Кукушата Мидвича. Чокки. Рассказы - Джон Уиндем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем оставалось только представиться. После чего все события шли так, как будто ими управляла сама необратимость, можно сказать, предопределение.
Любопытство уложило на обе лопатки скептицизм доктора.
— Понятно, хотя и довольно расплывчато. Например, что вы сделали с ее мужем?
— Мужем? — Колин на секунду растерялся.
— Вы же сказали, что ее фамилия — Гэйл?
— Все верно, мисс Белинда Гэйл, мне кажется, я уже упомянул об этом. Она была обручена, но не вышла замуж. Могу сказать, что в этом мне видится какой-то рок! Как у древних греков.
— Но ведь… — начал было доктор Хэршом, но снова заставил себя замолчать. Он старался не выказать каких-либо признаков своего скептического отношения.
— Даже будь у нее муж, это ровным счетом ничего бы не изменило, — безжалостно сказал Колин. — Он был бы не тем человеком.
Доктор ничего не ответил, поэтому молодой человек продолжил:
— Не возникло никаких осложнений или затруднений, во всяком случае ничего серьезного. Она жила в квартире вместе со своей матерью и получала довольно неплохую зарплату. Ее мать — домохозяйка с пенсией армейской вдовы, — муж служил в ВВС Канады и был сбит над Берлином. Так что мать с дочерью могли себе позволить некий минимальный комфорт.
Вы вполне можете представить, что это значит. Учитывая все это, можно понять, что ее мать не слишком обрадовалась моему появлению, но оказалась женщиной без предрассудков, и мы поладили. Поэтому и здесь все прошло как нельзя лучше.
Он прервался на секунду, и доктор Хэршом успел вставить пару слов:
— Я конечно же очень рад это слышать. Однако признаюсь, что не вижу причины, почему вы решили не привозить с собой вашу жену.
Колин нахмурился:
— Я думал… То есть она думала… Видите ли, я еще не все вам рассказал. Это довольно деликатная история.
— Ничего, мы никуда не спешим. В конце концов, я в отставке, — дружелюбно сказал доктор.
В голосе Колина прорезалась нотка сомнения.
— Хорошо. Думаю, что будет справедливо по отношению к миссис Гэйл пересказать вам, как все вышло.
Вы понимаете, что я не хотел рассказывать о том, что послужило началом всему этому, то есть об Оттилии и о том, почему я вообще приехал в Канаду. Возможно, я и решился бы на это, только гораздо позже… Вы были единственным, кому я все рассказал, и мне казалось, что так даже лучше. Вполне естественно, мне не хотелось, чтобы они приняли меня за сумасшедшего. Но я проболтался.
Это случилось за день до нашей свадьбы. Белинды не было дома — пошла купить что-то, о чем мы вспомнили в последнюю минуту. Я был у них в квартире, пытаясь сделать все возможное, чтобы моя будущая теща как можно меньше беспокоилась о будущем своей дочери. Насколько помню, я тогда сказал: «У меня довольно неплохая должность в “Объединенных электрофизических предприятиях” и очень хорошие перспективы. Тем более у них есть филиал в Канаде, и если Оттилия решит, что ей не нравится жить в Англии…»
Я осекся, увидев, что миссис Гэйл внезапно остолбенела и уставилась на меня с открытым ртом. А затем спросила с дрожью в голосе: «Что вы сказали?»
Я заметил, что оговорился, но деваться было некуда. Поэтому я попытался исправиться: «Я просто говорил, что если Белинде не понравится…»
Она прервала меня: «Вы не сказали Белинда. Вы сказали Оттилия».
«Э-э, возможно, и сказал, — признался я, — и значит, если ей не понравится…»
«Почему? — требовательно спросила она. — Почему вы назвали ее Оттилией?»
Она пребывала в таком напряжении, что мне некуда было деваться.
«Потому что… я так думаю о ней», — сказал я.
«Но почему? Почему вы думаете о моей Белинде как об Оттилии?» — настаивала она.
Я не находил подходящих слов. Моя теща сильно побледнела, и было видно, как дрожат ее руки. Она была испугана и явно огорчена. Пристыженный, я отбросил всякое притворство.
«Я вовсе не хотел, чтобы все так произошло», — сказал я.
Она пристально посмотрела на меня и, кажется, слегка успокоилась.
«Но теперь, раз уж это произошло, потрудитесь объясниться. Что вы знаете о нас?» — спросила она.
«Просто, сложись все иначе, она была бы не Белиндой Гэйл, а Оттилией Хэршом», — сказал я.
Она все смотрела мне в лицо долгим немигающим взглядом, бледная как полотно.
«Ничего не понимаю, — сказала она, обращаясь, по-видимому, не только ко мне, но и к себе самой. — Вы попросту не могли этого знать. Хэршом — да. Вы могли как-то узнать об этом или угадать… Или она сама вам рассказала?»
Я покачал головой.
«Ах, ну ладно, вы все равно могли узнать, — продолжила она. — Но Оттилия… Вы попросту не могли ничего знать. Всего лишь имя из тысяч имен на целом свете… Никто о нем не знал, никто, кроме меня», — при этом она все трясла и трясла головой.
«Я даже не сказала ничего Реджи. Когда он спросил меня, можем ли мы назвать ее Белиндой, я немедленно согласилась… Он был так добр ко мне… Ему и в голову не могло прийти, что я хотела назвать ее Оттилией! Никто об этом не знал. Я никогда никому не говорила, ни тогда, ни сейчас… Как же вы могли узнать?»
Я взял ее руку, сжал ее в своих ладонях, пытаясь утешить и успокоить.
«Здесь совершенно не о чем тревожиться, — сказал я ей. — Это был сон, можно сказать, видение… Я просто знал».
Она покачала головой и через минуту тихо продолжила: «Никто ничего не знал, кроме меня… Это случилось летом 1927 года. Мы сидели в ялике под развесистой ивой. Рядом проплыл белый катер, мы проводили его взглядом, заметив название на корме. Малкольм сказал… — если Колин и увидел, как внезапно изменилось выражение лица доктора Хэршома, то выдал себя лишь повторением последних двух слов. — Малкольм сказал: “Оттилия — красивое имя, правда? Можно сказать, семейное. У отца была сестра Оттилия, умершая еще ребенком. Если у меня родится дочь, то я хотел бы назвать ее Оттилией”».
Колин Трэффорд замолчал и посмотрел на доктора. Затем продолжил:
— После этого она долго сидела, думая о чем-то своем, а потом добавила: «Он ничего не знал, понимаете! Бедный Малкольм погиб еще до того, как я узнала, что у нас будет ребенок… Я так хотела назвать ее Оттилией ради него… Ему бы это понравилось… Надо было так
