Понять Россию умом - Сергей Валянский

Можно предложить такую меру: выкупать у представителей охлоса (охломонов) право голоса. Просто так отнять нельзя, раз уж дали. Предположим, сделать так: на ближайших выборах давать любому пришедшему, по его желанию, сто рублей в зубы, и штамп в паспорт, что гражданин больше не гражданин, и что он и его потомство навсегда свободны от выборов. Во-первых, наверняка будет стопроцентная явка. Во-вторых, это будет настоящий свободный выбор каждого человека. А власть пусть выбирают люди ответственные, которые откажутся от получения денег в свой карман, ради интересов страны. Кстати, денег на эту акцию понадобится не больше, чем украдут негодные властители, избранные охломонами. А чтобы защитить права детей, прописать в Законе, что потомок охломона может переменить свой статус, и вновь стать гражданином, если с 21 года будет ходить на все выборы, отказавшись от компенсации. И наоборот, сынок гражданина может по достижении совершеннолетия взять сто рублей, навсегда превратившись в простолюдина.

Без сословности нельзя, она естественна и необходима!

Вторая необходимая для демократии вещь — практика выборов. «Демократия» не является врожденным свойством людей. Даже наоборот, демократия и всенародная выборность вождей явление противоестественное. В живой природе мы примеров демократии не найдем, это изобретение разума, и как любому другому изобретению разума (арифметике, письму, нотной грамоте), демократии человека тоже надо учить. Человек может понять, что существующее в стране положение ему не нравится, но что делать, он не знает. Это должны знать люди, претендующие на власть, а избиратель должен, в свою очередь, уметь выбрать самого подходящего из кандидатов. Народ не формирует группу альтернатив, народ выбирает одно из предложенных ему решений; вот это-то умение выбирать и есть предмет учебы.

Но можно ли этому научить? Можно, через постоянно действующую систему выборов, идущих с самого низа, когда демократизм, выборность насквозь пронизывают общественную жизнь, со школы и завода, от выборов бригадиров и мастеров на участках и в цехах, директоров предприятий и до выборов глав местных администраций. И не страшно, если на первых порах выбор «низов» будет плох и нелогичен. В первый раз работяги назовут бригадиром «своего парня», выпивоху и балагура. Он завалит работу, тогда избиратели подойдут к процессу выбора более серьезно. Это и есть учеба! Через два-три года опыта, когда избиратель научится видеть связь между своим выбором и результатом, страну не узнаешь. А иного пути НЕТ.

В конце 1980-х годов такую систему начали создавать, но очень быстро, получив массу неприятных для власть имущих результатов, отказались от нее. Нам понятно, почему: потому что никакой демократии нашим «демократам» здесь не нужно.

Демократия, конечно, благо, но только тогда, когда она соответствует политической культуре народа; когда есть внутри страны согласие по совместному проживанию, есть система права, регламентирующая взаимоотношения групп, имеющих разные интересы, и есть понимание необходимости этому праву следовать, — иначе вместо блага демократия приносит лишь одно: манипуляцию общественным мнением.

Сегодня у нас внедрены разработанные в иных местах технологии воздействия на избирателей и избирательные комиссии, освоены методы контроля над СМИ, а также над исполнительной властью. Все это опирается на большие финансовые вливания, и так обеспечивает нужный заказчику результат голосования. Все разговоры о свободе прессы — ни что иное, как дымовая завеса. Свободной прессы вообще не бывает, и нигде нет. Просто на Западе она достаточно прибыльна, и поэтому там есть между разными изданиями обычная конкуренция из-за того, что они принадлежат разным хозяевам. Сделайте там монополию, и никакой «свободы прессы» не будет.

Тот строй, который получился в России, если и называть «демократией», то только виртуальной. Она «как бы» демократия, в образах, в речах. Но не в действительности.

Очень большая роль в рамках сценария «продолжение реформ», особенно в построении демократического антуража реформ, отводится так называемой «творческой интеллигенции». Многие считают, что она куплена. Нет! За деньги так не сыграешь. Многое, в чем участвуют инженеры человеческих душ, идет от сердца. Происходит это по той простой причине, что они прекрасно знают о наличии в нашей стране двух «народов», и считают, что их законное место — среди богатой элиты. А раз это так, то они и должны разделять мораль и ценности этой элиты. И даже еще не войдя туда, они к этому уже готовятся, соблюдают некоторую политкорректность, внутреннюю цензуру. Ну, а уж те, кого туда допустили, работают буквально на износ, не жалея сил и нервов.

Попавшие в число «интеллигенции» получают разные титулы: совесть нации, ум нации, выдающиеся деятели современности и т. д. Было странно читать рассуждения С. Г. Кара-Мурзы на круглом столе политологов-экспертов, что «у нас нет нормальных экспертов». А откуда же они возьмутся? Ведь у тех, кого называют экспертами, вполне конкретные задачи: внушать народу, что элита все делает правильно и, самое главное, в интересах народа. А других экспертов на круглые столы не приглашают.

Последняя весна России

То, что вы прочтете здесь, не является точным прогнозом или «предсказанием» будущего. Это просто приблизительное описание, для лучшего понимания темы, тех событий, которые наиболее вероятны в ходе реализации варианта продолжения либеральных реформ. То же самое можно сказать и о главе «День „Жареного петуха“», но только применительно к сценарию «мобилизационного рывка». Это не пророчество! Мы уже говорили, что будущее многовариантно, и все варианты имеют модификации, а они, в свою очередь, зависят от флуктуаций, которых мы не можем предусмотреть. Кстати, выход нашей книги — одна из таких флуктуаций.

Итак, в ходе реформ происходит постепенный «сброс» жизненного уровня. Люди приспосабливаются к ухудшившимся условиям, а потом происходит новый небольшой сброс. Эксперты объясняют, что ничего страшного, что мы, де, «копим силы». Спорадически возникают опасения, связанные с вымиранием населения; сокращение его численности дошло до миллиона в год, и как бы оно не ополовинилось. Но и в этом случае звучат успокоительные речи: при таком темпе снижения нужно полсотни лет, чтобы народ уменьшился вдвое, а мы вот-вот станем жить лучше, и все нормализуется.

Но зима 2000/2001 года, наконец, показала, — и мы надеемся, многие поняли это, — что у нас нет запаса времени. Однажды, причем довольно скоро, произойдет быстрый и окончательный сброс жизненного уровня.

Система жизнеобеспечения в России требует централизации и дисциплины, а также иного, чем во всех других странах, принципа распределения финансовых и прочих ресурсов. Эта система складывалась веками, а на протяжении последних ста лет приспосабливалась к новой, технической цивилизации. За десять лет ее разрушили. Но, как и продовольствие (земля родит меньше, а есть в морозы надо больше), так и все остальные компоненты жизнеобеспечения в России и обходятся дороже, чем в других местах, и значение имеют большее.

Оказалось, что с частных лиц нельзя собрать денег на поддержание энергосистем, на строительство и содержание жилья. Перевод систем жизнеобеспечения на рыночные принципы не сделал их эффективными. Внедрение в нашей стране западных коммунальных стандартов привело к тому, что цены на жилье и коммунальные тарифы стали невыносимыми для большинства народа. Если платить за жилье и энергию, придется отказаться или от питания и одежды, или от прочих компонентов, «составляющих» жизнь человека: детей, культуры, образования. Если не платить — выгонят на мороз.

С другой стороны, «либералы», получив энергосистемы в свои руки, не заботились об их развитии. Теперь уже как о неизбежном событии говорят о «техногенной катастрофе» в 2003–2005 годах, когда начнет массово отказывать выработавшее свой срок оборудование. А к тому времени кончатся уголь и мазут, и неоткуда будет привезти, несмотря на строгие окрики из Москвы.

Что такое город без электроэнергии? Это отсутствие еды. Ведь горожане, в отличие от селян, получают еду в магазинах, а магазинам нужно электричество, не только для освещения, но и для охраны, и для холодильников. Еду в магазины надо везти на машинах, а их заправляют на бензозаправках, которым тоже нужен ток. Кроме того, перестанут работать лифты, канализация и транспорт. Перестанут вывозить мусор и отходы жизнедеятельности организмов. Если дело происходит летом, начнутся эпидемии и вымирание.

Но значительно будет хуже, если катастрофа произойдет зимой. Это северные олени умеют добывать себе мох из-под снега, а люди ничего не добудут: леса и поля мертвые, в магазинах же товарные запасы, вопреки уверениям реформаторов, вдвое меньше, чем были в 1990 году. Без электроэнергии не работают насосы, и перестанут работать все отопительные системы. Жители массово включат газ, чтобы согреться, и эти системы не выдержат тоже. Замерзающие голодные люди побегут искать операторов с телекамерами, чтобы пожаловаться, и чтобы помогло государство. Но операторов найти не удастся, потому что местные в таком же положении, как и все жители, да и московские тоже, а у государства нет ресурсов для «помощи» всем.