Адмирал Колчак - Валерий Поволяев

– Главком войск! – отвечали молодые офицеры, руководившие пытками.

Самым крупным ледоколом на Байкале считалась «Ангара» – с приземистым тяжелым корпусом и высокими трубами, с уютными, обшитыми деревом каютами и сильной паровой машиной. «Ангара» расправлялась с толстым байкальским льдом играючи. На ней однажды побывал даже Никифор Бегичев – поседевший, раздобревший, в офицерской морской форме без погон, но еще не растерявший прежней ловкости, он сходил на «Ангаре» к Шаман-камню и похвалил:

– Толковый карапь эта «Ангара». В нашу пору таких было мало.

Но большей частью «Ангара» простаивала в ледяном затоне неподалеку от дымного, завешенного радужным облаком места, где река Ангара ныряла к Байкалу под лед, как под одеяло, и растворялась там.

Саму Ангару сковать льдом было трудно, она выдерживала морозы под пятьдесят градусов и не поддавалась студи, Байкал же весь, целиком находился под панцирем, отдыхал – ледокол пройдет по нему немного, разомнет стальной голубой покров своей грузной тушей, но едва он возвратится в затон, как байкальскую воду вновь стиснет своими холодными колючими руками мороз, и через полчаса на Байкале уже ничего, кроме спекшегося прочного льда, не будет. Неведомо чем глянулся ледокол штабс-капитану Черепанову, только контрразведчик, что называется, положил на него глаз. Постоял на берегу напротив ледокола, поприкидывал что-то про себя, помял теплыми мягкими бурками снег и отправился к коменданту порта штабс-капитану Годлевскому.

– А что, если мы этот ледокольчик, сударь вы мой любезный, приспособим для наших дел? – проговорил он в кабинете Годлевского невнятно – то ли задавал вопрос, то ли не задавал, сосредоточенно стягивая с рук за пальцы тесные перчатки. – А?

Годлевский поднялся с кресла:

– Ледокол к вашим услугам!

– Вот и чудненько, – дружелюбно молвил Черепанов и стал натягивать на руки перчатки. – Есть тут у нас одна задумка...

– Хотите проучить врагов России? – готовно улыбаясь, спросил Годлевский.

– Хотим.

– Ледокол к вашим услугам! – повторил Годлевский. По лицу его проскользила озадаченная тень: это как же, интересно, контрразведка использует ледокол в борьбе с врагами России?

Черепанов не стал разбираться в психологических тонкостях этого вопроса, возникших в душе Годлевского вместе с некими смутными переживаниями, приложил два пальца к папахе и вышел.

Ночью затон окружили солдаты Особого Маньчжурского отряда – они были приписаны к контрразведке, – через двадцать минут на ледокол доставили арестованных. Всего арестованных насчитывалось тридцать один человек, в основном мужчин. Впрочем, были и женщины... Арестованных немедленно спустили в трюм, у люка поставили часовых.

– Командуйте отход! – приказал Черепанов капитану ледокола Базилевскому.

Тот молча взял в руки жестяной рупор.

Через несколько минут отошли.

Следом за ледоколом, метрах в двадцати от него, двигался «Круглобайкалец» – задрипанный пассажирский пароходишко с плохими каютами, но с мощной машиной.

– Куда идем? – хмуро спросил Базилевский у стоявшего рядом с ним Черепанова.

– В Листвянку.

Капитан щелкнул тумблером – на несколько минут включил прожектор, установленный на носу ледокола, – ему надо было сориентироваться, Черепанов проворно протянул руку к тумблеру и выключил прожектор.

– Не надо, – тихо произнес он.

Базилевский вопросительно покосился на штабс-капитана.

– Не надо, – повторил тот тихим голосом. От такого голоса по коже обычно бегают мурашки. – Не надо привлекать к себе внимание.

– Но я же в темноте могу налететь на камни!

– Налетите на камни – расстреляем, – не меняя тихого голоса, убийственно вежливо произнес Черепанов.

Базилевский невольно сгорбился, подул в трубу, соединяющую капитанский мостик с машиной, скомандовал:

– Держите малый ход!

Под днищем «Ангары» гулко затрещали, захлопали, дробясь, льдины, капитан хотел было сам встать за штурвал, но что-то у него внутри закоротило, воспротивилось: не барское это дело – крутить штурвал, его дело – подавать команды, сухое лицо Базилевского сделалось еще суше, совсем стало походить на лишенный мышц череп, он прислушался – не доносится ли из трюма вой заключенных, но воя не было, и Базилевский тихо произнес, обращаясь к рулевому, крутившему вираж:

– Заложи еще круче, иначе врежемся в целик.

Слева, невидимый в темноте, пополз целик – нагромождения толстого байкальского льда, схожие с горами. В марте сюда придут пильщики, они будут резать голубую твердь на огромные кубы и увозить в Иркутск, в тамошние ледники, чтобы можно было сберечь мясо, масло, запасы байкальского омуля, который, если зимний, имеет совершенно иной вкус, чем летний, июньский или июльский...

Высокий, сутулый, словно на плечи ему опустили мешок с мукой и забыли снять, Черепанов стоял рядом с Базилевским и так же, как и капитан, пристально вглядывался в вязкую черную муть ночи. Тяжелая кобура с револьвером, сшитая из толстого техасского опойка, была передвинута на живот – в любую секунду мог ухватиться пальцами за рукоять... Выглянул из рубки, посмотрел за борт – ничего не увидел, услышал только тяжелый хруст льда, будто кувалдой возили по хрусталю, вгляделся в темноту, за корму ледокола – как там «Круглобайкалец»? «Круглобайкалец», весело посвечивая холодными огнями, шел за «Ангарой», не отставая от нее ни на метр.

Черепанов вернулся в рубку, вновь стал рядом с капитаном.

Ледокол трясло. От такой медленной «езды» зубы крошатся, а уж об обычной боли и говорить не приходится; можно было, конечно, подогнать Базилевского, но Черепанов этого не делал – зачем подгонять? Времени у него было полным-полно. Это у тех, кто заперт в трюме, время на исходе... Он почувствовал, что рот у него сам по себе растягивается в улыбке.

Рассвело поздно – уже в десятом часу, небо посерело, пошло жидкими полосами – признак того, что морозы скоро ослабеют и повалит снег, – ледокол шел по проторенной дорожке в Листвянку, он много раз уже ходил этим путем, таскал за собою баржи и хлипкие, не приспособленные к зимней байкальской жизни пароходики, – привычно давил лед, утюжил черную хрустящую дорожку...

Когда подходили к Листвянке, Базилевский спросил у штабс-капитана:

– Причаливать будем?

– Нет!

– Тогда что делать дальше?

– Разворачиваемся на сто восемьдесят градусов.

Разворот совершили, плотно прижавшись к берегу, – со стороны Байкала наползал тяжелый паковый лед, одолеть его «Ангара» не могла – не по зубам – и по своему следу, местами даже не замерзшему, двинулась обратно.

Когда впереди, среди угрюмой серой равнины стал легким пятнышком мелькать, то возникая из пространства, то пропадая в нем, Шаман-камень, Черепанов скомандовал капитану: