ФАТА-МОРГАНА 8 (Фантастические рассказы и повести) - Брайан Олдисс

Может, ему удастся задохнуться, прежде чем его доставят в больницу, воткнут в горло трубку, положат на грудь респиратор и подсоединят к руке капельницу. Иногда они задыхались, несмотря на присмотр.

Нет, с ума он не сойдет, его психика слишком сильна. Он выдержит много месяцев.

В зарослях что-то шевельнулось, и в глаза ему ударил свет. Послышалась возня, кто-то охнул, кто-то другой вскрикнул, раздалрсь тихое — пуфф! После этого во внезапно воцарившейся тишине слышно было лишь чье-то учащенное дыхание.

— Гарри! — обеспокоенно произнес голос Марны. — С тобой все в порядке?

Когда приземистый Искатель, приволакивая ноги выбрался на полянку, снова стало светло. Через полосу света проковылял Пирс, за ним Кристофер и Марна. Недалеко от них на земле лежало скрюченное тело. Гарри никак не мог сообразить, что это такое, и лишь через некоторое время понял, что это карлик, человек с маленькими, тонюсенькими ножками, изогнутой спиной и большой головой. На ее макушке росли черные волосы. Глаза его горели ненавистью ко всему миру.

— Гарри! — на этот раз голос Марны прозвучал как стон.

Юноша не откликнулся, просто не мог этого сделать. На мгновенье мысль, что он не в силах ответить, доставила ему удовольствие, но тут же его охватила жалость к самому себе.

Марна подняла с земли стреломет и зашвырнула его далеко в кусты.

— Отвратительное оружие!

Значит, они не сбежали, подумал Гарри, а, как он и сказал вампиру, исчезли, чтобы прийти к нему на помощь, как только появится возможность. Но они вернулись слишком поздно: он парализован навсегда. От этого яда нет противоядия. Может, теперь они убьют его. Как бы дать им знать, что он хочет этого?

Он часто заморгал.

Марна придвинулась к нему, положила его голову себе на колени. Пирс осторожно вынул стрелку и втоптал ее в землю.

— Не теряй головы, — сказал он, — и не сдавайся. Постоянного паралича не существует. Если ты попытаешься, то поймешь, что можешь шевелить мизинцем. — Он поднял ладонь Гарри и осторожно похлопал по ней.

Гарри попытался шевельнуть пальцем, но напрасно. Чем занимается это старый шарлатан? Почему не его убьют, покончив со всем этим? Пирс говорил что-то еще, но Гарри не слушал его. К чему напрасные надежды? Это причиняет еще большую боль.

— Ему может помочь переливание, — сказала Марна.

— Да, — подтвердил Пирс. — Ты согласна?

— Ты знаешь, кто я?

— Конечно. Кристофер, обыщи вампира. У него должны быть иглы и катетеры. — Пирс вновь обратился к Марне. — Кровь будет немного смешиваться, и яд проникнет в твой организм.

Голос Марны был полон горечи.

— Мне не повредит даже цианистый калий.

Начались приготовления. Гарри не мог на них сосредоточиться, предметы перед ним расплывались, время ползло, как ледник.

Когда серый свет наступающего утра пробился сквозь ветви деревьев, Гарри почувствовал, что жизнь болезненно дрогнула в его мизинце. Это было хуже всего, с чем он до сих пор сталкивался, во сто крат хуже боли, причиняемой браслетом. Боль перетекала в другие пальцы, потом проникла в тело. Он хотел попросить Пирса вернуть состояние паралича, но, прежде чем смог говорить, боль почти исчезла. Сумев наконец сесть, Гарри поискал взглядом Марну.

Она сидела, прислонившись к стволу дерева, закрыв глаза, и была очень бледна.

— Марна! — позвал он. Ее глаза медленно открылись, в них сверкнула радость, и девушка снова опустила веки.

— Со мной все в порядке, — сказала она.

Гарри почесал место, где была воткнута игла.

— Не могу понять… ты и Пирс… ты вытащила меня из этого… хотя…..

— Не пытайся этого понять, — посоветовала она. — Просто прими к сведению.

— Это невозможно, — буркнул он. — Кто ты?

— Дочь губернатора.

— А кроме этого?

— Картрайт, — с горечью ответила она.

В голове у него все перепуталось. Одна из бессмертных! Ничего удивительного, что ее кровь победила яд. Кровь Картрайтов особым образом воздействовала на посторонние вещества.

— А сколько тебе лет?

— Семнадцать, — ответила она и окинула взглядом свою фигуру. — Мы, Картрайты, созреваем поздно. Потому-то Вивер и отправил меня в Медицинский Центр, — проверить, могу ли я рожать. Зрелый Картрайт не должен терять времени, отпущенного на размножение.

Сомнений не было — она ненавидела своего отца.

— Он заставит тебя рожать, — угрюмо сказал Гарри.

— Сам попробует это сделать, — спокойно ответила девушка. — Он не очень-то плодовит, и потому мы там только втроем — моя бабка, мать и я. Мы можем контролировать процесс зачатия, особенно, когда уже созреем. Мы не хотим его детей, даже если после этого станем ему менее нужны. Но боюсь, — голос ее задрожал, — боюсь, я еще недостаточно созрела.

— Почему ты не сказала об этом раньше? — настойчиво спрашивал Гарри.

— Чтобы ты относился ко мне как к Картрайту? — Глаза ее зло сверкнули. — Ты же знаешь: Картрайт не человек. Это ходячий банк крови, живой фонтан молодости, то, что можно иметь, использовать, сохранять, но что не может жить самостоятельно. А кроме того, — она опустила голову, — ты не веришь тому, что я говорю о Вивере.

— Но ведь он губернатор! — воскликнул Гарри, увидев выражение ее лица, и отвернулся. Как объяснить ей это? У человека есть своя работа и обязанности, он не может выйти за их пределы. Кроме того, браслеты. Только у губернатора есть ключ. Соединенные ими, они не протянут долго. Их снова разделят — случайно или силой, и тогда он умрет. Гарри поднялся. Лес некоторое время кружился у него перед глазами, потом успокоился.

— Я снова твой должник, — обратился он к Пирсу.

— Ты очень тверд в своих убеждениях, но в тебе есть доля здравого смысла, которая помогла мне. Говорят, что лучше здоровый человек с искалеченными взглядами, чем калека с твердым убеждением.

Гарри испытующе посмотрел на старика. Или он действительно целитель, который не может объяснить, как совершает свои чудеса, или мир еще более безумен, чем считал до сих пор Гарри.

— Если мы выйдем немедленно, — сказал он, — доберемся до дворца к полудню.

Дворец губернатора стоял на вершине холма, напоминающего букву L и расположенного в месте слияния двух рек. Когда-то на этом месте размещался большой университет, но в свое время ассигнования, предназначенные на его содержание, были переданы на более важные дела. Число финансирующих его людей уменьшалось по мере того, как рос интерес к медицинским исследованиям и врачебной опеке. Вскоре научными пустяками перестали интересоваться вообще, и университет умер.