С Антарктидой — только на Вы - Евгений Кравченко

— Запросто.

— И облачность, похоже, высотой километров до пяти?

— Да, наверное, так.

— Но я же на Ил-14 выше нее не вылезу. А обледенение в облаках будет? А болтанка сильная будет?

— Да нет. Откуда им взяться?!

— Хорошо. У вас есть данные зондирования атмосферы того района метеозондами?

Начинаем смотреть. В «Моусоне» температура минус один градус, у «Дэйвиса» — ноль, но это внизу. Значит, выше — минус четыре-пять градусов. Влажность 94%... Обледенение нам гарантировано.

— Теперь давайте ветер посмотрим...

А там — бешеный ветер на высоте, где мы должны лететь.

Я повернулся к синоптику:

— Ну, как, турбулентность будет?

— Будет.

— Какая? Слабая, средняя, сильная? Обледенение будет?

— Сильная. И лед будет.

— А куда же вы меня толкаете? Напечатали прогноз?

— Напечатали.

— А теперь подпишитесь. И я полечу. Но, если мне придется возвращаться, то все потери — за ваш счет. А фактическую погоду по маршруту разрисую до деталей.

— Нет. Дайте нам подумать. Мы подождем новые сводки...

Я бросил взгляд на Шишкина, который молча слушал наш диалог:

— Жорж Константинович...

— Согласен! Решение на вылет принимать нельзя...

— Поэтому и не лечу. А если дернусь, то, чтобы назад вернуться со второй половины пути, у меня топлива не хватит. В лучшем случае пойду на ледник на вынужденную посадку. А зачем мне там сидеть? Я лучше здесь подожду — ни машиной не буду рисковать, ни людьми...

— Все верно. Пошли, — Шишкин попрощался с синоптиками и мы ушли. Видимо, он доложил об увиденном Грубию, потому что, перед вылетом Ил-18Д домой, мы попрощались тепло и дружески. Но я был рад, что этот случай произошел: если, даже находясь в Антарктиде, высокое начальство не может адекватно оценить обстановку, то что с него требовать, когда оно находится в Москве?! Вот и идут оттуда: «Запрещаю», «Запрещаю», «Запрещаю»... Хотя, если оно нас сюда посылает, значит, должно давать нам больше прав и больше доверять. Мне ведь здесь виднее, что можно делать, а чего нельзя... И лишь когда на следующий год к нам прилетели начальник УГАЦ Анатолий Александрович Яровой и его заместитель по летной работе Иван Сергеевич Макаров, проблему, о которой я рассказал выше, частично смог решить именно Макаров. Но об этом чуть ниже.

Вернемся все же к техническому рейсу.

Ил-18Д стартовал из Москвы 10 февраля 1980 года. Командир экипажа А. Н. Денисов. 13 февраля самолет вылетел из Мапуту (Мозамбик), сделал огромный прыжок через океан длиной 4835 километров и был принят на снежно-ледовом аэродроме у горы Вечерней в 12 километрах от станции «Молодежной». На аэродроме были подготовлены: ВПП длиной 2560 метров и шириной 42 метра, две боковые полосы безопасности, шириной 50 метров, две концевые полосы безопасности, перрон с деревянным настилом для размещения и технического обслуживания двух самолетов Ил-18Д. Аэродром оснастили неплохими радионавигационными средствами.

Изыскательские и проектные работы по этому аэродрому начались еще в 1972-1973 годах, и только в 1980 году он был готов. Сколько же сил и средств потребовалось за эти годы вложить в его создание и наведение воздушного моста между Москвой и Антарктидой?! И все-таки новая воздушная трасса была открыта.

На самолете доставлено в Антарктиду пять человек экспедиционного состава и вывезено на Родину 25 человек. Сам замысел был хорош. Если регулярно ранней весной будут прилетать большие самолеты с Большой земли и всего за несколько суток доставлять в Антарктиду сезонный состав, необходимые приборы, оборудование, продовольствие, это позволит на два-три месяца раньше начинать полевые работы, и авиация в Антарктиде сможет работать в более благоприятных метеоусловиях, заканчивать полеты до наступления очень жесткой осенней непогоды. К тому же летный и технический состав будут меньшее время оторваны от дома, от семьи, это уменьшит срок командировок, и по возвращении на Родину люди смогут и своевременно отдохнуть и еще успеть поработать на своем предприятии на Большой земле. В общем, выгоды налицо.

Однако вернемся к делам насущным.

В «плену» у капитана «Гижиги»

Проводив Ил-18Д, я вернулся в «Мирный». Летал сам, выполняя рейсы на «Восток», пришлось много работать с экипажами Ми-8, которые по заявкам «науки» уходили в «поле». Погода стала ухудшаться, все чаще завывали метели, все сильнее примораживало, вылеты приходилось раз за разом отменять, переносить, и я почти физически ощущал, как в экипажах, да и у меня в душе нарастает нервное напряжение.

Прилетев однажды с «Востока», я тут же вынужден был идти с Ми-8 на сотый километр, где понадобилась наша помощь. По возвращении меня встретил раздраженный инженер по ГСМ Володя Шаров:

— Командир, подошла «Гижига», на которой наши вертолетчики должны будут идти открывать «Русскую». Я проверил емкость для топлива — она грязная...

Я «завелся» с полоборота, заскочил в Ми-8, экипаж которого не успел еще выключить двигатели, и приказал командиру:

— Пошли к «Гижиге». Я им сейчас устрою песни и пляски...

Прилетели. Я тут же пошел к капитану. Постучал в дверь его каюты, слышу: «Заходите». Зашел. Никого нет. Стою, озираюсь... Каюта огромная, перегорожена занавесом, есть ванная. Чистота, порядок, уют. И вдруг из-за шторы выходит молодой, стройный, с иголочки одетый, бравый капитан и говорит:

— О, здорово!

Я слегка опешил:

— Юра, а ты что здесь делаешь?

— Как что? Я здесь — капитан.

— А ты знаешь, что я прилетел с тобой ругаться?

— Ну, да? — он засмеялся. — Давай мы сначала сделаем вот что: сядем, выпьем по чашечке кофе. Или ты будешь чай? А потом начнем ругаться.

В его тоне было столько доброжелательности и покоя, что моя злость тут же куда-то улетучилась.

— Ты откуда? — спросил он.

Я рассказал и про «Восток», и про ледник.

— Устал?

— Устал.

— Ну, сейчас отдохнешь, — он налил по чашке кофе, а когда мы его выпили, спросил:

— В чем проблема-то?

Я рассказал о грязной емкости, куда собираются его подчиненные заливать топливо для вертолетов, объяснил, почему она должна быть идеально чистой. Заодно проинструктировал, какие меры безопасности должны соблюдаться при работе наших вертолетов с «Гижиги», где они теперь будут базироваться... На этом судне была оборудована отличная вертолетная площадка, чего до сих пор не было на кораблях, приходивших в Антарктиду.

— Ты же понимаешь, — я опять стал горячиться, — вы пойдете открывать «Русскую». Там очень сильный и большой пояс льдов, ветры. Антарктида «Гижигу» близко к берегу не подпустит, ты станешь в 200-250 километрах от нужной точки. Добраться туда, кроме «вертушек», будет не на чем. И если в топливо попадет грязь, то моим ребятам несдобровать...