Орлы или вороны (СИ) - Мартин Дэвид

— Более чем, — кивнул Афанасьев, — разрешите идти?

— Идите, — кивнул Улитин и встал, давая понять, что разговор окончен.

Они не пожали друг другу руки на прощание, и Афанасьев понял, что их дружба на этом закончена.

Продать недвижимость оказалось непросто. Павел Ильич уже несколько месяцев вёл переговоры с одной крупной риэлтерской компанией, которая занималась выкупом элитных квартир. Время для продажи было хуже не придумаешь. Цены вроде уже отскочили от дна и начали свой рост, но этот рост был скорее надуманным, экономически необоснованным. Цены стали выше, чем год назад, но покупателей было в разы меньше, чем продавцов. Чтобы продать что-то быстро, приходилось идти на уступки и сильно ронять цену. Афанасьеву за его недвижимость предлагали бессовестно огромный дискаунт от рыночной цены. Если бы он продал всё два года назад, то в долларах получил бы в три раза больше, чем сегодня. Всё это вызывало сильнейший дискомфорт, но делать было нечего, приходилось мириться с рыночной ситуацией. Он думал, что, возможно, Улитин просто сгущает краски, не желая оказаться замешанным в расследовании рейдерских схем своего подчинённого. Ему было выгодно, чтобы Афанасьев поскорее пропал из поля зрения. Конечно, у генерала Улитина рыльце тоже было в пушку, не без этого. Афанасьев всегда щедро с ним делился, но того было не достать. Улитин не засветился нигде, никогда не брал деньги сам, не говорил о делах прямо, везде выступал так, как будто это его вообще не касалось. За хвост его было не схватить, а вот Афанасьев был в центре каждой сделки. На него мог показать пальцем кто угодно: хоть подставные риэлтеры, хоть силовики, с которыми приходилось делиться как деньгами, так и информацией. Самый опасный свидетель был Морозов. Если бы тот начал говорить, он мог бы утянуть Афанасьева глубоко на дно. Но Глеб пока молчал. Его со всей командой закрыли пару дней назад. Причём закрыли в Ярославле. Это было плохо. Вытащить его оттуда сейчас не представлялось возможным.

Когда Павел Ильич сказал жене, что им придётся всё продать и ускорить переезд, она шокировала его, добавив ещё одну проблему в копилку сегодняшних плохих новостей. Всегда такая покладистая и послушная, она уставилась на мужа большими глазами, полными слёз, и сказала, что никуда переезжать не хочет. И квартиру свою тоже продавать не намерена. Если Паша так решил, то пусть едет один, а она останется в Москве. Это было ударом ниже пояса. Афанасьев из последних сил старался держаться спокойно, но внутри всё кипело. Ещё этот Ярский никак не хотел подписывать документы. Сначала согласился, а потом на встрече с нотариусом заявил, что, пока не увидится со своей Настей, ничего подписывать не намерен. Можно было, конечно, обойтись и без его подписи, но на такой голимый криминал вряд ли пойдёт даже самый отмороженный нотариус. И эта его Настя, как назло, куда-то пропала. При задержании Глеба о ней не упоминалось. То ли парни её по дороге грохнули, то ли ей удалось как-то сбежать. Афанасьев отбросил эту мысль. Сбежать от Глеба было не так-то просто. Компанию «Аруба» оценили в двести миллионов, но наличными давали за неё только пятьдесят. Это было настолько неприемлемо, что вначале согласиться даже в голову не приходило. Теперь же Афанасьев был близок к тому, чтобы принять и эти условия. Он был очень зол на Виктора Ярского. Этот молодой ублюдок, ничего из себя не представляющий, бросил вызов Афанасьеву, ему, стоящему на вершине пищевой цепочки! Перспектива провести в тюрьме с десяток лет, казалось, нисколько не беспокоила этого детдомовского умника. Афанасьев не увидел у того на лице и тени испуга. Он твердил, что хочет увидеть свою Настю, и всё. Как будто больше ничего в мире его не волновало. У Афанасьева даже возникла шальная мысль сказать Ярскому, что это он убил его мать, и, если тот сорвётся и нападет, пустить пулю прямо в его наглую физиономию.

В конце концов он решился. Надо было уезжать немедленно. Новый дом себе Афанасьев присмотрел во французской Ницце. Лазурный берег, приятная погода круглый год. Заехать придётся по шенгену, а там можно будет легко сделать инвесторское ВНЖ. Сейчас заморачиваться с документами уже не было времени. С переводом денег тоже особых проблем не предполагалось. Бо́льшую часть он переведёт на офшорку, открытую год назад, остальное заберёт с собой. За обе квартиры и дом давали чуть больше десяти миллионов долларов, зато сразу и наличными. Доверенность на продажу квартиры, принадлежащей жене, у него была. Он получит деньги, и ей ничего не останется, как уехать с ним. Если жена вдруг встанет в позу и откажется, тогда пусть остаётся бомжевать в Москве. Придумала тоже упрямиться! Когда каталась как сыр в масле — ничего не замечала, а как жареным запахло, то сразу в кусты. Не-ет, так не получится. Либо они вместе в одной лодке, либо уйдёт от него с тем, с чем и пришла. Афанасьев перевёл в доллары всю рублёвую наличность, что у него была. Собралось ещё около двух миллионов баксов. Даже зная, что он уезжает в еврозону, почему-то не хотелось покупать евро, Афанасьев ещё с девяностых привык к баксам. Да и счёт на Кипре долларовый, так казалось сохраннее. Оставалось по-быстрому продать две машины, катер и решить вопрос с «Арубой». Катер было жалко больше всего. За красивый, изящный моторный катер Princess, который можно смело назвать яхтой, чуть больше года назад Афанасьев выложил почти триста тысяч евро. Сейчас в лучшем случае за него можно было выручить только половину.

Также пришлось дать согласие жуликоватому посреднику, давнему подельнику и коллеге в таких делах. Старый еврей Леонид Кац, который хотел прибрать к рукам компанию Виктора, был тот ещё хитрец. Он имел прямо нюх хищника на любую прибыльную аферу, ходил всегда по грани закона, но нарушал его очень неохотно. Все без исключения его сделки были криминальными, но каждый раз ему удавалось переложить основную часть риска на своего оппонента. Афанасьев точно знал, что Лёня Кац в своих сделках с реорганизацией подобных компаний не брезговал и мокрухой, но сам в этом всегда был замешан только косвенно. Сегодня пятьдесят миллионов, предложенные Кацем, в условиях быстрого сбора и отъезда уже не казались такой уж маленькой суммой.

Ничего, возможно, и у лягушатников Афанасьев найдёт себя в каком-нибудь предпринимательстве. План созрел сам собой. Он сделает ход конём с авиабилетами, и если его пасут, то пустит их по ложному следу. Деньги тоже переведёт в последний момент, чтобы не было подозрений. Кто знает, насколько глубоко уже копнули под него в управлении. Он вытащит Ярского из тюрьмы для следственной экспертизы, проведёт сделку, а потом устроит ему попытку к бегству. Если же этот умник не захочет ничего подписывать, всё одно — его участь уже решена. Почему-то эта мысль вызвала у Афанасьева приятную улыбку. Каждому своё: жил бы тихо и спокойно, как другие, — дожил бы до старости, а раз выскочил из грязи в князи, обратно в грязи и окажется. Улыбнувшись своим мыслям, Павел Ильич набрал знакомый номер.

***

Телефонный звонок выдернул Сиплого из сладкой дремоты. Жека, не обращая внимания на трезвонивший телефон, спал сном младенца. Звонил Круассан.

— Есть срочная информация, — сказал он. — Нашли твоего друга. Он в Матроске.

— Понял, спасибо, — Сиплый специально не называл своего начальника по имени и вообще никак не называл.

— Езжайте туда, по дороге дам указания. Похоже, там какая-то каша заваривается. Не по телефону.

— Принял, — сказал Сиплый, но Круассан уже повесил трубку.

До Москвы долетели без единой остановки. Остановились в гостинице «Измайлово», ожидая новой информации. Позвонил Круассан и сказал, чтоб ждали какого-то мужика, который приедет и всё расскажет. До этого — никакой самодеятельности. Не любил он говорить по телефону и общался короткими фразами, не вдаваясь в подробности. Сиплый за годы службы уже привык к манере общения своего начальника и воспринимал эти недомолвки как должное. В какой-то мере было даже приятно — снова оказаться на любимом им поприще. Эта игра в кошки-мышки была настолько знакома, что и Сиплый, и Жека чувствовали себя в своей тарелке и спокойно могли просидеть в гостиничном номере, не вылезая, столько, сколько потребуется. Если с Зевсом всё было более-менее понятно, то пропажа Насти вызывала сильную тревогу. Сиплый успокаивал себя тем, что, по всей вероятности, похитителям нужны были только деньги, а значит, они рано или поздно объявятся. Круассан позвонил только через двое суток. Сказал, что к ним сейчас подойдёт свой человек. Зовут его Арслан. Он всё и расскажет. Что ж, краткость — сестра таланта. У Круассана везде были свои люди.