Таганский дневник. Кн. 1 - Валерий Золотухин

Разве что дело спасет завтрашний их поход с Эфросом к Г. Маркову по поводу издания новой книги Владимира.

Впечатление от России нынешней спасет. Они пойдут по вопросу создания комиссии по наследству В.С. Высоцкого. Не по наследству, наследства у него, кроме долгов, не осталось, а по вопросу создания комиссии по творческому наследию.

Вторник.

— Пишу дневники, чтобы войти в жизнь, — определил Катаев. Ох, хитрый мужик. Ничего интересного в них нет, так поверил я, у меня-то и то кое-что есть!

То, что он так пнул Эфроса, глумливо даже, я бы сказал… И я не знаю, как расценить, потому что никак не могу до конца увериться в истинности «Вишневого сада» и «На дне», желаемое не есть действительное! В приливе патриотизма, что все было хорошо, ты ведь настраиваешь себя, чтоб тебе непременно это понравилось, потому что так надо, другого выхода нет — и тебе действительно нравиться начинает… Но что-то все не то, приема нет зрительского, отклика зала нет, чтобы мы или отдельные критики там ни говорили. И червь сомнения в змею отрицания превращается.

Среда, мой день.

Так, к 25 июля надо написать о В.С.В. О могиле майора-режиссера Петрова, о куняевской пропаганде, о его кампании против популярности В. С. В. Он пытался доказать ложность и несостоятельность любви к нему миллионов, неосновательность ее причин… И через этот тезис затоптал свою могилу, выдуманную, сочиненную, наметенную для порядка.

Надо забрать фотодокументы у кагебиста Саши, надо сочинить по этому поводу поэму, она должна быть начинена горьким юмором.

Во-первых, начать с АНКЕТЫ — как тогда еще мальчишка Толя Меньшиков, работающий у Любимова рабочим сцены, подошел с амбарным гроссбухом, разграфленным, расчерченным под подробный вопросник. Кажется, мы заполняли его и отвечали письменно, автографно с Владимиром по очереди. Анкета заполнялась весело и почти шутейно… Не мог же Владимир в графе — твой лучший друг — поставить другое имя, когда рядом сидел Золотухин… Это вовсе не значит, что он в ту минуту лгал или лицемерил, нет, но надо знать его характер и нашу тогдашнюю влюбленность друг в друга. Эта анкета не дает жить спокойно. Когда я что-то пою недостойное или не угодное вкусам поклонников В.С., меня стыдят и поносят: «У вас был такой друг, до чего вы опустились и пр.» Дружбой с В.С.В. меня попрекают каждый раз, когда по мнению тех же ревнителей и хранителей и знатоков, как бы к этому отнесся В.С.В., когда и выходит неугодная работа на экране или не устраивающая их моя очередная литературная поделка. И остается «лечь на дно, как подводная лодка, чтоб не могли запеленговать». Удобно. Но нет.

Во-вторых — случай с кортиком, который я подарил Филатову, с кортиком, который передал Григорий из Л-да ему, Вл. Выс., через меня, его друга, а я по щедрости пьяной отдал его Филатову, потому что у того случился день рождения, кстати, выяснить, когда у Леньки день рождения и сопоставить, вычислить факт времени. Я кортик отдал, но ведь Володя не сразу и не от меня узнал, что ему был из Л-да передан подарок. Значит, прошло какое-то время?!

Написать Григорию и Маше!! Выяснить у Нины Максимовны, где этот кортик. Я ведь у Леньки его забрал и передал-таки настоящему хозяину.

Что репетиция? Да ничего! Побегал, покричал… Эфрос вынашивал замысел, странно… ну что он выносил?! Случайные предложения, случайные приспособления, случайные слова… Для чего вся эта… А надо вложить современный смысл…

Суббота.

Вчера я купил машину и предложил Дупаку сменить гл. режиссера, как не оправдавшего наши надежды, как человека глубоко чуждого нашим устремлениям в искусстве театра… Никого не слушает, ни с кем не советуется… Ни одного собрания коллектива, ни одного серьезного разговора… спектакли выходят один хуже другого… накапливается атмосфера неоткровения, лжи, интриг, двуличия.

Надо что-то делать. Дупак со мной полностью согласен — нужен тот, кто первый бросит камень. Кто будет этим человеком? У Эфроса альянс с Безродным. Яша лижет без устали во всех местах. Если он станет директором-распорядителем, Дупаку скоро они вытешут осиновый кол.

Обстановка в театре гнусная. И у меня настроение отвратное…

Три, четыре писателя — Астафьев, Распутин, Можаев, Бакланов — которым я на суд послал «Комдива» — молчат и мне не по себе. Ну чего бы молчать, если бы вдруг понравилось? Значит, что-то не то. И зачем я такое матерное письмо Алексухину написал?! Он относит публикацию этого рассказа на счет моей актерской известности.

Все противно и очень не хочется жить, потому что нет ни сил, ни мыслей, ни таланта, ни доброго человека рядом! Хочется выпить снотворного и лечь спать. Только чтоб Сережа, Денис и Тамара были здоровы. Но и помнить, конечно, что «у каждого глупца хватает глупости для уныния». Чтоб не унывать, пойду я спать. Завтра рано встану и продолжу «Сказ об Иванушке-Ванюше».

Понедельник.

Действительно, день черный. На языке вертится: «О бедном гусаре замолвите слово»… Я дождался от Астафьева таки слова, «лучше» не скажешь.

А там моя рукопись… на библиотечку и пр.

Разбежался!! То-то Гроховский не звонит. Ну да ладно, может это и к лучшему, будет Рождественский или Панкин — еще лучше.

Две точки зрения на рассказ: В. Резника — шедевр, В. Астафьева — пародия, на какой мне остановиться, Господи…

Еще одно такое заключение, и можно бросать заниматься писаниной.

Хоть бы Бакланов два добрых слова написал или Можаев… Мнение «родной Сибири» теперь известно.

Но… вспомним Марк Твена: «Избегайте тех, кто старается подорвать вашу веру в себя. Эта черта свойственна мелким людям. Великий человек наоборот внушает чувство, что и вы можете стать великим». Утешимся этими словами, внушим себе мысль, что так оно и есть, примем Резника за великого человека, а не за льстеца и вперед…

Четверг.

Эфрос. В силу твоей театральной биографии, не биографии, а именно театральной биографии, тебе эта пьеса кажется а… дребедень. Это не так. Ты сейчас посиди, посмотри, и сообрази… мы теряем сюжет, а сюжет очень прост и сложен.

— Репетиции в комнате меня очень расстроили, но они были полезны: все недовольства пьесой и режиссером только от собственной несостоятельности. Когда у меня не получается, мне кажется все не то — и пьеса, и режиссер и пр. Я за собой эту штуку знаю давно, и я с ней борюсь, но иногда в борьбе терплю урон.

Репетицию «Мизантропа» — проходил за кулисами, смотрел из зала, все равно не понимаю. Эфроса не понимаю… одно мне все-таки ясно — надо сыграть, как-нибудь сыграть, не словить славы, а сыграть, быть в форме: телесно-душевной, готовиться и играть.