Сияние - Стивен Кинг

(приклеил, клянусь Богом, точно приклеил)

– Привет, – сказал он. – Можете вытащить меня обратно на дорогу?

– Да наверное могу, – сказал водитель снегоочистителя. – Какого черта вы делаете на этой дороге, мистер? Неплохой способ угробить свою задницу.

– Неотложное дело.

– Таких неотложных дел не бывает, – водитель говорил медленно и доброжелательно, как с умственно неполноценным. – Треснись вы об столбик чуток посильней, никто б вас отсюда не выволок до первого апреля. Нездешний, что ль?

– Нет. И, не будь мое дело таким срочным, как я говорю, духу моего бы здесь не было.

– Вон как? – водитель переменил позу, готовый общаться дальше, словно они случайно остановились поболтать на заднем крыльце, а не торчали в снежном буране, разговаривая посредством чего-то среднего между криком и воплем, а машина Холлоранна не балансировала на высоте трехсот футов над верхушками деревьев. – Куда едете? Эстес?

– Нет, есть тут место, называется отель «Оверлук», – сказал Холлоранн. – Чуть дальше за Сайдвиндером…

Но водитель горестно затряс головой.

– Сдается мне, я это место отлично знаю, – сказал он. – Мистер, до старого «Оверлука» вы в жизни не доберетесь. Дороги между Эстес-парк и Сайдвиндером превратились хер знает во что, чтоб им пусто было. Как снег ни разгребай, тут же наваливает новый. Я тут несколько миль ехал через заносы, так там в середке футов шесть будет, провались они. А даже коли вы и доберетесь до Сайдвиндера, так дорога оттудова закрыта до самого Бакленда, а это уж в Юте. Не-а. – Он покачал головой. – Не выйдет, мистер. Ни хрена у вас не выйдет.

– Надо постараться, – ответил Холлоранн, призвав остатки терпения, чтоб говорить нормальным тоном. – Там один мальчуган…

– Мальчуган? Не-е. «Оверлук» в конце сентября закрывается. Чего его держать открытым, невыгодно. Больно много таких вот дерьмовых буранов.

– Он сынишка сторожа. Попал в беду.

– Почем вы знаете?

Терпение Холлоранна лопнуло.

– Господи, вы что собираетесь до вечера стоять тут и хлопать языком? Знаю я, знаю! Ну, будете вы вытаскивать меня обратно на дорогу или нет!

– Что это вы, осерчали, что ль? – заметил шофер, не особенно смутившись. – Конечно, лезьте в машину. У меня под сиденьем цепь.

Холлоранн снова сел за руль, и тут от запоздалой реакции его затрясло. Руки у него буквально отнялись – он забыл взять перчатки.

Снегоочиститель задним ходом подобрался к багажнику бьюика и Холлоранн увидел, что водитель вылез с большим мотком цепи.

Холлоранн открыл дверцу и крикнул:

– Помочь?

– Не лезьте под руку, вот и все, – прокричал в ответ водитель. – Делов-то – раз плюнуть.

И верно. Цепь туго натянулась, бьюик содрогнулся и секундой позже вновь оказался на дороге, нацелившись более или менее на Эстес-Парк. Водитель снегоочистителя подошел к окошку и постучал в защитное стекло. Холлоранн опустил окно.

– Спасибо, – сказал Дик. – Извините, что накричал.

– Первый раз, что ль, – с ухмылкой ответил водитель. – Сдается мне, вы вроде как заведенный. Возьмите-ка. – На колени Холлоранна упала пара толстых синих шерстяных перчаток. – Когда снова соскочите с дороги, они вам понадобятся. Морозит. Берите, ежели, конечно, не хотите весь остаток жизни ковыряться в носу вязальным крючком. Потом пришлете обратно. Их жена связала, так я к ним неровно дышу. Имя и адрес вшиты прямо в шов. Кстати говоря, звать меня Говард Коттрелл. Как станут не нужны, отошлете их обратно, и дело с концом. Да запомните – чтоб я за доставку не платил.

– Ладно, – сказал Холлоранн. – Спасибо. Вот невезуха…

– Вы поосторожней, я б и сам вас подвез, да дел по горло.

– Да ничего. Еще раз спасибо.

Он начал поднимать стекло, но Коттрелл остановил его.

– Как доберетесь в Сайдвиндер, если доберетесь, сходите в «Дэркин Коноко». Прямо рядом с читальней, мимо не пройдешь. Спросите Лэрри Дэркина. Скажите, вас Коттрелл послал – надо, мол, нанять один из его снегоходов. Назовете мое имя и покажите эти перчатки, тогда выйдет дешевле.

– Опять-таки, спасибо, – сказал Холлоранн.

Коттрелл кивнул.

– Забавно. Никак вам не узнать было, что в «Оверлуке» непорядок… телефон вырубился, зуб даю. Но я вам верю. Я иногда нутром чувствую.

Холлоранн кивнул.

– И я тоже – иногда.

– Ага. Знаю. Только поосторожней там.

– Ладно.

Коттрелл исчез в несущейся мимо тусклой пелене, помахав на прощание рукой. Шапочка механика по-прежнему дерзко сидела на голове. Холлоранн снова тронулся в путь, цепи молотили снежный покров шоссе и, наконец, зарылись в него настолько, что бьюик стронулся с места. Позади Говард Коттрелл, прощаясь, в последний раз нажал на клаксон, хотя, по сути дела, это было необязательно – Холлоранн и так ощущал, что тот желает ему удачи.

Вот два сияния за день, – подумал Дик, – должно быть, это что-то вроде доброго предзнаменования. Однако Дик не верил в предзнаменования, ни в плохие, ни в хорошие. То, что он в один день встретил двух людей, способных сиять (хотя обычно попадалось человек пять за год, не больше), могло не значить ровным счетом ничего. Ощущение, что все решено, ощущение

(что все завершилось)

которое он не мог точно определить, до сих пор не покинуло его. Оно…

На узкой извилистой дороге бьюик все время пытался вильнуть то в одну, то в другую сторону, так что Холлоранн вел его осторожно, затаив дыхание. Включив еще раз приемник, он услышал голос Ареты, а Арета – это отлично. С ней он разделил бы герцевский бьюик хоть сейчас.

От очередного порыва ветра машина закачалась и заскользила вбок. Холлоранн выругался и ближе склонился к рулю. Арета допела песню, и опять заговорил диск-жокей, он сообщил Холлоранну, что сесть сегодня за руль – отличный способ расстаться с жизнью.

Холлоранн выключил приемник.

Он все-таки добрался до Сайдвиндера, хотя ехал до города от Эстес-Парк четыре с половиной часа. К тому времени, как он выбрался на Нагорное шоссе, полностью стемнело, но буран и не думал ослабевать. Дважды дорогу преграждали сугробы, доходившие бьюику до крыши, так что пришлось остановиться и ждать, пока снегоочистители расчистят проезд. К одному сугробу снегоочиститель подъехал по полосе Дика, и гудок опять прозвучал совсем рядом. Шофер ограничился тем, что объехал машину Холлоранна. Он не высунулся, чтобы сказать, что думает, просто сделал пару непристойных жестов, знакомых всем американцам старше десяти лет, и знаки эти вряд ли означали миролюбие.