Последняя Империя - Евгений Сартинов

— Анатолий Ильич, вы несколько перегнули!

— Пошел на хрен! — буркнул в его сторону Малахов и крикнул в микрофон: — За мной, дети мои!

С неожиданной силой оттолкнув попавшегося на пути рослого десантника, Малахов быстро скатился вниз с трибуны, его тотчас же окружили, подняли на руки и начали подбрасывать вверх. Когда бывшего министра опустили на землю, его лицо было красным, потным от возбуждения. Кто-то сунул ему в руку горящий факел, и, подняв его, Малахов снова закричал:

— Вперед, за мной!

Ашот Хачатрян ехал на своей «Волге» по Кутузовскому проспекту, не ожидая в этот поздний час никаких особых приключений. Уже пять лет он на своей личной машине трудился таксистом, привык к столице, изучил ее всю и ни о чем плохом не думал в этот свежий, предосенний вечер. Когда навстречу ему вывалилась толпа с кое где еще мелькавшими, затухающими факелами, единственное, что он успел сделать, это затормозить. Сзади его машину тут же подперла синяя «десятка», и «Волга» оказалась внутри огромного людского муравейника. Кто-то рассмотрел в освещенном салоне шофера и крикнул:

— Смотри, черножопый!

Толпа ответила удовлетворенным рыком. Именно разбоя не хватало возбужденным, привыкшим громить все на свете подросткам. Сразу несколько самодельных дубинок начали бить стекла машины, распахнулась дверь, и упирающегося армянина выволокли из салона. Кепка упала с его лысеющей головы, на которую обрушились десятки ударов. В давке «союзники» мешали друг другу, каждый хотел излить на жертву свою ненависть. Остальная людская масса, обогнув круговорот избиения, полилась дальше, громя остановившиеся машины и избивая их владельцев. Никто уже не обращал внимания на их национальность, пол и возраст. В числе прочих была остановлена машина полковника ВДВ в отставке, возвращавшегося с торжественного вечера в честь Дня десантника.

— Вы что делаете, волки, я же вам в отцы гожусь! — успел крикнуть он, прежде чем ему проломили череп.

По ходу дела многие «союзники» макали свои потухшие факела в бензобаки машин, одна из них от неосторожной искры вспыхнула, что словно послужило сигналом. Через десять минут на проспекте пылало как минимум десять автомобилей, а толпа двигалась дальше, занимая всю улицу.

Первый раз «союзников» попытались остановить на пересечении Кутузовского проспекта и Большой Дорогомиловской. С десяток милицейских машин перегородили дорогу, и металлизированный начальственный голос начал вещать:

— Остановитесь! Я приказываю вам немедленно остановиться и разойтись по домам. В случае сопротивления будем применять оружие! Остановитесь! Я приказываю вам остановиться…

Но толпу невозможно было уже удержать, она перешла грань разума, и только звериные эмоции владели тысячами юнцов. При виде преграды «союзники» дружно взвыли и перешли на бег. Со стороны машин раздалось несколько нестройных выстрелов вверх, дважды бабахнули свето-шумовые гранаты, прочертив беловатые шлейфы, полетели к ногам подростков гранаты со слезоточивым газом. С таким же успехом выстрел из рогатки мог остановить слона.

Когда до нападавших оставалось метров тридцать, милиционеры наконец начали стегать по толпе свинцом. Но было поздно. «Союзники» пробежали по упавшим убитым и раненым, почти не заметив их, и с криками начали штурмовать баррикаду из машин. Полковник, до конца диктовавший свои наставления, погиб первым, один из водителей сумел развернуть машину и вырваться из смертельных объятий яростной массы. Гораздо меньше повезло тем милиционерам, кто не успел скрыться от погромщиков. Их ловили, нещадно забивали дубинками и ногами, отбирали оружие. Когда все семьдесят тысяч человек прошли неудачно построенную баррикаду, она запылала одним большим костром.

По пути попалось отделение милиции, и толпа влилась в него с силой сносящего все на своем пути весеннего половодья. Минут десять из здания доносились звон бьющегося стекла, крики, выстрелы, затем подростки покинули помещение с раздобытым оружием, оставив позади нещадно избитых милиционеров, разбитые компьютеры, и костры из бумаг и разломанной мебели. Разошедшиеся юнцы громили оказавшиеся на пути магазины, вынося все, что попадалось под руки, особенно спиртное, которое тут же поглощалось. Не менее водки и пива юнцов в черных рубахах пьянила атмосфера безнаказанности. Они кидали камни, пустые бутылки и даже стреляли в окна домов, где мелькали лица любопытствующих обывателей.

— Сидеть по домам, суки, когда мы идем! — заорал рослый парень в кожаной куртке, от бедра полоснув очередью из автомата по окнам одного из домов. Через несколько секунд в квартирах девятиэтажной громады пробежалась торопливая агония отключения света.

— Так-то лучше! — довольно заявил «союзник», опуская автомат и принимая из рук друга очередную бутылку ворованного пива.

Лишь у самого начала Нового Арбата их встретил заслон из двух «КАМАЗов» — больше не удалось найти в столь позднее время, за которым устроились омоновцы в полной экипировке. Эти разговаривать не стали, просто открыли огонь из автоматов, хотя первые очереди все же дали в воздух. «Союзники» кинулись, кто по сторонам, кто просто плашмя на асфальт, однако через несколько минут по омоновцам открыли нестройный, но довольно плотный огонь.

— Ни хрена себе, примочки! — крикнул командир роты капитан Нестерук своему заместителю. — Мы так не договаривались. Говорили же, что они безоружные?!

— Ага, зато ты сам обучал их стрелять, забыл?

— Да помню! Выучил на свою голову!

"Союзников" и в самом деле несколько раз в год непременно вывозили на стрельбы в подмосковные воинские части и на базу того же ОМОНа.

Перестрелка длилась минут десять. В первых рядах с автоматом в руке метался затянутый в кожу Михайлов. Время от времени он что-то кричал своим подчиненным.

Огонь «союзников» начал было слабеть, но затем снова усилился, и пули начали свистеть как-то уж чересчур близко от голов омоновцев. Вскрикнул и упал один раненый, обмяк получивший пулю в шею сзади, под самую каску Нестерук.

— Они обошли нас и стреляют с крыши! — крикнул один из офицеров. Развернувшись, он полил огнем верхотуру ближайшего дома.

Перестрелка длилась еще минут десять, затем затихла. К изумлению омоновцев, перед ними не оказалось противника. Толпа разошлась по переулкам и, обойдя заслон, двинулась теперь уже по Арбату. Позади нее остались гореть два омоновских автобуса, оставленных ментами метрах в двухстах от баррикады, и еще десять убитых и двадцать три раненых омоновца.

Во время этого непроизвольного, но хитрого маневра количество манифестантов уменьшилось: когда толпа теряет свою массовость, у многих начинает просыпаться разум. Колонна растянулась почти на километр, несколько сот человек занимались только разгромом попадавших по пути многочисленных арбатских магазинов, кафе и ресторанов. Еще тысяч пять разошлись по домам, вполне удовлетворенные своим участием в шествии.

Оставшимися «союзниками» теперь командовал один Михайлов. Жигун так и остался стоять на трибуне, Малахов словно растворился в толпе, а другие руководящие деятели "Союза молодежи" потихоньку дезертировали по домам. Зато восьмикратный чемпион мира по мотогонкам на льду был хорош! Он чувствовал себя словно на самом азартном чемпионате. Прежде всего он организовал разведку из числа своих мотогонщиков. Один из них вскоре подлетел к нему с докладом.

— Воздвиженка перекрыта! — возбужденно прокричал он. — Там все перегородили автобусами, солдат до хрена и больше!

— А Знаменка?

— Там чисто!

— Значит, сворачиваем туда!

Через Афанасьевский переулок и Арбатскую площадь «союзники» вышли на Знаменскую улицу, миновав предназначенный им заслон, и вскоре увидели башни Кремля. К этому времени количество манифестантов еще больше уменьшилось. И все равно к Боровиковской площади подошло не менее пятидесяти тысяч возбужденных, частично вооруженных подростков. Они достаточно устали, но уверенность в своей неуязвимости и безнаказанности по-прежнему владела ими.

На этот раз властям на Манежной улице удалось построить более грандиозный заслон из десятка груженых «КАМАЗов» и пары троллейбусов. Едва авангард «союзников» показался на Боровиковской площади, как попал под плотный обстрел спецназа, усиленного войсками из кремлевской охраны. Юнцы отхлынули назад. Тут же, перекрывая Волхонку, показались еще несколько автобусов с солдатами.

— Давай в обход! — закричал Михайлов. Он как никогда был похож на дьявола, молодой, красивый, с горящими глазами и внешностью врубелевского демона.

Толпа по привычке хлынула в сторону, стараясь прорваться к Кремлю через Староваганьковский переулок. Но и здесь манифестантов ждало разочарование, переулок оказался перегорожен грузовиками и автобусами, а шквальный огонь разъяренных спецназовцев не давал погромщикам подойти ближе.