Жены и дочери - Элизабет Гаскелл

Глава XLIV

Молли Гибсон приходит на помощь

Как ни странно, но после ночной грозы, за завтраком царили спокойствие и невозмутимость. Синтия была бледна, но она, как обычно, разговаривала о малозначительных вещах, в то время как Молли сидела молча, наблюдая и размышляя, и начиная убеждаться, что у Синтии, должно быть, был довольно длительный опыт сокрытия истинных мыслей и тайных забот. Среди писем, пришедших с утренней почтой, было одно от лондонских Киркпатриков, но не от Хелен, личного корреспондента Синтии. Писала ее сестра: у Хелен был грипп.

— Пусть она приедет сюда, сменить климат, — посоветовал мистер Гибсон. — В деревне в это время года лучше, чем в Лондоне, особенно, если местность окружена деревьями. Сейчас наш дом хорошо дренирован, высоко расположен, земля посыпана гравием, а я бесплатно возьмусь вылечить ее.

— Это было бы очаровательно, — произнесла миссис Гибсон, быстро обдумывая, какие изменения необходимо предпринять в домашней экономии, прежде чем принять у себя молодую девушку, привыкшую к роскоши в доме мистера Киркпатрика; подсчитывая последующие неудобства и сравнивая их с возможными преимуществами даже во время разговора. — Разве тебе это не понравится, Синтия? Да и Молли тоже? Вы, дорогие мои, познакомитесь с одной из девушек, и у меня нет сомнения, вас снова пригласят к ним, что было бы замечательно!

— А я не позволил бы ей поехать, — заметил мистер Гибсон, который получил неприятную возможность прочитать мысли своей супруги.

— Дорогая Хелен! — продолжила миссис Гибсон, — Мне бы так хотелось поухаживать за ней! Мы бы превратили ваш кабинет в ее личную гостиную, мой дорогой. (Едва ли нужно говорить, что весы склонились в сторону неудобств). — Поскольку больной так требуется спокойствие. В гостиной, например, ее бы постоянно донимали посетители, а в столовой так… как бы мне это назвать? так обеденно — запах еды, кажется, никогда из нее не выветривается. Все было бы иначе, если бы ваш дорогой отец позволил мне пристроить то окно…

— Почему бы не сделать для нее спальню из гардеробной, а комнату отдыха — из маленькой комнаты, примыкающей к нашей гостиной? — спросил мистер Гибсон.

— Библиотеки, — этим словом миссис Гибсон предпочла обозначить то, что прежде именовалось встроенным книжным шкафом, — туда едва ли вместится софа помимо книг и письменного стола; там везде сквозняки. Нет, мой дорогой, нам лучше вовсе ее не приглашать, во всяком случае, ее собственный дом удобнее.

— Что ж, ладно, — сдался мистер Гибсон, видя, что над ним одержали верх, и не имея желания продолжать спор. — Возможно, вы правы. Выбор между роскошью и свежим воздухом сложен. Некоторые страдают больше от недостатка одного, чем от недостатка другого. Вы знаете, я буду рад видеть ее, если ей захочется приехать и принять нас такими, какие мы есть, но я не могу предоставить ей кабинет. Это необходимость, наш ежедневный хлеб!

— Я напишу и расскажу им, как добр мистер Гибсон, — произнесла его супруга с чувством высшего удовлетворения, как только ее муж вышел из комнаты. — Они будут столь же много обязаны ему, как будто она приехала!

Либо из-за болезни Хелен, либо по какой-то другой причине после завтрака Синтия стала очень вялой и рассеянной, и это продолжалось весь день. Молли понимала, почему ее настроение так менялось в последние несколько месяцев, и была нежной и терпеливой с ней. Ближе к вечеру, когда две девушки остались наедине, Синтия подошла и встала рядом с Молли так, что ее лица нельзя было видеть.

— Молли, — сказала она, — ты это сделаешь? Ты сделаешь то, что сказала прошлой ночью? Я думала об этом весь день, и порой мне кажется, что он отдаст тебе письма, если ты попросишь его. Он мог вообразить… во всяком случае стоит попытаться, если тебе это не слишком неприятно.

С каждой минутой Молли все больше и больше не нравилась сама идея предполагаемой встречи с мистером Престоном. Но это было ее собственное предложение, и она не смогла бы отказаться от него. Поэтому она дала согласие и постаралась скрыть беспокойство, которое росло все больше и больше по мере того, как Синтия обсуждала детали.

— Ты встретишься с ним на дороге, ведущей от парковой сторожки к Тауэрсу. Он может прийти одной дорогой из Тауэрса, где у него часто бывают дела… у него отовсюду есть ключи… ты можешь войти, как мы часто делали, у сторожки… тебе не нужно идти далеко.

Молли поразило, что у Синтии, должно быть, имеется некоторый опыт в таких приготовлениях. И она осмелилась спросить, как ему сообщить об их планах. Синтия только покраснела и ответила: «О, не беспокойся! Он будет только рад прийти. Ты слышала, как он говорил, что хочет еще раз обсудить дело. Впервые я назначу встречу. Если бы я только могла быть свободной… о, Молли, я буду любить тебя, и буду признательна тебе всю свою жизнь!»

Молли думала о Роджере, и эта мысль подтолкнула ее к следующим словам:

— Это должно быть, ужасно… я думала, я очень смелая… но я не могла бы… не могла бы принять предложение Роджера, будучи наполовину помолвленной, — она покраснела от своих слов.

— Ты забываешь, как я не терплю мистера Престона! — заметила Синтия. — Нечто большее, чем избыток любви к Роджеру, заставило меня быть благодарной, по крайней мере, связать себя крепким обещанием с кем-то еще. Он не хотел называть это помолвкой, но я хотела, потому что это давало мне чувство уверенности в том, что я свободна от мистера Престона. И так и есть! Если бы не эти письма! Ох! Если бы ты смогла заставить его взять эти мерзкие деньги и отдать мне мои письма! Тогда мы бы сожгли их дотла, он смог бы жениться на ком-то еще, а я бы вышла замуж за Роджера, и никто бы ничего не узнал. В конце концов, этот поступок всего лишь то, что называют «юношеской глупостью». И ты можешь сказать мистеру Престону, что как только он обнародует мои письма, покажет их твоему отцу или что-то в этом роде, я уеду из Холлингфорда и никогда не вернусь.

Обремененная множеством подобных посланий, которые, она чувствовала, никогда не передаст; не зная, что скажет; ненавидя само поручение; недовольная манерой Синтии говорить о ее отношениях с Роджером; подавленная стыдом от соучастия в поступке, который казался ей предательским, и все же желая вынести все и не бояться, если когда-нибудь она сможет наставить Синтию на прямой путь… более сострадающая огромному несчастью и возможному бесчестью своей подруги, чем способная отдать ей ту любовь, которая пробуждается истинным сочувствием, Молли отправилась к назначенному месту. День был облачным, шум завывающего ветра среди почти облетевших ветвей огромных деревьев заполнил ее уши, пока она проходила через ворота парка и входила на аллею. Она шла быстро, неосознанно желая разозлиться и не иметь времени на раздумья. Но через четверть мили от сторожки аллея делала поворот; и после этого поворота дорога шла прямо до особняка, который сейчас пустовал. Молли не хотелось удаляться из пределов видимости сторожки, и она встала лицом к ней, рядом со стволом одного из деревьев. Вскоре она услышала звук приближающихся шагов. Это шел мистер Престон. Он увидел женскую фигуру, наполовину скрытую стволом дерева, и не усомнился в том, что это была Синтия. Но когда он подошел ближе, почти вплотную, девушка обернулась, и вместо ярких глаз Синтии, его встретил решительный взгляд побледневшей Молли. Она не поздоровалась, и хотя по бледности и робкому выражению лица, он понял, что она боится, в ее серых глазах он видел мужество невинности.

— Синтия не смогла прийти? — спросил он, поняв, что она ждала его.

— Я не знала, что вы должны были с ней встретиться, — ответила Молли, немного удивленная. В своем простодушии она полагала, что Синтия упомянула, что именно она, Молли Гибсон, встретится с мистером Престоном в назначенное время и в назначенном месте. Но Синтия была слишком искушена в этих делах и заманила его на встречу неясно написанной запиской, избежав настоящей лжи, она заставила его поверить, что сама встретится с ним.

— Она написала, что будет здесь, — сказал мистер Престон, очень недовольный тем, что его обманули, теперь он понял, что встреча была назначена с мисс Гибсон. Молли немного заколебалась, прежде чем заговорить. Он решил не прерывать ее молчания, раз уж она вмешалась в это дело, пусть теперь почувствует себя очень неловко.

— Во всяком случае, она прислала меня сюда встретиться с вами, — сказала Молли. — Она подробно рассказала мне, как обстоит дело между вами.

— Рассказала? — усмехнулся он. — Она не самый открытый и надежный человек на свете.

Молли покраснела. Она ощутила грубость его тона и едва не вышла из себя, но сдержалась, тем самым собрав все свое мужество.

— Вам не следует так говорить о человеке, которого, как вы признались, хотите сделать своей женой. Но забудем об этом, у вас есть ее письма, которые ей хотелось бы получить назад.