85 процентов населения Гюмюлджини, Искетче и их округов является мусульманским, то нашим святым долгом было предпринять попытку вернуть эти земли»12.

У болгар был свой взгляд на эти территории. Французский посланник в Софии Г. А. де Панафье описал эти настроения следующим образом: «Болгары хотят сделать многое, слишком многое; они приобрели мегаломанию»13. Правительство младотурок, несмотря на далеко не блестящее положение на Дарданелльском фронте, не было настроено в пользу уступок, а тем более стране, которую недавно в Турции официально называли «булгари вилайет»14. Тем не менее они вынуждены были сделать это. Ключом к болгарским симпатиям была Македония. Значительная часть болгарских дипломатов и политиков была ее уроженцами, и не без их помощи освобождение «земли отцов» от турецкого ига давно уже превратилось в составную часть государственной идеологии15. Их позиция в данном вопросе была предельно ясно выражена словами одного из основателей либеральной партии П. Славейкова: «Кто нам даст хлеб, тот нам и брат»16. Иными словами, у турок в их положении братом был тот, кто мог отнять хлеб, но пока не делал этого.

Летом 1915 г. в Константинополе были уверены, что болгарский Генеральный штаб разработал план захвата турецкой столицы, по которому 300-тысячная болгарская армия должна была выступить через 23 дня после получения соответствующего приказа17. По болгарским подсчетам, мобилизация и сосредоточение потребовали бы от 20 до 25 дней, а для овладения турецкой столицей потребуется не более 20 дней18. Положение турок было действительно сложным. В случае выступления Болгарии на стороне Антанты им было бы практически нечем остановить наступление болгарских войск. Энвер-паша выделил для обороны Дарданелл 5-ю армию под командованием О. Лимана фон Сандерса в составе шести дивизий и кавалерийской бригады; этот район был усилен старой осадной артиллерией из крепости Адрианополь. В стратегическом резерве во Фракии была оставлена лишь вторая часть 1-й армии19.

Осознание слабости привело к мысли о необходимости уступок. Впрочем, в Константинополь эта мысль была привнесена извне. Турки считали болгар абсолютно ненадежным союзником, наследный принц Юсуф-Изед-дин был против соглашения с Болгарией ценой территориальных уступок20. В такой обстановке в дело решительно вступила германская дипломатия, именно Берлин вызывал опасение у болгарских военных. По их расчетам, немцы в случае движения болгарской армии на Константинополь, которое вместе с мобилизацией и сосредоточением заняло бы 40–45 дней, смогли бы направить против болгар через Румынию до 400 тыс. человек в течение месяца после приостановления наступления на русском фронте21. Страхи помогли Германии достичь договоренности между Константинополем и Софией.

Для этой цели посланником в Болгарию был назначен германский военный атташе в Турции полковник Генерального штаба Э. фон Лейпциг. Это было сделано в том числе и потому, что Фердинанд Болгарский недолюбливал его предшественника доктора Г Михаэлиса. Возмущенный придирчивостью этого представителя Берлина, царь сказал В. Радославову: «Убирайтесь со своими немецкими евреями. Почему вы не достали мне доброго французского золота?»22. Итальянский коллега Э. фон Лейпцига в Софии описал задачу, стоявшую перед немецким посланником, весьма точно – примирить Турцию с Болгарией под покровительством Германии. Полковник решил ее, подготовив договор, предусматривавший передачу части оспариваемых владений Османской империи в пользу Болгарии. Уступка внешне выглядела скромно: предусматривалась передача болгарам около 1500 кв. км, в том числе Димотика, Кара-Агач и половина Адрианополя. Однако это была стратегически важная территория. Особенно значительной потерей для турок был участок железной дороги София – Дедеагач длиной около 70 км. Теперь болгары, не владея портом, контролировали его перевозки23.