Кочубей - Даниил Мордовцев

   — Пане гетмане! что с вами сталось? — спросил Орлик.

Нет ответа.

   — Пане гетмане! Иван Степанович! — закричал Орлик.

Глухой стон раздался во мраке.

Орлик выбежал из избы, взял свой фонарь, зажёг свечу у огня, разведённого стражею перед крыльцом, и возвратился к гетману.

Мазепа лежал на полу. Пот градом лился с лица его, глаза были полуоткрыты, уста посинелые, смертная бледность покрывала лицо. Он взглянул мутными глазами на Орлика, тяжко вздохнул и сказал слабым голосом:

   — Подними меня.

Орлик поднял его, положил на постель, зажёг свечи на столе и с беспокойством смотрел на него, ожидая последствий. Гетман молчал и сидел на постели, склонив голову на грудь, потупив глаза и сложив руки на груди.

   — Не прикажете ли позвать лекаря, пане гетмане? Вы, кажется, нездоровы.

Гетман покачал головою и молчал.

   — Что с вами сделалось, скажите, ради Бога! Ненужно ли пустить кровь!.. Я побегу за лекарем!

   — Я здоров... Ужасный сон!.. Садись, Орлик... я расскажу тебе!..

Орлик содрогнулся. Его самого мучили предчувствия и тяжкие, страшные сны.

Мазепа молчал и тяжело вздыхал.

Несколько времени продолжалось обоюдное молчание. Наконец Мазепа сказал:

   — Я не верю в сны, Орлик! Они не что иное, как игра воображения... Но я видел страшный сон!.. Ты знаешь, что я в юношеских летах проживал в Польше и, находясь при дворе одного знатного пана, любил жену его и был любим взаимно. Спасаясь от мести раздражённого мужа, я бежал в Запорожье. Супруги после того примирились, но любовь наша с прекрасною полькою продолжалась. Она ездила на богомолье в монастыри, лежащие на границе, и я видался с нею. Залогом тайной любви нашей был сын... Муж снова стал подозревать, и моя любовница решилась бежать ко мне, с младенцем... Она бежала от мужа, но не являлась ко мне... И она и младенец пропали без вести! Вероятно, мстительный муж убил их. Прошло около тридцати лет... Я был женат после этого, имел детей, овдовел, осиротел, искал отрады в любви, любил многих, был счастлив в любви... Но первая любовь и привязанность к первому детищу моему не истребились из памяти моей!.. Часто, часто вижу я в мечтах и во сне мою возлюбленную с младенцем на руках, прижимающихся к моему сердцу... Это самые сладостные и самые горькие минуты моей жизни, Орлик!.. В эту ночь я также видел их... но в ужасном положении... Ты знаешь, что Наталья прижита мною уже после смерти жены моей... Я люблю Наталью всей душою, но первое детище моё, живущее в одном воображении, в мечтах — мне милее её... Не понимаю этого чувства и не могу тебе объяснить его. Кажется, это кара небесная! В эту ночь я видел их обоих!.. Мне чудилось, будто я стою на краю пропасти. С правой стороны стоит возле меня моя возлюбленная, с младенцем на руках, а с левой Наталья.

Вдруг земля стала осыпаться под нашими ногами. Я хотел бежать, но какая-то невидимая сила удерживала меня. Наталья покатилась в пропасть и в падении ухватилась за колени мои. В эту самую минуту моя возлюбленная отдала мне на руки младенца — и исчезла. Спасай детей твоих!.. — раздался пронзительный голос... Невольно, как будто судорожным движением я оттолкнул Наталью, и она ринулась в пропасть. И вдруг младенец, которого я держал на груди моей, обхватил ручонками вокруг моей шеи и стал душить меня... Я хочу оторваться... Наконец хочу бросить ребёнка... но нет... он впился в меня, он душит меня... я упал... и мы все погрузились в бездонную пучину... Внизу были дым и пламя. Раздались хохот, свист, змеиное шипенье... ударил гром... Я проснулся и очутился на полу, без сил, без языка, в поту... В это время явился ты!

   — Страшный сон! — сказал Орлик. — Но кажется мне, что ом ничего не предвещает, а есть только следствие ваших помышлений и слабости телесной. Вы изнурили себя походом, пане гетмане... Я три ночи сряду видел сны гораздо ужаснее! Мне грезились пытка, палачи, кнут, плаха…

   — Вздор, пустяки! — примолвил гетман. — Сны твои остаток робости, следствия страха, при исполнении нашего предприятия, которое если б не удалось, то повело бы нас на плаху. Но вот уже мы стоим на рубеже... Один переход — и мы в шведском лагере!..

   — Но кроме меня и Войнаровского никто не знает ещё ваших замыслов, пане гетмане. В целом войске только мы одни согласны перейти к шведам. Что будет, если другие не согласятся... Если захотят выдать нас царю?

   — Будет то самое, что было бы, если б мы на месте стали подговаривать старшин и казаков пристать к нам и если б один из тысячи задумал нам изменить. Разница в том, что теперь нам легче будет, при слабой помощи, избегнуть предательства и бежать к шведам, нежели в то время, когда Карл был далеко, а вокруг нас русские войска. Теперь, в случае неудачи, я беру на себя одного всю ответственность и не подвергну друзей моих несчастью, за привязанность и доверенность ко мне. Не удастся — и один глоток яду покроет всё мраком! Я довольно жил, друг Орлик, довольно наслаждался жизнью, чтоб жалеть её! Я играю в кости. Смерть или корона!..

Мазепа замолчал, и Орлик стоял перед ним, опустив голову, волнуемый различными противоположными мыслями и чувствами, не смея ему противоречить и не изъявляя своего согласия. Между тем начало светать.

   — Вели войску приготовиться к выступлению в поход, по верному трубному звуку; а как всё будет готово, то пускай паны старшины и полковники прибудут ко мне, в нарядной одежде.

Орлик, не отвечая ни слова, вышел из избы и велел трубачам трубить зорю, а к полковникам и старшинам разослал вестовых с приказанием гетмана.

Через два часа войско стояло в боевом порядке, а старшины и полковники собрались перед жилищем гетмана. Вынесли бунчук, большое знамя войсковое и серебряные литавры. Орлик дал знак, чтоб старшины и полковники сели на коней. Вышел гетман в богатом польском кунтуше с голубою лентою чрез плечо и звездою ордена Белого Орла, с булавою в руке. Два есаула подвели ему коня, а третий поддерживал стремя. Бодро вскочил на коня Мазепа и, приветствовав собрание, поехал шагом к войску, предшествуемый литаврщиком, бунчужным и хорунжим, со знаменем. Прочие старшины и полковники ехали с тылу.

Войско приветствовало гетмана радостными возгласами, думая, что его поведут немедленно в бой, противу шведов. Мазепа остановился на середине и велел всем полкам, вытянутым в одну линию, составить круг. Орлик объявил, что гетман хочет говорить с войском. Настала тишина. Мазепа произнёс следующую речь:

   — Товарищи! Мы стоим теперь над двумя безднами, готовыми поглотить пас, если не минуем их, избрав путь надёжный. Воюющие государи до того ожесточены друг против друга, что падёт держава побеждённая. Важное сие событие последует в нашем отечестве, пред глазами нашими. Гроза наступает. Подумаем о самих себе! Когда король шведский, всегда победоносный, уважаемый, наводящий трепет на всю Европу, одержит верх и разрушит царство русское, мы поступим в рабство поляков, и оковы, которыми угрожает нам любимец короля Станислав Лещинский, будут тягостнее тех, кон носили предки наши! Если допустим царя московского сделаться победителем, чего должно ожидать нам, когда он не уважил в лице моём представителя вашего и поднял на меня свою руку? Товарищи! Из видимых зол изберём легчайшее. Уже я положил начало благосостоянию нашему. Король шведский принял Малороссию под своё покровительство. Оружие решит участь государей. Станем охранять нашу собственную независимость. В шведах мы имеем не только друзей и союзников, но благодетелей. Они ниспосланы нам самим Богом! Позаботимся о пользах своих, предупредим опасность. Этого требует от нас потомство. Страшимся его проклятий!

Мазепа, кончил речь, и молчание в войске не прерывалось. Старшины посматривали друг на друга с недоверчивостью, и каждый полагал, что он один только непричастен открытой тайне, а потому не смел изъявить своего образа мыслей. Простые казаки и низшие офицеры думали, что все старшины и полковники, прибывшие торжественно о гетманом, согласны с ним, а потому готовы были беспрекословно повиноваться общей воле своих начальников. На сне внезапное впечатление рассчитывал гетман — и не ошибся. Когда Орлик и несколько приверженцев возгласили ура гетману, всё войско повторило сей возглас, и когда Мазепа поворотил коня на дорогу к Горкам, и воскликнув:

«За мной, братцы!» — устремился вскачь к польской границе — все поскакали за ним.

И Черниговский полковник Полуботок был при гетмане. Внезапность сего события поразила его, и быстрота в исполнении гнусного замысла отнята все средства к противодействию. Но когда, перешед границу русскую, гетман поехал тихим шагом, тогда Полуботок вдруг своротил с дороги и закричал:

   — Стой! Ко мне, братья черниговцы!

Всё войско остановилось. Мазепа с изумлением и не доверчивостью устремил взор на Полуботка, который, обратясь к войску, сказал: