Сборник 'Петля' - Сергей Павлович Бакшеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я слушаю, – сделала выпад Петелина.
– Вы поймите, Бояринцев – он же и сейчас сила. Если он узнает, мне крышка…
– Ну и что?
– Как что? Я не доживу до суда!
– У меня будет меньше работы.
– Что вы себе позволяете?! От вас зависит судьба человека. Нельзя быть такой бездушной!
– Ваши предложения? – Елена снова обратилась к задержанному на «вы».
Кильп ухватился за проблеск надежды, как утопающий за соломинку.
– Я должен остаться Кильпом. Костромы нет, он исчез, не надо ворошить прошлое. Поймите, цена картины всегда условна. В голландском музее висело полотно некоего художника семнадцатого века. Его оценивали в сорок тысяч евро. Но вот эксперты признали, что картина принадлежит кисти Рембрандта. И стоимость ее сразу взлетела до пяти миллионов. А что изменилось? Картина стала лучше, ярче, больше? Ни-че-го подобного!
– Ваше желание мне понятно. А что взамен?
– Я согласен ответить за недавние нарушения закона.
– Например, за кражу двух фур с фармпрепаратами в Волгограде? – закинула пробный шар Петелина.
У нее не было доказательств того, что Костромин причастен к разорению ее бывшего мужа. Совпадение некоторых фактов давало повод лишь для подозрения.
– Допустим.
– Я хочу услышать четкий ответ!
– Да, – выдохнул Кильп.
– Вы можете вернуть их перевозчику?
– Товар пока что цел.
– Что надо сделать, чтобы справедливость была восстановлена?
– Один мой звонок, и все коробки до последней будут у него.
Елена колебалась недолго. Она достала из пакета с вещдоками телефон задержанного, включила его и протянула Костромину.
– Звоните.
– Это я! – выпалил Кильп в трубку. – У меня крупные неприятности. Две фуры с фармацией верни сегодня же. Ишака оставь в покое. И не задавай ненужных вопросов! Все! Это не обсуждается.
Кильп вернул телефон следователю и заискивающе улыбнулся:
– Недоразумение будет улажено.
– Ишак – это перевозчик? – уточнила Петелина.
– А как еще назвать лоха на колесах?
– В чем еще будете каяться, Костромин?
– Я Тармо Кильп!
– Пока что я в этом сомневаюсь.
– Ну, хорошо. Я организовал кое-какие операции с квартирами для военнослужащих.
– Расскажите подробнее.
Людмиле Астаховской не давал покоя вопрос: что ей не понравилось во внешнем виде интеллигентного арестанта? И вдруг она поняла – ткань пиджака на спине с левой стороны немного топорщилась. Но подобный брак недопустим на костюмах от итальянских дизайнеров! Такое возможно, если кто-то неправильно подшил подкладку. Если вмешался случайный человек, не умеющий как следует держать иголку в руках…
Прикинув возможные причины, по которым был переделан костюм, Астаховская поспешила к Петелиной.
Она вошла в кабинет следователя с беспечной улыбкой глупой немолодой женщины.
– Леночка, хотела обсудить с тобой наш поход по магазинам. Помнишь, мы договаривались? – Подойдя к столу, Людмила Владимировна споткнулась и обхватила руками сидевшего рядом Кильпа, чтобы удержаться на ногах. – Ой, какая я неловкая!
Петелина так не считала. Она заметила фальшь затеянного спектакля и вопросительно взглянула на Астаховскую.
– Здесь душно. Задержанному может стать плохо. Пусть он снимет пиджак, – без тени улыбки заявила Людмила Владимировна.
– Чего? Кто это такая? – возмутился Кильп.
– Снимайте! – потребовала Елена, полностью доверяя чутью Астаховской.
– По какому праву?
– Снимайте, Кильп. Или мне лучше величать вас другим именем?
– Речь ведь не идет о брюках! – закатила глаза Астаховская.
Тармо Кильп поворчал и скинул пиджак на пол. Людмила Владимировна разложила его на диване, разгладила ладонями и принялась отпарывать подкладку маникюрными ножничками, которые захватила с собой.
– Что делает эта женщина? Она испортит дорогой костюм! – обратился к следователю Кильп.
– Не дергайтесь! – предупредила его Петелина.
– Костюм испортили до меня. Разве можно так криво подшивать подкладку? – Астаховская сунула руку под ткань и спустя секунду продемонстрировала Елене три конверта. – Наши совсем разучились обыскивать.
Кильп беспомощно скрипел зубами, пока следователь вытряхивала из конвертов на стол старинные марки. Ей на глаза попались четыре одинаковые бледно-зеленые марки, объединенные в квадрат. Она присмотрелась к ним и вспомнила беседу с филателистом Лисицыным.
«Есть!»
Перед следователем лежал квартблок земских марок Ахтырского уезда с неровно напечатанной цифрой «5»! Именно этот раритет принесла в магазин для продажи Катя Гребенкина.
– Это всего лишь марки. Увлекаюсь, знаете ли, – оправдывался Кильп.
– И поэтому спрятали их за подкладку?
– Когда-то у меня стянули барсетку. С тех пор я стал осторожен.
– Это не просто марки. Это улики. Они из коллекции убитого Брикмана.
Брови задержанного дернулись от удивления. Он никак не ожидал от следователя-женщины столь глубокого знания предмета.
Петелина поняла, что попала в точку, и перешла в психологическую атаку:
– Вы убийца, Костромин!
– Нет! Я никогда никого не убивал. Я всего лишь мошенник.
– Лжете!
– Послушайте, я знаю, кто убил Брикмана.
– Ваш подельник? Вы наняли для грязной работы киллера?
– Да нет же!
– Факты говорят об обратном. Вы причастны к двойному убийству, совершенному с особой жестокостью!
– Нет, не причастен!
– Вы знали Брикмана?
– Да.
– У вас его марки. Вы исчезли из Питера сразу после убийства. Разве не так?
– Так! Но я не убивал.
– Каждый убийца говорит то же самое.
– Послушайте, – взмолился Кильп, – я все вам расскажу!
– Хотите сделать чистосердечное признание?
– Какое признание? Я расскажу о марках, об убийце, только выслушайте меня!
– Слушаю. Но не вздумайте лгать!
– Воды. Дайте попить. – Взволнованный Кильп старался успокоить дыхание.
Астаховская подала ему стакан с водой, украдкой показала Елене большой палец, поднятый вверх, и удалилась.
– Я видел убийцу. Это гадкая история, – начал рассказ Кильп-Костромин. – И у меня есть доказательства. Железные доказательства.
68
Во второй половине дня в кабинет следователя доставили Игоря Васильевича Гребенкина. Петелиной было по-женски жаль человека, который в пятьдесят лет убедился в том, что все лучшее в его жизни случилось в молодости. В те годы он был любим и стал отцом. Молодой офицер не решился поменять холостяцкую вольницу на неустроенный быт с не выспавшейся женщиной и кричащим младенцем. Свобода не принесла Гребенкину счастья. Он не продвинулся по службе и ничего не достиг в гражданской жизни.
Через двадцать лет в его квартиру постучалось счастье. Гребенкин искренне полюбил девушку, назвавшуюся его дочерью, потом пережил страшное горе – ее смерть, был одержим слепой местью, наделал глупостей и попал под арест. Но девушка, признавшаяся в убийстве подруги, оказалась его настоящей дочерью. И Гребенкин снова обрел смысл жизни. Однако для спасения дочери ему пришлось сразу же с ней расстаться.
Петелина предложила подозреваемому сесть на диван.
– Игорь Васильевич, в прошлый раз я не спросила вас, где ваша дочь, Екатерина Гребенкина.
– Я все равно не скажу. Не трогайте ее, – набычился Гребенкин.
– Я
