Кот-Скиталец - Татьяна Мудрая

Божество жаждет не нашего морального совершенства, а нашей любви. Все ортодоксии склонны путать симптомы болезни с нею самой – Высокой Болезнью Любви. Бог жаждет не благоговения, не нашего к нему обращения, а нашей свободы – вплоть даже до богохульства. Потому что благоговение зачастую порождено боязнью подойти близко, Он же жаждет близости любой ценой. Потому что обращение от страха налагает на душу рабские путы, а раб не умеет любить. Потому что любовь утесняемая и безответная легко обращается в хулу, но такая хула угоднее Ему, чем равнодушие – ибо ортодоксия создает барьеры, а пленная страсть их рвет.

Так говорил мне Даниль, и такова была запись в его книге. Да уж, теперь я начинала понимать, почему андры – и в своем обожании, и в своей ненависти – так опасались этого сосуда благости и стремились подбить под свой ранжир. Он был живым воплощением Правильного Пути, Пути по обращающемуся кольцу Мебиуса; сам оборотень и перевертыш, многоликий и непредсказуемый, как многолика и непредсказуема Вселенная, что на инсанский манер выскальзывает из-под ног, едва ты возомнишь себя утвержденным в ней. Бессмысленно было бы следовать его поступкам, вообще опираться на установленные факты: это означало бы сотворить себе еще один лишний кумир. Только в себе самом человек может найти опору, не в чужих трудах и заемных мнениях, а в своем собственном Верном Пути – вот чему хотел научить Белый Король-Монах своих людей.

И эта возможность у него появилась.

Наши потенциальные сторонники, прознав о том, что Даниэль вернулся в наши края вместе с зимой и снегом, начали тихо стекаться на окраины Леса. Прекрасные снежнянки давних времен, которые порой существовали на правах и под видом замурзанных, но свободомыслящих пастушеских дворняжек, оборачивались красавицами едва ли не под стать Иньянне Бесподобной и Несравненной, а взрослые и полувзрослые дети, которых они приводили, были неизменно хороши собой, как все те, кто рожден от сердечной теплоты и приязни. Было таких семей куда больше, чем догадывалась и сама Иньянна, а их отпрыски полностью осознавали себя в тот час, когда Весть о Короле проносилась мимо них подобно метеору. Дети в своем обличье аниму почти не отличались от андров-полукровок, и нужно было собрать их вместе так, как они были собраны, чтобы уловить родовое сходство: тонкие черты лица, зеленую бирюзу взгляда, в котором алого блеска не появлялось ни днем, ни ночью, но виделась как бы мерцающая сетка лиловато-пурпурных прожилок. Ростом и осанкой они забивали любого андра, кроме… О Март, некстати я тебя вспомнила! Их отцы и мужья были попроще и даже собаками не любили перекидываться, не то что волками; однако народ был отборный и душевно, и телесно. И верно: не от духа же одного Горные Волчицы замыслили себе потомство!

Появилась фрисса Иола – наш ценнейший агент в тылу противника. Прибыли мои друзья коваши, Перигор и Каландар. Они посылали для нас оружие, а нынче сами принесли нечто особенное: наконечники для стрел, в самое острие которых были вправлены крошечные «снежнацкие глаза». Сами стрелы заранее сделали их братья лесные мунки: короткие, почти как для арбалета, и длинные, тонкие. И оперяли каждую тремя перьями, даром птиц: белым лебяжьим, черным – ворона и серым с черно-белой каймой – от горного орла. По слову БД мы вложили их в два колчана и отдали ему: тут снова чувствовалось некое белое, снежное колдовство и некий сговор, в который меня не посвятили.

Прискакали Багир и Киэно, сошедши с пьедесталов и оставив семейство на попечение Айзакьи; бросились в объятия БД. Привели они и кое-кого из подмандатных парнишек и девчат, тех самых, кого вывели из-под обаяния наркоты и квазирелигиозной психотропии: рожи последних, подкрашенные на манер Киэно, были, впрочем, очень даже славные, а дикобразно и дикообразно торчащая полудлинная стрижка добавляла изюминку в исконно андрский антропологический тип. Использовать эту гвардию нами предполагалось для расшатывания стереотипов и авторитетов, а также организации бескровных провокаций (к примеру, того типа, когда детки кладут на тропинку кошель на веревочке и отдергивают перед твоим обалдевшим носом; меня лично такой фокус еще в Рутении раз и навсегда отучил зариться на чужое). Вообще человечки оказались на поверку головастыми: именно таким всегда бесприютно под опекой государства, именно они стремятся к необычному, не умея найти своего, слабо ценят жизнь и сильно – приключение, а потому скорее прочих попадают на крючок авантюристов и преступников. Айзакья и Ко отчищали их от грязи и мрази и приваживали к настоящей работе с землей, деревом и железом, коты и большие мунки учили трудиться головой и думать руками, и из строптивых подростков вылуплялись классные электронщики, программисты и водители поднебесных машин.

Но вот что любо-дорого и абсолютно никем не ожидалось: коты привезли Эрмину! Уж с помощью какой сатанинской проделки вытащили они ее и из какого именно монастырского погреба – то нам не объяснялось. Надзор за ней, по ее словам, последнее время ослаб, и парламент разрешил ей паломничество, а дальше – дело техники. Она покрылась сединой, заметно усохла, клинок ее души еле вмещался в тонких ножнах тела, но зато блистал куда ярче. Очков и фасонной стрижки она лишилась, парчовых риз – еще, по-видимому раньше, но это ее даже молодило каким-то загадочным образом. Избавлению сына она возрадовалась, но не с тем накалом, с каким полагается встречать выходца с того света. И то сказать: ведь истинным плодом ее чрева был вовсе не он, а тот, другой, пускай презренный, но и обожаемый. Ее чувства к БД были теплы и нежны, а через любовь к Марту просвечивал жар едва ли не адский.

Прибыли избранные альфарисы и неисчислимое количество лесных коников под седло малым мункам: последнее, как мне объясняли, – плод политики Хнорка Мудрейшего. Он принимал в нас большое участие, возможно, из-за фриссы Иоланты, с которой крепко задружил, и тем отличался от прочих наших сукков: они же по натуре народ мирный и к манифестациям не склонный. Лечить, говорили, станут, буде кто-нибудь из нас поранится или наглотается андрской отравы, а больше ничего не ждите. Впрочем, при виде Даниля кабаны, да и коники как-то особенно оживились: ну конечно, с кем он в Лесу не важивался!

Да-да, а Бэс-Эмманюэль с той поры так возгордился, что потребовал от нас делать акцент на втором его, благом имени: ведь именно он был провозвестником и тэ дэ…

…Шла зима, запутавшись в меху истинных Белых Невест; их все больше входило в Лес, и они несли нам новые знания Гор.

Андрия знала о настоящем снеге и льде только из легенд – мало кто из здешних уроженцев поднимал взоры к горам. Теперь наш чаемый исход предваряли звонкая чистота морозных утренников, кристальная ясность неба, вечерний холод и пронзительная нежность его касания. Почему-то андрские деревья никак не могли расстаться со своим убором. Холод делал листву подобием металла, а когда отпускал среди дня – она висла вялой тряпицей. Хрусткий иней пригибал газоны; поля, дороги и открытую воду оковало скользкой броней, снег с которой мгновенно сдувало ветром, а где этого не было, насквозь промороженная почва гудела как чугунная. Однако дикие цветы ничто не брало, а ягоды – калина, куманица и куржавник – делались даже слаще. Все естественное отделилось от искусственно культивируемого, созданное человеком – от сотворенного Богом. Только вот то, что было для нас радостью, наполняло андров несказанным ужасом.

И вот мы выступили сразу по всему фронту, надвигаясь вместе с метелью и холодом, на крыльях паники, которую сеяли наши всадники в бурках, кони в живых манкаттовых попонах, наши скользящие платформы, где восседали горбатые фигуры больших мунков, наши вертолеты, что барражировали над головами – их пилотировали сыновья андрских отцов. Псы и Волки двигались понизу во всем великолепии зимнего меха, который нашел, наконец, себе применение. Хрейя ехала в седле рядом с мужем и мною – дети остались на ее сестру и кормилиц. Мы трое, Даниль и Эрмина были одновременно ядром войска, его знаменем и полководцами: ехали мы в авангарде, по старинным правилам ведения войны, и лучшим стальным зерцалом был для нас всеобщий страх. Новые люди, те, кто собирался в кошачьих храмах и посылал нам помощь, первыми преклоняли колено перед королем, который спустился с гор и изошел из леса, а за ними и весь пуганый и трепетный народ.

Слухи о Снежных Волках валом катились перед нами: их видели в каждом кхонде и кауранге, в любом аниму. Однако мы были милостивы – да и не могли быть иными – и подавляли силой только прямое сопротивление. Чужие вертолеты не могли преодолеть психическую защиту, которую соорудили Молчальники и Белые, и их пилоты опасались сойти с ума. Автомобили с мотороллерами буксовали на льду и не могли пройти по полузамерзшему болоту – колесо снова пасовало перед копытом.