Сара Дейн - Кэтрин Гэскин

Клепмор боролся изо всех сил, вынужденный самостоятельно принимать решения. Сара беспокоилась на его счет, но не осмеливалась оставаться в Сиднее надолго.

Во время своих кратких визитов на фермы Приста и Тунгабби она убеждалась, что ее долгое отсутствие дает себя знать. И тут и там ей пришлось распорядиться насчет ремонта домов и служебных построек, но она не могла следить, как они выполняются.

Она не беспокоилась насчет Кинтайра. Со времени наводнения ферма была почти целиком под надзором Джереми Хогана. Он возобновил посещение Кинтайра на предмет присмотра за скотом и урожаем и обсуждения проблем с Триггом, как это было раньше, с самого рождения Генриетты, когда Сара была еще слишком слаба и нездорова, чтобы перенести долгое путешествие в Сидней. Теперь это стало заведенным порядком, и Луи настоял, чтобы Джереми выплачивали соответствующие комиссионные как ее агенту. Каждые несколько недель от Джереми в Банон приходило письмо, извещавшее ее о положении дел. В то время как ее беспокоили две другие фермы, эти письма позволяли ей увидеть, что кинтайрские акры так же плодородны и ухожены, как если бы Эндрю был жив и сам занимался ими.

Но она находила, что Банон действительно является тем убежищем от проблем колонии, которым его представлял Луи. Долины и ущелья имели чарующую, завораживающую красоту. Всего через несколько миль от дома можно было оказаться вдали от любого поселения, а за рекой бродили принадлежавшие государству стада диких животных. С гор обрушивались грозовые ливни, но бывали и долгие дни, полные солнечного света и тишины, когда Сара казалась себе растворенной в этом затишье. Она полностью погружалась в покой этих месяцев, в покой, который накрывал ее с головой, подобно одеялу, и заглушал все остальные мысли.

Луи казался чрезвычайно довольным. Он каждый день катался верхом с детьми или вдвоем с Сарой, и она все больше ощущала, что привязанность к Банону становится все более важным фактором в его жизни. Ему, казалось, больше ничего не нужно — только жить здесь, ни о чем не тревожась. Под его руководством сады приобрели изысканную, вдохновенную красоту. Иногда вместе с двумя-тремя работниками он отправлялся в экспедицию к подножию гор и привозил оттуда цветущие деревца, чтобы посадить их среди эвкалиптов и норфолкских сосен, которые окружали дом. Он пристроил библиотеку, чтобы разместить книги, которые прибывали на каждом корабле.

Для Элизабет была выписана гувернантка, мисс Парри. Это была несколько чопорная молодая женщина с тихим голосом, которую Луи отчаянно передразнивал. Элизабет продолжала уроки с отцом и Майклом Сэлливаном, и неохотно отправлялась на занятия с мисс Парри, обучавшей ее музыке, рукоделию и рисованию. Каждое утро из гостиной слышались мелодии Моцарта и Генделя, которые исполнялись достаточно четко, но деревянно. Самой большой страстью Элизабет по-прежнему был ее пони, а в последнее время сводная сестренка, Генриетта, стала вызывать в ней интерес. Генриетта была до удивления ребенком Луи — в ней было уверенное очарование, которое, она уже знала это, позволит ей добиться почти всего, чего она захочет. Для Сары все еще удивительным было видеть, как Луи обращается со своей маленькой дочерью: он обожал ее, нещадно баловал, восторгался тем, как она смело лепечет по-французски. Памятуя о трагической смерти Себастьяна, Луи нанял няньку специально для Генриетты: этой женщине была дана инструкция ни на миг не выпускать девочку из поля зрения. Сара сожалела, что не смеет вмешаться и покончить с тем доминирующим положением, которое занимает в семье Генриетта, но ей мешала мысль о том, что Генриетта заняла место того сына, на появление которого надеялся Луи, и что ей следует смириться с тем, что он ее портит.

С каждым месяцем Дункан и Дэвид все больше сживались с укладом жизни в Баноне. Дэвид вступал в юношеский возраст, становился застенчивым и замкнутым, с излишним, по мнению Сары, увлечением книгами: он перерыл всю библиотеку Луи. Порой он отправлялся верхом в буш, совсем один. Он, казалось, готов был подчиняться Дункану, который болтал за двоих, который обладал способностью Эндрю ухватиться за всякий удобный случай и до безумия любил веселье. Но в увлечении фермерским делом и познаниях в нем они были равны: оба знали, что ферма Дейнов, расположенная возле государственных пастбищ, когда-нибудь будет принадлежать им, и с интересом следили за ходом дел. Два-три раза в неделю они ездили туда с Сарой, чтобы понаблюдать за расчисткой и огораживанием, они знали о выращивании мериносов не меньше собственной матери, им были известны цены на овец и скот на всех распродажах в Сиднее и Парраматте. И Сара видела, как с каждой неделей они все дальше уходят от детства, и подумывала о направлении их на учебу в Англию… и каждую неделю она откладывала решение. Они поедут на будущий год… на будущий год, обещала она себе.

В конце декабря 1809 года, почти два года спустя после восстания против Блая, до них дошло известие, что подполковник Лаклан Меквори, вновь назначенный губернатор колонии, прибыл в Порт-Джексон на «Индостане». Вместе с ним на судне, а также на сопровождавшем его грузовом корабле «Дромадер» прибыли солдаты семьдесят третьего полка, посланные на смену бунтарскому «Ромовому корпусу». Назначая командира полка губернатором, Министерство по делам колоний ясно давало понять, что более не станет терпеть постоянные ссоры между губернатором и военными, тянувшиеся со времени Хантера.

С этим новым губернатором в колонии появилась надежда на мир и покой, однако Сара паковала вещи для поездки в Сидней со странной неохотой. Эти два года были для нее годами такой спокойной жизни, которой она никогда ранее не знала и которой даже не ждала. Она почти страшилась возвращения.

Глава СЕДЬМАЯ

Клубы пыли поднимались в раскаленный воздух над парадным плацем в первый день 1810 года. Жители Сиднея надели праздничную одежду и в приподнятом настроении собрались, чтобы послушать речь губернатора. Рядом с блестящей формой семьдесят третьего полка, мундиры членов Корпуса поблекли и выглядели довольно жалкими, хотя Корпус продемонстрировал мастерство владения оружием не хуже своих собратьев. Орудия батареи грохотали, и эхо отражалось от холмов на Северном берегу. Истекающий потом военный оркестр играл Национальный гимн.

Сара, сидя в экипаже с Элизабет и Генриеттой, отметила с усмешкой, которую старательно прятала, как почтительно толпа обнажила головы, когда ей продемонстрировали большую королевскую печать на верительной грамоте. Цилиндры и кепки слетели с одинаковой готовностью: ничто не указывало на то, что эта же самая толпа приветствовала свержение королевского наместника всего два года назад.