Большие Надежды (СИ) - Оськина Варвара

Видимо, почувствовав что-то или увидев, Артур неожиданно сбавил скорость и поравнялся с Флор. Они едва отъехали от набиравшего обороты Щита, и гул здесь был просто невыносим, а потому он жестом велел схватить его руку, что держал на руле. Это было опасно, но, кажется, Хант прекрасно знал, что именно делал, потому что обе машины на секунду будто задумались, а потом поехали ровно, словно один организм. Рядом мелькнул глиссер Герберта, но тут же исчез, стоило Артуру резко кивнуть. Ясно. Значит, справится сам.

В целом, Хант держался неплохо, но Флор видела, как то и дело он прижимал к боку ткань, что красным флагом вилась у него за спиной. Та становилась с каждой минутой темнее, впитывая отвратительный дождь и никак не стихавшую кровь. Так что, когда они замерли у тяжёлых дверей Убежища, дурацкая тряпка, которую Флор уже ненавидела всей душой, стала окончательно чёрной.

В ангар въехали молча. И там почему-то оказалось темно, только сигнальные огни, что обозначали выходы в подземные коридоры, бросали тусклые зеленоватые блики на пожелтевшую от времени пластиковую облицовку стен. Флор настороженно огляделась, но на первый взгляд их не ждали. Так странно. Рядом раздался шорох ткани, когда Герберт спрыгнул на землю. Следом спешился Артур, после чего всё в том же молчании помог Флор. Ощутив под ногами твёрдую землю, она поспешно сорвала с себя маску и с наслаждением втянула немного затхлый фильтрованный воздух Убежища. Пахло горелым маслом и кислым разлагавшимся пластиком.

Хант не выказывал ожидаемого любопытства. Казалось бы, как бывший Каратель он должен был немедленно уловить и расположение коридоров, и число глиссов, и даже переплетение проводов в системе тревожного оповещения. Но, сняв шлем, он старательно смотрел в одну точку. Словно… словно не хотел запоминать. Словно не планировал здесь оставаться. И Флор думала было фыркнуть от этой нелепейшей мысли, но тут в руку впились жёсткие пальцы Артура, а сам он едва заметно качнул головой, призывая молчать. Ну а в следующий миг она поняла почему.

– Прямо сейчас ты повернёшься, напялишь обратно свой идиотский шлем и свалишь. Рванёшь отсюда так быстро, чтобы я не успел сказать слово «убить». Понял?

– Стив! – Флор в бешенстве уставилась на замершую в темноте фигуру Джонса, но пальцы Артура на руке сжались сильнее, и она захлопнула рот.

– Хорошо, – ровно проговорил он, и голова Флор повернулась к нему так быстро, что хрустнули шейные позвонки.

Что?!

– Что? – кажется, она даже взвизгнула, отчего неизбежно закашлялась, а потом зло сплюнула на пол коричневый сгусток давно свернувшейся крови.

– А ты лучше помолчи, Флор. С тобой будет отдельный разговор.

– Да неужели, – сардонически протянула она и уже собралась высказать, наконец, Стивену всё, что она о нём думала, – всё, что накопилось с их последнего разговора, – но тут хватка на руке ослабла. И это ощущение пустоты, которое лишь на короткий миг сменилось лёгким, словно успокаивавшим касанием, вынудило Флор оглянуться.

– Так будет правильно, – мягко, но совершенно серьёзно проговорил Артур, а она задохнулась от нахлынувшего чувства несправедливости.

– Нет. Не будет. И он знает об этом. Прекрасно всё понимает, но в своей мелочной обиде хочет отомстить!

– Мелочной?! – Кажется, Стивен терял терпение. – Ты привела в наш дом убийцу! Человека, который отправил на эшафот половину из нас!

– Мне напомнить, скольких невольно перебил ты своими дурацкими выходками? – процедила она и хотела было шагнуть вперёд, но остановилась и презрительно бросила: – Не строй из себя невинную добродетель, Стив.

– Флор, да он же сознательно истреблял нам подобных, пытал, вышвыривал за пределы Щита без шансов на выживание. Что случилось с тобой, раз ты это забыла? Каких-то два месяца, и растеряла последние мозги? Он Каратель. Личная псина Канцлера. Синтетический ублюдок.

– Хватит!

Но Стивен не останавливался.

– Он убил Руфь, хоть это ты понимаешь? Ты же была там! Стояла и смотрела, как вот этими вот руками, которыми прямо сейчас дотрагивается до тебя, он перерезал ей горло. И что теперь? ТЫ спасаешь её палача?!

– Руфь знала, что так всё и будет! Она хотела этого сама. Потому что так было нужно! – в отчаянии воскликнула Флор, которая не понимала, за какой аргумент ухватиться первым. Их оказалось так много, и, разумеется, каждый из них был правдив, но в то же время и нет. И она просто обязана рассказать об этом, а ещё о многом другом, но тут Стив прищурился.

– Нужно кому? – процедил он. – Мне? Им? А может, это нужно тебе, Флор?

– А что, если это так? Что, если это нужномне? Мир не подчиняется только твоим желаниям, Стив.

– Но здесьяотдаю приказы. И сейчас я приказываю этой твари убраться. А если он тебе нужнее, чем мы, – вперёд! Проваливай вместе с ним! Пусть благодарит, что не свернул вам обоим шею ещё на подступах к нашим дверям. Поэтому вон отсюда. Живо! Надеюсь, я доходчиво объяснил?

Его голос сорвался на крик, и эхом разнёсся по пустому ангару, отчего Флор попятилась, но была остановлена тяжёлой рукой.

– Замолчи… – ошарашенно прошептала она и со всей силы зажмурилась, когда за спиной послышалось ровное:

– Более чем.

– Артур…

Хант держал её крепко, но немедленно отпустил, едва понял, что она не собирается ни падать, ни бросаться на Стивена с кулаками. Вместо этого Флор ошеломлённо молчала, а вместе с ней молчал и Герберт. С каким-то отчаянием она видела, как тот отвернулся, нервно сжав кулаки, но так и не посмотрел возразить Джонсу. Трус! Трус и слабак! Она снова перевела взгляд на Артура. А тот медленно сцепил за спиной руки, холодно улыбнулся и по своей привычке чуть склонил голову набок. И хотя Флор знала, как ему больно, почти наяву чувствовала дикое, невыносимое жжение там, куда пришёлся удар Варда и откуда до этого почти вырвали кусок мяса, её сердце испуганно дрогнуло. Потому что в этой отравленной улыбке было что-то такое, отчего Флор затаила дыхание, а потом вовсе попятилась. Ну а Хант одним тягучим движением вдруг подался вперёд, и в следующее мгновение Джонс замер, когда в его незащищённую шею неожиданно упёрся острый клинок.

– Ты можешь оскорблять меня, как угодно. Пинать, гнать прочь, даже убить. Но не смей ни на секунду забывать, благодаря кому ещё дышишь.

– Уж не из-за тебя точно, – выплюнул Джонс.

– Не из-за меня. Потому что будь моя воля, ты бы давно гнил за Щитом, как гнили все, кто смел угрожать безопасности Города. Мне плевать, чего вы все хотите. Мне плевать на ваше Сопротивление и жалкие потуги устроить переворот. Мне даже плевать на тебя Джонс. Но она – единственная причина, по которой ты жив. Помни об этом.

Стив дёрнулся, но клинок у его шеи надавил чуть сильнее, и в пыль под ногами упали первые алые капли. И у Флор ушла почти минута, чтобы усмирить панику и наконец-то понять, это не Джонса. Снова! Снова его оставляли в живых, потому что… Она растерянно уставилась в пол, не зная, что делать. А кровь Артура, которую надо было срочно остановить, капала всё сильнее, попадая ему на ботинки, то на пол, то даже на штаны Стивена. А тот, кажется, сам не понимал, почему ещё жив. Но когда Флор уже потянулась вперёд, на ходу представляя, как будет умолять Стивена, кто-то вдруг схватил её за руку, а потом дёрнул назад.

Стоявшая за ней Джуд смотрела холодно, даже немного надменно. И никогда прежде Флор не видела в глазах жены Герберта такого презрения, с каким та взглянула на Стивена. Одной рукой поддерживая живот, который будто стал ещё больше за эту ночь, она медленно подошла к Ханту и мягко отвела в сторону зажатый в его ладони клинок.

– Артур, ваша рана открылась. Пойдёмте, вам нужна помощь.

С этими словами, не глядя больше на Джонса, она отвернулась и потянула за собой Ханта, который явно не намеревался никуда уходить. И, видимо, понимая, что у неё остался лишь один шанс, Джуди тихо позвала:

– Флор… Помоги мне.

***

Артур открыл глаза ровно за полмгновения, прежде чем в комнату кто-то вошёл. Он понимал, что рискует, но организм попросил пощады, и сил сопротивляться почти не осталось. Сколько он был в отключке? Пять? Десять секунд? Артур отлепился от некогда белой стены, размял неожиданно затёкшие плечи и мысленно хмыкнул. Нет, судя по всему, ему выпали чудовищно щедрые тридцать, а может, даже и сорок. Неслыханная роскошь и полнейшее безрассудство.