Мир без конца - Кен Фоллетт

— Мерфин сказал бы, что красивая.

Керис улыбнулась:

— Да, сказал бы.

— Скучаешь по нему?

Смотрительница госпиталя доделала припарку и, повернувшись вымыть руки в тазу, призналась:

— Я думаю о нем каждый день. Он теперь самый богатый архитектор Флоренции.

— Откуда ты знаешь?

— Буонавентура Кароли говорил, когда приезжал на шерстяную ярмарку.

— А Мерфин что-нибудь знает о бывшей невесте?

— А нечего знать. Я монахиня.

— Тебе его не хватает?

Керис развернулась и прямо посмотрела на Мэр.

— Это монахиням запрещено.

— Но не женщинам. — И помощница, наклонившись, поцеловала Керис в губы.

Та изумилась настолько, что на мгновение застыла. Мэр тоже. Прикосновение было очень нежным, не как у Мерфина. Целительницу уже семь лет никто не целовал, и вдруг она поняла, как ей этого не хватало. В тишине послышался громкий шум из библиотеки. Девушка виновато отпрянула.

— Что это?

— Как будто ящик упал.

— И кто бы это мог быть?

Керис нахмурилась.

— В библиотеке сейчас никого не должно быть. И братья, и сестры спят.

Мэр испугалась:

— И что же делать?

— Пойти посмотреть.

Монахини вышли из аптеки. Хотя библиотека находилась за стеной, им пришлось пройти женскую аркаду и войти в мужскую. Стояла глубокая ночь, но обе жили здесь много лет и могли найти дорогу с завязанными глазами. Дойдя до цели, женщины заметили в высоких окнах слабый мерцающий свет. Дверь, обычно запиравшаяся на ночь, была приоткрыта.

Керис распахнула ее. Какое-то мгновение она ничего не могла разобрать. Потом разглядела открытую дверь в каморку, ящик на столе, возле него свечу, какую-то тень и через секунду поняла, что это вовсе не каморка, а сокровищница, где хранились хартии и другие ценности, а в сундуке — золотая и серебряная утварь, украшенная драгоценными камнями, которую использовали на специальных службах. Какой-то человек вынимал ее из сундука и бросал в мешок.

Он поднял голову, и Керис узнала его: Джилберт из Херефорда, тот самый паломник. Значит, никакой он не паломник и скорее всего не из Херефорда. Это вор. Какое-то время они не шевелясь смотрели друг на друга. Потом Мэр закричала. Джилберт задул свечу. Смотрительница госпиталя захлопнула дверь и, ненадолго задержав похитителя, ринулась по аркаде в укрытие, увлекая за собой сестру. Они забились за лестницу, которая вела в братский дормиторий. Крик Мэр должен был разбудить монахов, но среагировали братья не очень быстро.

— Скажи монахам, что случилось! — завопила Керис. — Беги, скорей!

Та рванула вверх по лестнице. Послышался скрип: открылась дверь в библиотеку. Затем по каменным плитам аркады раздался звук шагов, но Джилберт — судя по всему, опытный вор — двигался тихо. Монахиня задержала дыхание, пытаясь определить, где он находится. Вдруг наверху все задвигалось. Похититель, видимо, понял, что у него всего несколько секунд, и бросился бежать. Теперь Керис ясно слышала шаги.

Она считала, что золото и камни доставляют большее удовольствие епископу и аббату, чем Богу; но ей не нравился Джилберт и возмущала мысль, что бродяга обогатится за счет аббатства. Керис вышла из укрытия. Смотрительница госпиталя почти ничего не видела, но ошибиться было невозможно — шаги приближались. Она, защищаясь, выставила руки, и вор буквально влетел в нее. Монахиня потеряла равновесие, но схватила мешок, и оба повалились на пол. Раздался металлический грохот.

Боль от падения привела Керис в бешенство, она отпустила мешок и потянулась туда, где, по ее расчетам, находилось лицо Джилберта. Нащупав его, врачевательница принялась царапаться, запуская ногти как можно глубже. Преступник взвыл от боли, а защитница реликвий почувствовала на кончиках пальцев кровь. Но Джилберт был сильнее и скоро оказался сверху. На лестнице появился свет, и они с вором вдруг ясно увидели друг друга. Встав на колени, похититель примерился и ударил противницу в лицо, сначала правым кулаком, затем левым, потом опять правым. Свет стал ярче. По лестнице бежали монахи. Раздался голос Мэр:

— Отпусти ее, дьявол!

Джилберт вскочил, схватил мешок, но было слишком поздно. На него налетела монахиня, успевшая чем-то вооружиться. Получив удар по голове, вор повернулся, чтобы ответить, и рухнул под навалившейся братией. Керис поднялась на ноги. К ней подошла Мэр, и они обнялись.

— Что ты сделала?

— Подставила ему подножку и начала царапать. А чем ты его ударила?

— Деревянным крестом из дормитория.

Смотрительница госпиталя кивнула:

— И нечего подставлять другую щеку.

44

Церковный суд счел Джилберта Херефорда виновным, и аббат Годвин приговорил его к наказанию, предусмотренному для грабителей церквей: снятию кожи живьем. В день казни настоятель в очередной раз встречался с матерью Сесилией в присутствии своего помощника Филемона и помощницы настоятельницы Наталии. Ожидая монахинь в зале дома аббата, Годвин сказал бывшему служке:

— Мы должны уговорить их построить новую сокровищницу. Нельзя больше хранить ценности в сундуке в библиотеке.

Филемон задумчиво спросил:

— Для совместного пользования?

— Придется. Мы не сможем ее оплатить.

Монах с грустью вспоминал свои юношеские намерения наладить хозяйство аббатства и снова сделать его богатым. У него ничего не получилось, и он никак не мог понять почему. Действовал жестко, заставлял горожан за плату использовать монастырские мельницы, сукновальни, рыбные и кроличьи садки, но те все время находили возможности обходить предписания — например, строили сукновальни в соседних деревнях. Настоятель сурово карал браконьеров и самочинных дровосеков. Не поддавался на льстивые уговоры построить мельницы или разбазарить монастырское дерево, выдавая разрешения угольщикам и плавильщикам. Также не сомневался в том, что поступает правильно, но высоких доходов, которых он, несомненно, заслуживал, не было.

— Так вы собираетесь просить у Сесилии денег? — спросил Филемон. — Совместное с сестрами хранение ценностей может оказаться полезным.

Годвин понял, куда клонит его предприимчивый помощник.

— Но Сесилии мы об этом не скажем.

— Разумеется.

— Хорошо, я предложу такой вариант.

— Пока они не пришли…

— Да?

— В Лонгеме возникли сложности, вы должны были слышать.

Аббат кивнул. Лонгем в числе десятков других деревень выплачивал аббатству феодальные повинности. Филемон пояснил:

— Речь идет о землях некоей Мери-Линн. После смерти мужа она разрешила соседу Джону Нотту возделывать свою землю. Теперь вдова вторично вышла замуж и хочет ее вернуть.

Годвин был озадачен. Типичная крестьянская распря, мелкая, вовсе не требующая его вмешательства.

— А что говорит староста?

— Что земли должны вернуться женщине, так как договоренность изначально являлась временной.

— Тогда так и нужно сделать.

— Есть сложность. У сестры Элизабет в Лонгеме живут единокровные брат и две сестры.

— Ах вот как.

Мог бы и сам догадаться, что интерес Филемона возник не просто так. Сестра Элизабет Клерк занимала должность ризничего женского монастыря, в ее ведении находились все постройки. Молодая энергичная монахиня могла высоко подняться по иерархической лестнице и стать ценным союзником.

— Это ее единственная родня, кроме матери, — продолжал помощник. — Она их очень любит, а те почитают ее святой избранницей в семействе и, приезжая в Кингсбридж, всегда привозят женскому монастырю дары — фрукты, мед, яйца и тому подобное.

— И что?

— Джон Нотт — единокровный брат сестры Элизабет.

— Она просила тебя помочь?

— Да. И просила не говорить матери Сесилии об этой просьбе.

Годвин знал, что именно так любит действовать Филемон, который обожал, когда его считали влиятельным человеком, имеющим возможность поспособствовать одной из сторон. Это питало ненасытное «я». Прирожденный интриган. Ему на руку нежелание Элизабет докладывать настоятельнице о просьбе. Оно означало, что у сестры появится тайна, и ризничая женского монастыря будет бояться разоблачения. А Филемон припрячет этот факт, как скупец прячет золото.

— И что ты собираешься делать? — спросил Годвин.

— Решение, разумеется, за вами, но я предложил бы позволить Джону Нотту оставить землю. Элизабет окажется у нас в долгу, что в будущем непременно окупится.

— Но это жестоко по отношению к вдове, — выдавил аббат.

— Согласен. Но не противоречит интересам аббатства.

— А дело Бога важнее. Хорошо. Так и передай старосте.

— Вдова получит свою мзду на небесах.

— Воистину.

Были времена, когда настоятель неохотно и не сразу вступал в подковерные игры Филемона, но они давно миновали. Помощник оказался слишком полезным, как и предсказывала много лет назад Петронилла.