Берег Живых. Буря на горизонте - Анна Александровна Сешт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ренэф изложил всё по-военному чётко, но кое-что в истории не складывалось одно с другим, словно в ней отсутствовал целый смысловой кусок. Царевич не обвинял никого – ни лебайцев, ни даже эльфов, просто сухо излагал факты, не пытаясь оправдаться ни единой строкой. С тем же успехом он мог бы самолично подписать себе приговор.
Внимательно перечитав, Хатепер поднял взгляд на брата.
– Это ведь не всё?
– А тебе мало? – невесело усмехнулся Император. – Мало пленения эльфийского посла и навлечения на себя позора гибелью половины взвода и передачей личного хопеша?
– Ренэф не поясняет здесь, зачем отправился в холмы, нарушив договорённость с Нэбвеном. Не поясняет, зачем ему нужна была леди Нидаэ, – заметил дипломат. – Даже если победа вскружила ему голову, должна была быть хоть какая-то причина.
– Верно. Об этом я ещё спрошу у него лично, – мрачно ответил Секенэф, – когда он изволит выполнить приказ своего Императора и явиться в столицу.
– Позволь и мне поговорить с ним.
– Поговоришь. Что до цельной истории, прочти ещё вот это, – он выложил перед братом другой свиток. – Ещё один отчёт, ещё одно признание. Написано до событий в холмах и доставлено чуть раньше. Его царица не видела – оно пришло уже через моих доверенных.
Хатепер кивнул и погрузился в чтение. Отчёт старшего военачальника Нэбвена из вельможного рода Меннту преподносил все лебайские события в ином свете. Нэбвен, как и в прежних своих отчётах, отмечал заслуги Ренэфа, его полководческие таланты, то, как многому царевич научился в Лебайе и как грамотно управлял вверенными его командованию солдатами. Особое внимание военачальник уделил рассказу о нападении людей Ликира, сына Фотиса, свергнутого градоправителя Леддны, на рэмейский лагерь и деревню, оказавшую гостеприимство имперским воинам. А далее Нэбвен подробно сообщал о том, о чём в отчёте Ренэфа и более ранних посланиях из Лебайи не значилось ни слова: на царевича было совершено покушение с помощью «Пьянящего вздоха», редчайшего яда эльфийского происхождения. Воздействие яда удалось нейтрализовать, хотя в ходе нападения погиб один из телохранителей царевича. Убийцу вычислили слишком поздно – женщина успела скрыться. И вину за это Нэбвен полностью брал на себя. Завершался отчёт припиской, следующей за положенным списком титулов Императора:
«Согласно моему приказу, этот отчёт будет направлен в столицу в случае моего исчезновения и длительного отсутствия или сразу после подтверждённой гибели, то есть в том случае, когда я уже не сумею доложить тебе обо всём лично, мой Владыка. Видят Боги, я служил Империи и тебе, воплощающему силу нашей земли, искренне и честно и осознаю свою вину во всей полноте. Я не сумел уберечь твоего сына, вверенного моей заботе, не сумел выследить и покарать убийцу. Прошу лишить меня всех наград моих и титулов. Но если смею я просить тебя о величайшей милости, сиятельный Император, коли прежние мои заслуги сто́ят ещё хоть чего-то пред твоим мудрым взором, молю, не навлеки позор на мою семью. Молю, пусть гнев твой не коснётся супруги моей, и дочерей, и детей их, ибо они не в силах ответить за мой непростительный роковой промах».
– Ренэф ничего не писал о покушении, но написал, что военачальник Нэбвен выжил. Слава Богам, – Хатепер вздохнул. – Покушение, гибель телохранителя… Вот что подстегнуло его ярость. Но притом он хотел защитить Нэбвена.
– Похоже на то, – Секенэф покачал головой. – Даже в ранних его отчётах о пребывании на границах Лебайи и последующем выдвижении на Леддну нет ничего об этом несостоявшемся убийстве.
– Шаг, может быть, не самый мудрый, но достойный, – заметил дипломат. – Нужно поговорить с ними обоими.
– Разумеется. Но, Хатепер… Ты сам понимаешь последствия того, что произошло в Лебайе, – взгляд Секенэфа был тяжёлым и печальным. – Даже Ренэф понимает. Мы открыты стрелам эльфийских политиков. Нам есть, чем объяснить взятие Леддны. Но пленение посла перечёркивает труды многих лет. О бессмысленной гибели солдат и говорить нечего – Ренэф не оправдал себя как командир и знает это.
– Всё это… всё это было для него чересчур, пойми, – мягко проговорил Хатепер. – Враг хитрее, коварнее. И этот враг молодому Ренэфу не по силам. Ты не можешь возложить на него вину за всё случившееся. Он взял город ради тебя, во славу твою. Он сделал больше, чем многие могли бы на его месте.
Дипломат видел, что брат понимал это и без него. Но во взгляде Секенэфа, помимо понимания, была и непримиримость.
– Больше, чем многие, – кивнул Император, – но недостаточно для будущего Владыки. И ты тоже понимаешь это.
Хатепер понимал. Ответить он не успел – раздался стук, и личный слуга Императора с поклоном доложил о прибытии царицы.
Амахисат, как всегда, выглядела и держалась безупречно. Лишь некоторая бледность и то, как по-особому решителен был её взгляд, выдавали её волнение… и неизменную готовность защищать интересы сына. После обмена приветствиями царица опустилась в одно из кресел у стола и выжидающе посмотрела на Секенэфа. Многое, очень многое было заключено в этом обмене взглядами, и в который уж раз Хатеперу стало жаль их обоих. В том, что касалось Ренэфа, им всегда было нелегко прийти к удовлетворяющим обоих решениям, а последние события могли если не сделать их врагами, то уж точно бросить глубокую тень на их партнёрские отношения. Во что бы то ни стало Хатепер должен был смягчить острые углы, не допустить возникновения враждебности. И не дайте Боги именно теперь царице узнать об уже принятом Секенэфом решении касательно того, кто будет наследовать трон. Своей дочерью, рождение которой Амахисат считала едва ли не досадной ошибкой, царица гордиться не будет, особенно если дочь обойдёт любимого сына. Никогда она не смирится с тем, чтобы Ренэф остался в тени.
– Прочти отчёт нашего сына, – проговорил Император мягко. – Вряд ли многое здесь станет для тебя откровением… кроме разве что последних строк письма, в которых Ренэф признаёт себя недостойным лидером и отказывается от своего звания и назначения моим наследником.
– Он молод и не всегда отдаёт себе отчёт в своих речах, – холодно ответила Амахисат и с достоинством подвинула к себе свиток.
Отчёт Нэбвена Хатепер держал при себе свёрнутым, решив не выкладывать его на стол, пока Император не повелит иначе. Внимательно он смотрел, как лицо царицы делалось всё холоднее, всё невозмутимее от сдерживаемого гнева. Взгляд её серых глаз сейчас походил на лезвие клинка. Наконец она отложила послание и проговорила
