Рубеж - Андрей Валентинов

— А, Ярина Логиновна? Какова ты с шаблей — знаю…

Тишина. Гринь зубами вцепился в собственную руку.

— Повезло старику, — поделился радостью Мацапура. — Две бабы попались, и обе перченые!..

Вскрикнула Ярииа. Сквозь сильную ладонь на губах.

Да лежи ж ты, дурень, сам себе велел Гринь. Погубишь ведь и себя, и девку погубишь…

А секундой спустя понял, что стоит, напружинившись, готовый… к чему?

А схватить бы сонного мальчонку — да и деру. Здесь хутор неподалеку, свести коня, не впервой…

Всего несколько секунд. Гринь дотянулся до непрогоревшей коряги в костре, схватил, обжигаясь, марая руки копотью…

И снова все готово было перемениться. Неведомо как обернулось бы, если бы не проснулся и не заревел чортов сын. Утробно, басом, так, что от неожиданности палка чуть не выпала у Гриня из рук.

Мацапура замер, по-прежнему зажимая Ярине рот.

— Дядька-а-а! — ревел Гринев братик. — Уй-юй-юй… Дядечка!

— Что, малый?

Мацапура оставил Ярину и поспешил к ревущему воспитаннику. Чуть не споткнувшись в темноте о Гриня, который едва успел убраться с дороги.

Рассказал бы кто — плюнул бы в глаза, как плевали, бывало, завравшимся чумакам на привале. Дикий Пан по своей воле с девки слез — и с младенцем нянчиться побежал. Баюкать и тетешкать, заново спать укладывать, одеяльцем укрывать…

Хрипло рассмеялись по ту сторону костра.

Смеялась ведьма Сале с завязанным ртом.

Чортов ублюдок, младший сын вдовы Киричихи

Домов уже очень много.

Дядька накрывает тетку одеялом, чтобы другие люди не видели ее.

Братик едет в телеге и держит вожжи. Мне его жалко. Ему страшно, и хочется убежать.

Девка сидит рядом с ним. Ей тоже страшно. Она сидит к братику все ближе. И даже держится за него.

Тетки не видно, она под одеялом.

Домов еще больше. Появляется высокая-превысокая стенка. И другие люди в одинаковых красивых свитках. Какие хорошие люди! Какие красивые у них лошади!

Я смеюсь. Красивые люди глядят на меня. Они боятся.

Дядька говорит, чтобы я тоже спрятался под одеяло. Что эти люди меня испугались.

Я говорю, что не стану их убивать. Пусть они не пугаются.

Он насупонивает брови и говорит, чтобы я был послушным. Тогда он нарисует мне смыслу.

Братик говорит, чтобы я сел рядышком, и он меня прикроет.

Дядька говорит, чтобы братик ничего не выдумывал. Что он, дядька, смотрит за ним.

Ворота открываются.

Братик накрывает меня своей свиткой. Я смотрю через щелочку. Тут очень-очень много пленочек! И они переливаются радугой.

Тут очень душно. Совсем нет ветра.

Тут очень красиво. Прямо на дороге нарисованы картинки. Тетка думает под своим одеялом. Громко думает о том, как Князь посадит доброго дядьку в подвал. Я молчу и ничего ей не думаю. Она злая.

Тетка думает еще.

Она вспоминает другого мальчика, большого, почти дядьку. Дядьку-мальчика кто-то убил, и тетке было очень жалко. Я спрашиваю, кто его убил, и тетка начинает молчать. Она испугалась. Я понимаю, что того дядьку-мальчика убил Князь. Он его не любил. Я спрашиваю: почему тетка не убила тогда Князя?

Она молчит. Я думаю, что если моего братика кто-то убьет, то я его тоже убью.

Она думает, что я чудовище.

Я говорю, что нет. Братик спрашивает, с кем я говорю.

Братику страшно. И ему интересно. Он смотрит по сторонам. Тут очень красиво.

Я думаю тетке, что спрошу Князя про того мальчика-дядьку. Она быстро думает, чтобы я не спрашивал. Чтобы я вообще молчал.

Мы выезжаем на площадь, большую-пребольшую. Тут стоит большой дом. Братик совсем удивляется. Он трогает рукой то лоб, то живот, то плечи. Он всегда так делает, когда ему страшно или удивительно.

Дядька говорит, что это дворец. Что там, наверное, живет Князь.

Тетка что-то думает, я не пойму что. Красивые люди с красивыми шаблями спрашивают, кто это приехал.

Дядька говорит, что это привезли Большой Заказ для Князя. Красивые люди удивляются. Они говорят, что такого быть не может. Тогда дядька поднимает одеяло и показывает им связанную тетку.

Красивые люди еще больше удивляются, и мы въезжаем в ворота с картинками. Как красиво!

Нас приводят в зал, такой блестящий, что я зажмуриваю глаза. Здесь дядька, тетка и я. Братик и Девка остались в маленькой комнате, где много людей в красивых свитках. Я скучаю по братику.

Мы кого-то ждем; на потолке висит люстра, она как солнце, золотая, много цепочек, свечек и подвесок. Я смотрю на люстру. Потом на столик — он из зеленого камня. Я трогаю его пальцем. Он прохладный и гладкий, как пленочка, только его нельзя проткнуть насквозь.

Блестящий пол. Я наклоняюсь и трогаю его. Он скользкий. Возле стен стоят красивые люди в очень красивых шапках. Я тоже хочу такую шапку. Я подхожу, чтобы потрогать одного красивого человека, но он боится.

Наверное, думает, что я хочу его убить.

Тетка тоже здесь. Рот у нее развязан и ноги развязаны. И руки. Но Дядька стоит рядом, и он может ее ударить. Он говорит тетке, что она предательница, что если она станет толмачить не так, как надо, то дядька сразу это поймет и убьет ее.

Потом дядька видит, что я отошел, чтобы потрогать красивого человека. Дядька сперва пугается, потом злится, потом хватает меня за руку и держит. Мне больно. Я говорю, чтобы он пустил.

Дядька говорит, чтобы я молчал.

Тогда открываются большие двери и выходит еще один дядька. У него очень красивые сапоги, а на боку блестящий нож. Я тоже хочу такой нож.

Новый дядька смотрит на меня. Я показываю ему дулю.

Тетка начинает говорить, но как-то непонятно. Новый дядька в красивых сапогах и с ножом отвечает. Добрый старый дядька ничего не может понять. Тетка начинает толмачить, говорить, что это Князь и он очень рад. И даст награду и тетке, и дядьке. Какую дядька хочет награду?

Мне становится странно. Я просовываю голову сквозь пленочку. Раньше я никогда такого не делал. Мне становится страшно.

Новый дядька Князь очень большой, высотой до самого потолка. В животе у него клубок света, как будто он съел целый костер. На пальце у него красная злая цацка. Я смотрю на своего старого дядьку и хочу вырваться, но он держит крепко. Мне больно. Дядька тоже большой, и в животе у него тоже костер, как будто он его съел. А на шее у него моя любимая цацка, красненькая.

А тетка маленькая, но очень злая. И у нее опять полный рот страшных закорлючек.

Я говорю, что хочу пописать. Князь открывает рот и смеется. Дядька меня не выпускает. Дядька удивляется — почему Князь меня понимает?

Я писаю прямо на блестящий скользкий пол.

Они говорят долго, и мне становится скучно.

Князь говорит, что теперь в их Капле будет Спаситель. Что теперь радуга погаснет. Что все будет хорошо.