Конец режима: Как закончились три европейские диктатуры - Александр Баунов

Очередное окончательное расставание не произвело никакого впечатления на толпы разгневанных каталонцев, которые, кто мирно, а кто воинственно, протестовали в эти дни в Барселоне и окрестностях. Для них окончательным расставанием с режимом Франко было бы низложение заново учрежденной генералиссимусом монархии испанских Бурбонов, объявление республики, независимость Каталонии и далее по списку.

Конца нет не только у революции, но и у диктатуры. Раз начавшись, она длится в коллективном сознании вечно. Откуда дровишки? Из лесу кровавой диктатуры: отец народов нарубил, до сих пор развозим. В Испании есть дополнительное искушение считать диктатуру незаконченной именно потому, что переход к демократии здесь прошел в виде контролируемой трансформации и элита франкистской Испании растворилась в политическом и экономическом классе демократической Испании. Это оставило многих неудовлетворенными. Вынос тела был призван на эту неудовлетворенность ответить. Но вряд ли с этой задачей справился.

Франко задумал мемориальную Долину павших вскоре после победы в гражданской войне, а на ее строительстве успели поработать пленные республиканцы, для перевоспитания трудом. Cтроительство затянулось, и мемориал заканчивали уже во второй половине 1950-х, во время трансформации режима из полуфашистской диктатуры с государственной экономикой в рыночную консервативную автократию, открытую для мирового капитала.

Одновременно со строительством гигантского купола и креста технократы из «Опус Деи» проводили рыночные реформы и открывали испанскую экономику для зарубежных инвесторов. Многие частные компании Испании обогатились на строительных контрактах при возведении Долины павших. Лидеры испанского строительного бума 1960-х — Банус, Агроман, Уарте — стартовали здесь.

Эти и другие частные компании двигали Испанию к демократии. Частным капиталам нужна была более качественная информация (то есть новые СМИ), действующая юстиция, которая могла бы решать споры с другими компаниями и государством, гарантии прав собственности, доступ на европейские рынки, а значит, политическая трансформация Испании по образцу других стран Европы, чтобы присоединиться к общему рынку — ЕЭС.

Частный капитал, оживший в конце 1950-х, предпочитал видеть Испанию не вождистской, а королевской, парламентской монархией и поддерживал тех интеллектуалов, функционеров, политиков, которые вели режим в этом направлении. Благодаря экономическому рывку Испания из страны крестьян, землевладельцев, военных и чиновников превратилась в страну горожан, возник средний класс с его более высокими представлениями о собственных правах.

Вместе с бумом туризма и инфраструктурного строительства в 1960-е в Испанию попали миллионы иностранцев — жителей соседних демократических стран, которые принесли с собой более свободные представления об одежде, музыке, поведении и общении с представителями власти. Частные бизнесмены предпочитали договариваться не с официальными профсоюзами, а с нелегальными независимыми и, таким образом, помогли легализовать заклятых врагов Франко — испанских левых.

Главная стройка франкистской Испании, Долина павших, — часть этого процесса, один из его материальных источников. Парадоксальным образом она — памятник не только режиму, но и началу его трансформации. Ведь под конец строительства сам Франко попытался осторожно переоформить Долину из памятника победе в памятник миру. И именно здесь, на похоронах Франко, архиепископ Мадрида Энрике-и-Таранкон от имени церкви, отозвавшей свою моральную поддержку власти, в надгробной проповеди выразил надежду на скорые перемены.

Изгнание в тень

Меньше чем через год, 4 августа 2020 г., 82-летний «почетный», то есть отрекшийся в пользу сына, король Хуан Карлос покинул Испанию, которую возглавлял 38 лет. Отъезд, как было сказано в коммюнике двора, стал результатом обдуманного решения. Журналисты некоторое время искали бывшего короля по миру и наконец нашли — в Арабских Эмиратах. Целью отъезда было вывести собственного сына, короля Филиппа VI, из тени скандалов, окружающих Хуана Карлоса, и таким образом укрепить институт монархии и династию Бурбонов на испанском троне. Король-сын Филипп VI выразил отцу благодарность за отъезд.

Путь Хуана Карлоса к трону сопровождался непрерывными размышлениями о том, что он должен сделать, чтобы не дискредитировать восстановленную монархию. Тогда они привели его к мысли о восстановлении демократии, сейчас — к тому, что он должен покинуть страну. Хуан Карлос вновь стал изгнанником, каким был до того холодного ноябрьского дня, когда десятилетним подростком пересек на поезде португальско-испанскую границу, чтобы у Франко появился возможный преемник королевской крови.

Вынос из мемориала покойного диктатора и состоявшийся полгода спустя отъезд его состарившегося преемника критиками нынешней «коронованной республики» воспринимаются как две взаимосвязанные победы. Эти события словно бы знаменуют наступление новой эпохи, где былые заслуги обнуляются самим фактом принадлежности к прошлому, породившему недостаточно справедливое настоящее. А прошлое, как того требует новейшая мода, без колебаний взвешивается на весах настоящего.

Ничего более выдающегося, чем перевод страны от диктатуры к демократии, Хуан Карлос, как и его протеже Адольфо Суарес, не совершил. Роль Хуана Карлоса преуменьшают так же, как роль Суареса, говоря, что транзит был неизбежен: уже сразу после войны националистическая консервативная диктатура в Европе выглядела настолько очевидным анахронизмом, что начала трансформировать себя сама — сперва в целях мимикрии, потом — экономического и политического выживания. И все же с того времени, как испанский режим стал восприниматься анахронизмом, он просуществовал еще почти 30 лет. Если переход к демократии и был неизбежным, то произошел именно в тот момент, когда главой Испании стал Хуан Карлос.

В отличие от франкистских законов, в соответствии с которыми молодой король начал этот транзит, демократическая конституция не давала ему полномочий совершить что-то в политике, но долгие десятилетия большинство испанцев считали, что сделанного в переходное время достаточно. Дальше публичная жизнь короля состояла из непрерывной череды положенных конституционному монарху торжественных актов, а параллельно с нею шла приватная, в которой за 40 лет набралось несколько крупных и мелких личных и финансовых прегрешений. Последнее и худшее из них — многомиллионный саудовский откат, премия за посредничество в заключении контракта на строительство испанской компанией скоростной железной дороги между Мединой и Меккой и многомиллионные же пожертвования в благотворительный фонд немецкой возлюбленной — то ли залог любви, то ли способ сохранить богатство.

Изгнание бывшего короля вписывается в более широкую тенденцию разгрома старых элит, охватившую мир после того, как закончился подруживший граждан с элитами политический и экономический праздник 1990-х и ранних 2000-х.

В начале 1990-х демократизация политической жизни совпала с глобальным экономическим подъемом. Знаменующие свободу классические либеральные ценности, поддерживаемые тогдашними правящими элитами, и рост уровня жизни пришли вместе и задержались надолго. В бывших коммунистических странах трудности перехода от социализма к капитализму сгладились новыми рыночными возможностями. Что касается развитых стран, их народы больше, чем когда-либо, доверяли своим элитам, которые избавили их от страха ядерной войны, победили одни коммунистические диктатуры, а другие, вроде Китая, превратили