Берег Живых. Буря на горизонте - Анна Александровна Сешт

Когда он замолчал, со всех сторон посыпались вопросы и предложения – частью разумные, частью не слишком, вплоть до повеления доставить Ренэфа Эмхет прямо сюда разве что не сейчас же. Королева привычно умеряла пыл слишком ретивых и мудро, взвешенно отвечала на вопросы, избегая излишней конкретики и никому не давая обещаний. Нет, обвинения в адрес Императора выдвинуты не будут, пока расследование не завершится. Да, официальное послание ко двору Апет-Сут будет составлено в ходе текущего Совета – по возможности учитывающее пожелания всех присутствующих. Нет, никаких намёков на войну, никаких угроз пока, поскольку и рэмеи есть что сказать: они потеряли наследника трона, а обстоятельства захвата Леддны были не столь однозначны, как кому-то здесь кажется. Да, требование официальной дипломатической встречи для пересмотра условий мирного договора, безусловно, будет выдвинуто, и интересы Данваэннона будут защищены. Да, укрепить границы никогда не помешает. Нет, новые войска в гарнизоны по ту сторону гор направлены пока не будут, за исключением пары отрядов в помощь Митракису, если это обеспечит порядок на нейтральных территориях.

Убийство Тесс глубоко опечалило и разгневало Кирдаллана, но он не мог показать этого другим. Роду Тиири предстояло отвечать перед родом Нидаэ, поскольку издревле сюзерен гарантировал своим вассалам защиту. Но и перед Советом Высокорождённых что-то представить придётся. После всех обвинений, выдвинутых в адрес Арелей, после обвинений, которые некоторые роды бросали в связи с захватом Леддны, и после гибели посла от клинка рэмейского царевича Кирдаллан чувствовал себя как зверь, которого понемногу обступают охотники. После всего он поговорит с матерью откровенно и хотя бы поймёт, какого ветра она намеревалась придерживаться. От него не укрылось, что недовольство её бездействием среди некоторых родов крепло. Этот котёл кипел и расплёскивал брызги, разумеется, не без помощи тех, кто бережно складывал каждую мельчайшую ошибку королевы в драгоценный ларец до поры до времени.

«Где же ты, Эрдан? – мрачно подумал принц. – Почему до сих пор не прислал ни единой вести? Какую игру затеяли вы с Эмхет?»

Как долго им удастся скрывать отбытие младшего сына королевы в Таур-Дуат, Кирдаллан не знал. Зато он знал, что для кого-то это отбытие уже давно не было тайной.

⁂

Хатепер позволил себе толику отдыха – немного, лишь чтобы сохранить ясность сознания. Его ясный разум нужен был сейчас им всем троим – Императору, царице и Великому Управителю.

Вся последняя декада далась ему непросто. Отчёты осведомителей были один неутешительнее другого, но послание Секенэфа и вовсе выбило ось из его колесницы. Однако прежде, чем делать выводы, он хотел лично выслушать брата. В идеале дипломат хотел выслушать и племянника, но тот ещё не вернулся из Леддны. А теперь – кто знает? – вдруг и вовсе решит не возвращаться. Впрочем, это было бы на Ренэфа совсем не похоже. Мальчик, конечно, горделив и упрям, но за свои поступки, даже опрометчивые, всегда отвечал, с детства принимая положенное наказание с той же упрямой гордостью. Сложность ситуации – ежели она и вправду была такой, как представлялось по нескольким строкам послания, – заключалась в том, что наказанием за подобный проступок любому другому младшему военачальнику, командиру взвода, стали бы трибунал и смерть. Ответственность же представителя рода Эмхет была выше, чем у любого другого рэмеи, испокон веков. Народ подчинялся наследникам Ваэссира именно потому, что они стояли на страже Закона, а не выше этого Закона. Но и жизнь носителя божественной золотой крови была бесценна. Даже если бы Ренэф сам пошёл на казнь – а с него станется! – этого бы никто не допустил. Хатепер, разумеется, знал случаи из истории Империи, когда смертью карались и Эмхет, порой даже смертью позорной, после которой их имена стирались из вечности. Но слава Богам, такое случалось исключительно редко. Или просто история действительно не сохранила их имена в веках для потомков?.. Нет, в свете своего расследования Великий Управитель совершенно не хотел пускать свои мысли по такому руслу. Прежде следовало во всём разобраться до конца. Малейшая ошибка могла дорого обойтись им всем.

Когда Хатепер пересёк порог личного кабинета Секенэфа, он был предельно собран и спокоен. Император стоял у окна, созерцая раскинувшиеся внизу сады. Восемь Ануират скрылись, оставив Владыку в подобии уединения для грядущего разговора.

Притворив за собой дверь, дипломат искренне улыбнулся и проговорил:

– Рад видеть тебя… Хоть причина моего прибытия далеко не радостна.

Секенэф обернулся. Хатепер слишком хорошо знал его, чтобы не заметить гнева, тлевшего глубоко на дне его глаз – за царственной маской спокойствия. То были отголоски бури, сгущавшейся на горизонте, но неотвратимо близившейся и готовой обрушиться на врагов своей сокрушающей силой. Но при виде брата взгляд Владыки чуть смягчился. Казалось, Секенэф позволил себе немного отпустить себя изнутри теперь, когда вернейший его союзник был рядом.

Братья крепко обнялись. Хатепер с радостью мысленно отметил, что руки Императора ещё не скоро потеряют силу. Эти руки ещё удержат меч и поводья коней в колеснице, натянут крепкую тетиву, поднимут врага на копьё. Нескоро Владыка уйдёт на покой, и как неразумны, наивны были те, кто рассчитывал сломить его! Пробудить ярость Секенэфа Эмхет было нелегко – ярости этой не видели вот уже почти тридцать лет. Но горе тем, кто забыл, что Владыка Таур-Дуат, воплощавший Силу Ваэссира, мог призывать и непокорную мощь Отца Войны. Вот только… разве этого хотели они оба, положившие столько сил на то, чтобы добиться мира, а потом и хранить его всё это время?

– О прочих делах поговорим после, брат, – сказал Император. – Скоро к нам присоединится царица, и мы будем держать совет… семейный, – он мрачно усмехнулся. – Не хотел бы я выносить это дело пред вельможными родами, да только горящее копьё в корзине не утаишь. Впрочем, это уже моя забота. Читай. Печать сломал я – больше ни через чьи руки письмо не проходило. Однако Амахисат, разумеется, знает – доставлено послание было по её каналам. Не удивлюсь, если история стала известна ей прежде, чем я прочёл эти строки.

Он протянул Хатеперу свёрнутый свиток из трёх листов бумажного тростника. На сломанной печати дипломат увидел личный знак Ренэфа, да и почерк царевича был легко узнаваем, особенно для того, кто и сам посвятил немало времени его обучению грамоте. Знаки скорописи складывались в убористые строки, а те, в свою очередь, – в историю, которую Хатепер Эмхет предпочёл бы, будь на то его воля, никогда не знать вовсе. Между рогами у него заныло, точно