Жены и дочери - Элизабет Гаскелл

— Она написала, что будет здесь, — сказал мистер Престон, очень недовольный тем, что его обманули, теперь он понял, что встреча была назначена с мисс Гибсон. Молли немного заколебалась, прежде чем заговорить. Он решил не прерывать ее молчания, раз уж она вмешалась в это дело, пусть теперь почувствует себя очень неловко.

— Во всяком случае, она прислала меня сюда встретиться с вами, — сказала Молли. — Она подробно рассказала мне, как обстоит дело между вами.

— Рассказала? — усмехнулся он. — Она не самый открытый и надежный человек на свете.

Молли покраснела. Она ощутила грубость его тона и едва не вышла из себя, но сдержалась, тем самым собрав все свое мужество.

— Вам не следует так говорить о человеке, которого, как вы признались, хотите сделать своей женой. Но забудем об этом, у вас есть ее письма, которые ей хотелось бы получить назад.

— Полагаю, что так.

— И у вас нет права их хранить.

— Законного или морального права? Какое вы имеете ввиду?

— Я не знаю. Просто у вас нет права, как у джентльмена, хранить письма девушки, если она просит вернуть их, а тем более угрожать ими.

— Вижу, вы все знаете, мисс Гибсон, — сказал он, изменяя тон на более уважительный. — По крайней мере, она рассказала вам историю с ее точки зрения, со своей стороны. Теперь вы должны услышать мою. Она обещала мне так торжественно, как женщина…

— Она была не женщиной, она была всего лишь девочкой, ей едва исполнилось шестнадцать.

— Достаточно взрослой, чтобы понимать, что она делает. Но я буду звать ее девочкой, если хотите. Она торжественно обещала мне стать моей женой, поставив одно условие, соблюдать секретность и подождать некоторое время. Она писала мне письма, повторяя это обещание, достаточно личные письма, подтверждающие, что она считала себя связанной со мной таким предполагаемым отношением. Я не поддаюсь обману… я не веду себя как святой… и в большинстве случаев вполне могу позаботиться о своих собственных интересах. Вам достаточно хорошо известно, что у нее нет ни денег, ни влиятельных родственников, чтобы получить богатое состояние и поддержать меня в обществе, я любил ее такой искренней и такой возвышенной страстью, которую может испытывать человек. Она должна сказать это себе. Я бы мог жениться на двух или трех девушках с большим состоянием, одна из них была достаточно мила и совсем не сопротивлялась.

Молли прервала его — ее рассердило его тщеславие: — Прошу прощения, но я не хочу слышать, на скольких девушках вы могли бы жениться. Я пришла сюда просто ради Синтии, которая вас не любит, и которая не хочет выходить за вас замуж.

— Что ж, тогда, я должен заставить ее «полюбить» меня, как вы выразились. Однажды она «полюбила» меня и дала обещание, чтобы его нарушить, требуется согласие двух людей. Я надеюсь заставить ее полюбить меня так, как когда-то она любила, согласно ее письмам, по крайней мере, когда мы поженимся.

— Она никогда не выйдет за вас, — твердо сказала Молли.

— Тогда если она отдаст предпочтение кому-то еще, ему будет позволено прочесть ее письма, адресованные мне.

Молли едва не рассмеялась, она была уверена и не сомневалась в том, что Роджер никогда не станет читать письма, предложенные ему в таких обстоятельствах. Но затем она подумала, что он испытает от всего случившегося сильную боль, и от общения с мистером Престоном, особенно если сначала не узнает обо всем от Синтии. И если она, Молли, может избавить его от боли, она это сделает. Прежде чем она смогла решить, что сказать, мистер Престон снова заговорил:

— На днях вы сказали, что Синтия обручена. Могу я спросить, с кем?

— Нет, — ответила Молли, — не можете. Вы слышали, она сказала, что это была не помолвка. Вы думаете, после всего того, что я от вас услышала, я могла бы вам сказать, с кем? Но вы можете быть уверены в одном, он никогда не прочтет ни строчки из ваших писем. Он тоже… Нет! Я не стану рассказывать о нем перед вами. Вы никогда не поймете его.

— Мне кажется, что этот таинственный «он» очень счастливый человек, раз у него такой горячий защитник, как мисс Гибсон, с которой он вовсе не помолвлен, — произнес мистер Престон с таким неприятным выражением на лице, что Молли вдруг поняла, что вот-вот расплачется. Но она справилась с собой… во-первых, для Синтии, а во-вторых, для Роджера.

— Ни один благородный человек не прочтет ваши письма, а если кто-то прочитает их, им будет настолько стыдно, что они не осмелятся говорить о них. Какой тогда вам прок от них?

— В них содержатся неоднократные обещания Синтии выйти замуж, — повторил он.

— Она говорит, что скорее уедет из Холлингфорда навсегда и станет зарабатывать себе на жизнь, чем выйдет за вас.

Он немного побледнел. Он выглядел настолько подавленным, что Молли почти пожалела его.

— Она хладнокровно приняла это решение? Знаете ли вы, что вы говорите мне очень жестокие истины, мисс Гибсон? Если это правда, то есть, — продолжил он, немного приходя в себя. — Молодым девушкам очень нравятся слова «ненавидеть» и «питать отвращение». Я знаю многих, которые применяют их к тем мужчинам, за которых они в свое время надеялись выйти замуж.

— Я не могу говорить о других, — ответила Молли. — Я только знаю, что Синтия… — здесь она помедлила секунду, она чувствовала его боль, и поэтому замешкалась, но затем продолжала: — ненавидит вас так же, как ненавидел бы любой, подобный ей.

— Подобный ей? — переспросил он, повторив слова почти неосознанно, хватаясь за что угодно, чтобы постараться скрыть свое унижение.

— Я имею ввиду, я бы ненавидела еще сильнее, — сказала Молли тихо.

Но он не обратил внимания на ее ответ. Он втыкал кончик своей трости в дерн, и его взгляд был прикован к земле.

— Вы не против вернуть ей письма? Уверяю вас, что вы не заставите ее выйти за вас.

— Вы очень простодушны, мисс Гибсон, — ответил он, внезапно поднимая голову. — Полагаю, вы не знаете, что есть другие чувства, помимо любви, которые могут доставлять удовольствие. Вы никогда не слышали о мести? Синтия обманула меня обещаниями, и вы совсем можете не верить мне… что ж, бесполезно об этом говорить. Я не собираюсь оставить ее безнаказанной. Так можете и передать ей. Я сохраню письма и воспользуюсь ими, как только увижу, что пришел подходящий случай.

Молли была ужасно рассержена на себя за то, что не справилась с поручением. Она надеялась на успех, но сделала только хуже. Какие новые аргументы она могла бы использовать? Тем временем он продолжал подстегивать себя, растравляя свое раненное тщеславие мыслями о том, как, должно быть, две девушки обсуждали его, дабы разозлиться на разочаровавшую его любовь.

— Мистер Осборн Хэмли может узнать об их содержании, хотя, возможно, он слишком благороден, чтобы прочитать их. Даже до вашего отца могут дойти слухи, и если я правильно помню, мисс Синтия Киркпатрик не всегда говорила в самом уважительном тоне о даме, которая сейчас является миссис Гибсон. Есть…

— Остановитесь, — сказала Молли. — Я не буду ничего слушать об этих письмах, написанных, когда она оказалась почти без друзей, вам, которого она считала другом! Но я подумала о том, как поступлю дальше. Я честно вас предупреждаю. Если бы я не сглупила, я бы все рассказала своему отцу, но Синтия взяла с меня обещание, что я не расскажу. Поэтому я расскажу все, от начала до конца, леди Харриет и попрошу ее поговорить со своим отцом. Я уверена, что она это сделает, и я не думаю, что вы посмеете отказать лорду Камнору.

Он понял сразу, что не посмеет; хотя такого умного управляющего, как он, граф высоко ценил, но с подобным поведением в отношении писем и с угрозами обнародовать их не смирится ни джентльмен, ни просто благородный человек и мужественный человек. Он хорошо это знал и удивлялся, как она, стоящая перед ним девушка, оказалась настолько умна, что поняла это. На мгновение он забылся, восхищаясь ею. Она стояла напуганная, и в то же время смелая, не позволяла себе уйти, настаивая на том, что намеревалась сделать, даже когда казалось, что все обернулось против нее, и кроме того, в ней было что-то, что поразило его больше всего, и что показало, каким человеком он был — он понимал, что Молли не осознавала, что он был молодым человеком, а она молодой девушкой, словно непорочный ангел на небесах. Хотя он понимал, что ему следовало бы уступить и отдать письма, он не собирался этого делать немедленно. И раздумывая над этим, он обостренным слухом уловил быстрый шаг лошади, цокающей по гравийной дорожке. Мгновение спустя Молли тоже услышала этот цокот. Он заметил, как на ее лице появилось выражение испуга, и через секунду она бы убежала, но прежде чем было сделано первое движение, мистер Престон твердо накрыл ее руку своей.

— Спокойно. Вас заметили. Вы, во всяком случае, не сделали ничего постыдного.