Княгиня Ольга - Алексей Карпов

Не является датирующим и упоминание Игоря в трактате «Об управлении Империей» того же Константина Багрянородного (Константин. С. 45), как иногда считают: во-первых, потому что об Игоре как об «архонте Росии» здесь говорится в прошедшем времени, а во-вторых, потому что мы не знаем, к какому времени относится написание 9-й главы трактата («О росах…»), в котором имеется это упоминание.

76

В позднейшей Устюжской летописи XVII в. жалобы Игоревых «боляр» переданы несколько иначе: «Княже, отроки Свенельдовы изоделись суть коньми, и оружием, и всяким доспехом, и порты полны, а мы наги, не конны и не оружны; пойди, княже, с нами…» (ПСРЛ. Т. 37. С. 58, 19). Для X в. термин «отроки», очевидно, подразумевает младшую дружину князя или, в данном случае, княжеского воеводы (см.: Горский А.А. Древнерусская дружина. М., 1989. С. 51-52).

77

Имя древлянского князя — Мал — приведено во всех списках «Повести временных лет» и в большинстве других летописей. Однако польский историк XV века Ян Длугош, пользовавшийся русскими летописями, в том числе и не дошедшими до нашего времени, по-другому называет его имя — Нискина (Nyszkina). Это имя читается и в некоторых позднейших русских сочинениях — но, кажется, лишь тех, которые испытали влияние польской историографии.

78

Щавелева Н.И. Древняя Русь в «Польской истории» Яна Длугоша (Книги I—VI): Текст, перевод, комментарий / Под ред. и с доп. А.В. Назаренко. М., 2004. С. 79, 226—227 (перевод). То же имя в украинской Густынской летописи (ПСРЛ. Т. 40. СПб., 2003. С. 33), а также в позднейшей обработке летописного рассказа о княгине Ольге (Ромодановская Е.К. Неизвестная обработка преданий ранней летописи в рукописи XVII в. (о княгине Ольге) // Источниковедение и краеведение в культуре России. К 50-летию служения С.О. Шмидта Историко-архивному институту. М., 2000. С. 130). Мацей Стрыйковский, пользовавшийся как русскими, так и польскими источниками, называет древлянского князя «Низкиня или Мальдит» (Stryjkowski М. Kronika polska, litewska, zmodska i wszystkiej Rusi. Warszawa, 1980. T. 1. S. 117, 118). В Иоакимовской летописи: «Мал, сын Нискинин» (Татищев. Т. 1. С. 111). Основываясь на чтении Длугоша (но не точном, а в одном из вариантов: Miskina), А.А. Шахматов предположил, что древлянским князем, убийцей Игоря, был упомянутый ниже в летописи сын Свенельда Мстиша (Мстислав) Свенельдич, он же Лют, из чего вытекает ряд других гипотетических построений исследователя (см.: Шахматов Л.А. Разыскания… С. 340—378). В настоящее время гипотеза А.А. Шахматова признается несостоятельной. Однако удовлетворительного объяснения имя Нискины не получило. Согласно предположению А. Поппэ, оно представляет собой найденный польским хронистом смысловой эквивалент русскому имени Мал (Поппэ А.В. Родословная Мстиши Свенельдича//Летописи и хроники. 1973. М., 1974. С. 64—91). Может быть, появление этого имени каким-то образом связано с преданиями вокруг волынского села Низкеничи (близ Владимира-Волынского), принадлежавшего с XIV в. роду Киселей, которые считали своим предком некоего Светолда (Свенельда?), киевского воеводу времен Святослава и Владимира Святого (см.: Бугославский Г.К. Киевский воевода Адам Кисель и выстроенная им в с. Низкеничах, Владимир-Волынского уезда, церковь // Сборник статей в честь графини П.С. Уваровой. М., 1916. С. 240—241)? Известно, что Длугош использовал волынские материалы при написании своей «Истории».

79

Там же. С. 138 («А кто из них совершит прелюбодеяние, кто бы он ни был, то заколотят для него четыре сошника (?), привяжут к ним обе его руки и обе ноги и рассекут его топором от затылка до обоих его бедер… Потом каждый кусок его и ее вешается на дерево… И они убивают вора так же, как убивают прелюбодея»).

80

Датский хронист XII в. Саксон Грамматик приписывал такой же способ казни некоему Редону, «рутенскому» (т. е. русскому) пирату (Рыдзевская Е.А. Древняя Русь и Скандинавия в IX—XIV вв. M., 1978. С. 193— 194; см. также: Петрухин В.Я. Древняя Русь. С. 154—155). По Ибн Фадлану, руссы вешают грабителей на толстом высоком дереве и оставляют тело до тех пор, пока оно «не распадется на куски от ветров и дождей» (Ибн Фадлан. С. 143).

81

Летописи подтверждают существование этого обычая (очевидно, уже в отмирающей форме) и на Руси. Так, захватив Киев и убив своего брата Ярополка, князь Владимир «залежал» жену брата, некую грекиню, и признал своим сыном родившегося у нее Святополка (в действительности, сына Ярополка). Князь Мстислав Тьмутороканский, сын Владимира, одолев в поединке касожского князя Редедю, также «шед в землю его, взя все именье его, и жену его, и дети его».

82

Микифор (Никифор) Киянин (киевлянин) и Чудин Микула упомянуты в заголовке т. н. «Правды Ярославичей» — составной части «Русской Правды» (предположительно, ок. 1072 г.); кроме того, сам Чудин упоминается в летописи под 1072 г. как княжеский посадник в Вышгороде, а его брат Тукы — под 1068 и 1094 гг.; сын Чудина, Иванко Чудинович, упомянут в заголовке «Устава Владимира Мономаха», принятого в 1113 г. и также вошедшего в состав «Русской Правды». Гордята — скорее всего, отец Ставра Гордятича, упомянутого (предположительно, в связи с событиями 1068 г.) в «Поучении» Владимира Мономаха, а также в двух граффити киевского Софийского собора.

83

Ибо и сам Свенельд, очевидно, был младше, чем это обыкновенно представляют, относя начало его деятельности (в соответствии с датировками Новгородской Первой летописи) к 920-м гг. (см. выше). Вероятно, карьера Свенельда началась во второй половине 930-х — начале 940-х гг., а рождение Мистиши (его младшего сына?) вполне могло иметь место в середине 970-х гг. (последнее упоминание Свенельда в летописи) или даже позднее.

84

«Те, кто представляют себе царевну сказки только как “душу — красную девицу”… ошибаются, — писал по этому поводу выдающийся отечественный фольклорист В. Я. Пропп. — С одной стороны, она, правда, верная невеста, она ждет своего суженого, она отказывает всем, кто домогается ее руки в отсутствие жениха. С другой стороны, она существо коварное, мстительное и злое, она всегда готова убить, утопить, искалечить, обокрасть своего жениха, и главная задача героя, дошедшего или почти дошедшего до ее обладания, — это укротить ее». Загадки, которые такая царевна загадывает своим женихам, всегда есть «акт враждебности к жениху» (Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. М., 2002. С. 258, 264.). Исследователь вскрыл глубокие исторические корни такого типа сказочной царевны, восходящие к упомянутому выше древнему обычаю перехода власти через брак с дочерью или вдовой «старого царя» — как правило, убиваемого женихом, героем сказки, претендующим на овладение царством. Согласимся, что эта сказочная ситуация вполне сопоставима с той, которая сложилась в результате убийства Игоря и сватовства древлянского князя к Ольге.