Из истории русской, советской и постсоветской цензуры - Павел Рейфман

В целом же даже в правительственных кругах многие понимали опасность сближения пожаров со студенческим движением, с демократическими идеями. 19 мая 62 г. Головнин предписал Петербургскому цензурному комитету разрешать только те статьи, где обвинения или оправдания студентов даны в самых умеренных выражениях. Он же 28 мая сообщал, что царь вообще запретил печатать статьи на эту тему, которые возбуждают раздражение, не способствующее наведению порядка (157). Понимая, что разжигание страстей невыгодно для правительства, Головнин предложил напечатать объявление в «Северной почте», сообщающее, что обвинения в поджогах ни на чем не основаны. Но Валуев отклонил предложение, формально опираясь на повеление царя (не затрагивать тему) (157). Вообще некоторая сдержанность сообщений о пожарах, об их причине соблюдалась лишь вначале, в мае месяце. Позднее «пожарная тема» цензурным ограничениям не подвергалась.

Её, начатую Катковым, подхватили другие реакционные издания: «Наше время», «Сын отечества», «Домашняя беседа» (163). Их трактовка становилась официальной. Высказывать другие мнения, из-за распоряжения Головнина от 30 июня, было невозможно (ряд статей запрещены; редакторы, зная ситуацию, даже в цензуру ничего подобного не подавали). Получалась видимость того, что вся журналистика единодушна в одобрении Каткова (163). Но и таким ее направлением многие недовольны. Например, крупный чиновник цензуры Берте (о нем выше) обвинял Каткова и Павлова (куда уж благонамереннее!) в том, что они недостаточно решительны в своих обличениях (166).

Но особое влияние Катков приобрел в связи с восстанием в Польше в 63 г. На этом вопросе, на отношениях в связи с ним Каткова с властями мы остановимся подробней. Восстание вызвало новую волну благонамеренности и широко освещалось в русской печати, главным образом с позиций «официального патриотизма» (см. мою брошюру «Демократическая газета „Современное слово“». Глава II. «Отклики в русской периодической печати на восстание в Польше 1863 г. и газета „Современное слово“». Тарту, 1962 // Ученые записки Тартуского ун-та. Вып.121). В большинстве печатных откликов на польское восстание отношение к нему резко отрицательное; высказывается солидарность с правительственными мерами, направленными против бунтовщиков; грубая, прямолинейная брань поляков. Но иногда встречается и более сложное освещение событий, с попытками теоретически осмыслить сущность отношений между Россией и Польшей (славянофильский «День», почвенническое «Время»). Такие статьи тоже были антипольскими, но они вызывали недовольство властей, казались излишним умничаньем, чуть не крамолой. Так статья Н. Н. Страхова «Роковой вопрос», напечатанная в № 4 «Времени», воспринята цензурой как защита поляков. Журнал, запретили.

В обстановке накала страстей, шовинистического угара касаться «польского вопроса» с других, неофициальных позиций, естественно, оказалось невозможным. «Современнику» и «Русскому слову», только что начавшим выходить после 8-месячной приостановки, приходилось быть особенно осторожными, чтобы, по словам Щедрина, иметь возможность «беседовать с читателями именно двенадцать, а не пять раз в году» (41). И все же они, демократическая газета «Современное слово» и некоторые другие, находили способы, намеками, косвенно, высказывать сочувствие восставшим. Подлинным же выразителем взглядов демократического отношения к событиям в Польше стал Герцен, который рассматривал восстание как удар по самодержавию, общему врагу русского и польского народов («за вашу и нашу свободу»). Польская тема становится основной в «Колоколе» 63 г. Поддержку Герценом борьбы за свободу Польши чрезвычайно высоко оценивал В. И. Ленин, и оценка его была верна: «Герцен спас честь русской демократии». Но нужно понимать, что позиция Герцена по польскому вопросу сильно подорвала его влияние. Она — одна из наиболее важных причин потери его популярности в России. Он плыл «против волны».

Зато на гребне волны, в связи с событиями в Польше, оказывается Катков, сам её во многом создающий. Влияние его быстро растет. Уже в 62 г. общественная атмосфера стала меняться. Катков сам способствовал ее изменению и в то же время приноравливался к нему, поворачиваясь в нужном направлении. Поворот от умеренного либерализма к оголтелой реакции отчетливо заметен уже в 62 г, в полемике вокруг Герцена, в борьбе с нигилизмом, в статьях о пожарах и прокламациях («Роман Тургенева и его критики», «О нашем нигилизме» и др.). Но особенную известность и влияние Катков приобрел в 1863 г., в связи с освещением восстания в Польше. Как раз в это время он получает в аренду газету Московского университета «Московские ведомости». В руках его оказывается весьма значительная газетно-журнальная сила: ежемесячный журнал «Русский вестник», еженедельное прибавление к нему (потом самостоятельная газета) «Современная летопись» и ежедневные «Московские ведомости». Катков превращается в своего рода монополиста. И сразу же «Московские ведомости» становятся центром антипольской борьбы. Они особенно усердствовали в разжигании ненависти к восставшим полякам и ставили себе это в заслугу. В конце 63 г. (№ 212) редакция утверждала, что именно польскому вопросу «мы главным образом посвящали всю нашу деятельность». Время оказалось особенно благоприятным для расчетов Каткова. События в Польше заставили правительство в полную меру оценить его заслуги. В сложившихся условиях газете, делающей ставку на антипольскую пропаганду, была обеспечена и правительственная поддержка, и успех у читателей.

На первых порах, в начале 63 г., в изданиях Каткова заметно стремление преуменьшить размах действий повстанцев. Утверждалось, что восстание не имеет глубоких корней в стране, что оно — дело небольшого числа «неблагонамеренных». Но вскоре размах восстания заставил отказаться от такого рода толкований. Согласно новому взгляду всё польское объявлялось мятежным, враждебным интересам России, ненавистным, заслуживающим жестокой расправы. Не будем подробно останавливаться на содержании антипольских материалов газеты Каткова. Затронем лишь одну проблему: как эти материалы отразились на отношениях Каткова с властями, с цензурой. Эти отношения складывались не совсем так, как можно было бы предположить.

Выступления Каткова по польскому вопросу в 1863 г., отражавшие в целом политику правительства, настроения значительной части общества, завоевали «Московским ведомостям» авторитет уже в первый год издания их новой редакцией. Имя Каткова становится чрезвычайно популярным. Ему шлют приветственные телеграммы с выражением верноподданнических чувств. В честь его провозглашаются тосты на патриотических обедах. В архиве Каткова сохранилось множество писем, прославляющих его чуть ли не как главного спасителя России.

Естественно, что цензурные отклики о «Московских ведомостях» в 1863 г. крайне благожелательны. Газете Каткова давалась такая хвалебная характеристика, какой не удостаивалась даже официальная печать (последняя в изображении польских событий должна была всё же несколько сдерживаться, Катков же мог не стесняться). В отчете цензурного ведомства за 1863 г. отмечалась серьезная подготовка издателей «Московских ведомостей» к журнальной деятельности, их публицистический талант, многосторонняя ученость. Успех газеты объяснялся позицией по польскому вопросу: «своим горячим патриотизмом они возбудили к себе небывалое сочувствие в публике» (1358). В отчетах, подготовленных Советом по делам книгопечатания, указывалось, что «Московские ведомости» в 1863 г. «сплотили массу одною мыслию о нераздельности России и заставили иностранцев верить в единомыслие народа русского, сердцем привязанного к своему правительству»; «глубоко проникнутые любовью к России, они пробудили патриотические чувства во всех слоях». Аналогичные утверждения встречаются и в других отчетах: «небывалое сочувствие в публике»; «получили значение самой популярной у нас газеты» (там же).

Такие восторженные оценки вовсе не значили, что у редакции «Московских ведомостей» в 63 г. не было столкновений с цензурой. Уже в цитированном выше отчете утверждалось, что газета Каткова, «с недозволенною нередко запальчивостью», нападала на всю петербургскую журналистику, находя ее «не патриотическою, вредною и даже преступною», Такая «запальчивость» цензурою не одобрялась.

Начались осложнения и с московскою цензурой. Председатель московского цензурного комитета М. П. Щербинин вообще-то благоволил Каткову за его выступления в 62 г. против Герцена и «нигилистов», печатавшиеся в «Русском вестнике». В отчете за 62 г. Щербинин писал, что полемика Каткова с эмигрантами (т. е. с Герценом) «есть не только заслуга, но и подвиг гражданского мужества». С переходом «Московских ведомостей» в руки Каткова и Леонтьева он связывал самые радужные надежды.