ОНО - Стивен Кинг

Сука.

Ты — сука.

Ты — чертова сука.

Она на мгновение закрыла глаза.

Нога, которую она порезала осколками флакона из-под духов, убегая из спальни, пульсировала больше, чем израненные пальцы. Кей дала ей бинт, пару туфель и чек на тысячу долларов, который Беверли сразу обменяла на наличные в Первом чикагском банке на площади Уотертауэр.

Несмотря на протесты Кэй, Беверли выписала чек на тысячу долларов на простом листе писчей бумаги.

— Я однажды читала, что чек обязаны взять независимо от того, на чем он написан, — сказала она Кэй. Ее голос, казалось, исходил не от нее. Может, из радио в соседней комнате. — Кто-то однажды обналичил чек, который был написан на артиллерийском снаряде. По-моему, я читала это в «Списках». — Она помолчала, потом неестественно засмеялась. Кэй спокойно и серьезно смотрела на нее.

— Надо получить в банке наличные как можно скорее, пока Том не сообразил заморозить счета.

Беверли не чувствовала усталости, хотя полностью отдавала себе отчет в том, что держится только на нервах и черном кофе, сваренном Кэй. Предыдущая ночь казалась ей страшным сном.

Она помнила, как за ней шли трое подростков, которые кричали ей вслед и свистели, но не осмеливались подойти. Она помнила, какое облегчение охватило ее, когда она увидела белый свет люминесцентных огней магазина на пересечении Седьмой и Одиннадцатой улиц. Она вошла туда, позволив прыщавому продавцу разглядеть ее старую блузку, и попросила у него взаймы сорок центов, чтобы позвонить по телефону. Это оказалось не трудно, ей было ясно с первого взгляда.

Первым делом она позвонила Кэй Макколл, набрав номер по памяти.

После дюжины звонков она уже испугалась, что Кэй уехала в Нью-Йорк, но сонный голос Кэй пробурчал. «Было бы неплохо, если б вы представились» — как раз когда Беверли собиралась повесить трубку.

— Кэй, это Бев, — сказала она и, поколебавшись какое-то время, решительно добавила:

— Мне нужна помощь.

Наступило молчание. Потом Кэй снова заговорила голосом человека, окончательно очнувшегося ото сна:

— Где ты? Что стряслось?

— Я около Седьмой и Одиннадцатой улиц, на углу Стрейленд-авеню и какой-то улицы. Я…Кэй, я ушла от Тома.

Кэй быстро взволнованно закричала в трубку:

— Прекрасно! Наконец-то! Ура! Я приеду за тобой! Сукин сын! Кусок дерьма! Я сейчас приеду за тобой в своем чертовом «Мерседесе»! Я найму оркестр! Я…

— Я возьму такси, — сказала Бев, зажав оставшиеся две десятицентовые монеты во вспотевшей ладони. В круглом зеркале внутри магазина она видела, как прыщавый продавец задумчиво уставился на ее задницу. — Но тебе придется заплатить по счетчику. У меня совсем нет денег. Ни цента.

— Я дам этому ублюдку пять баксов на чай, — прокричала Кэй. — Это, мать твою, самая лучшая новость после отставки Никсона! Сейчас мы с тобой, девочка моя, пропустим рюмочку-другую и… — Она замолчала, и когда снова заговорила, ее голос был совершенно серьезен, в нем было столько доброты и любви, что Беверли чуть не расплакалась.

— Слава Богу, ты наконец-то решилась, Бев. Слава Богу, Кэй Макколл раньше работала модельером, но вышла замуж за разведенного богача и в 1972 году увлеклась феминистическим движением, Это было примерно за три года до знакомства с Беверли. В тот период, когда она достигла наибольшей популярности среди феминисток, ее обвинили в использовании архаичных шовинистских законов, благодаря чему она оттяпала у своего делового мужа все, что полагалось ей по закону до последнего цента.

— Чушь собачья! — как-то сказала Кэй Беверли. — Те, кто несет эту чепуху, никогда не спали с Сэмом Чаковицем, Тыкнуть пару раз, получить удовольствие и кончить — вот девиз Сэма. Единственный раз у него простоял больше семидесяти секунд, когда он дрочил в ванной. Я не обманывала его, я просто получила компенсацию за страдания.

Она написала три книги: одну о феминистическом движении и деловой женщине, другую о феминистическом движении и семье и третью о феминистическом движении и духовности. Первые две книги пользовались достаточной популярностью. Через три года после опубликования ее последней книги она совершенно вышла из моды, и Беверли показалось, что ей стало легче от этого. Она выгодно вложила деньги («Феминизм и капитализм, слава Богу, не исключают друг друга», — сказала она однажды Беверли), и сейчас Кэй — молодая здоровая женщина с собственным домом в городе и в провинции — имела двух или трех любовников, достаточно зрелых для постели, но еще не созревших для того, чтобы обыграть ее в теннис, — Если им когда-либо удастся обыграть меня, я их брошу в то же момент, — говорила она Беверли, и хотя было ясно, что Кэй шутит, Беверли недоумевала, неужели она говорит серьезно.

Беверли заказала такси и, когда машина подъехала, забралась со своим чемоданчиком на заднее сиденье, радостная, что этот продавец из магазина больше не будет на нее глазеть, и назвала шоферу адрес Кэй.

Кэй уже ждала ее, накинув норковую шубку прямо на фланелевую ночнушку. На ногах были надеты розовые бархатные шлепанцы с большими помпонами. Слава Богу, что помпоны не оранжевые, а то Беверли снова взвыла бы. Это — судьба, что она приехала именно к Кэй: прошлое возвращалось к ней, воспоминания нахлынули так стремительно и отчетливо, что она испугалась. Будто кто-то запустил в ее голове бульдозер и начал раскапывать кладбище воспоминаний, о существовании которого она и не подозревала. Только вместо тел возникали давно забытые имена, которые она не вспоминала годами: Бен Хэнском, Ричи Тозиер, Грета Бови, Генри Бауэрc, Эдди Каспбрак… Билл Денбро. Особенно Билл — заика Билл, как они называли его с чисто детской прямотой, которую иногда считают непосредственностью, а иногда — жестокостью. Он казался ей тогда очень высоким, самим совершенством (до тех пор, пока не открывал рот и не начинал говорить).

Имена…

Ее бросило в жар, потом в холод. Беверли вспомнила голоса из водостока и кровь. Вспомнила, как закричала от ужаса, а ее отец отшлепал ее. Отец, Том…

Она была близка к тому, чтобы расплакаться…

Кэй, расплачиваясь с таксистом, столько дала на чай, что изумленный водитель прокричал: «Спасибо, леди! Ничего себе!»

Кэй отвела Беверли в дом, отправила ее в душ, после душа дала халат, сварила кофе и внимательно осмотрела ее синяки и ссадины, обработав порез и забинтовав ногу. Во вторую чашку кофе она налила Беверли изрядное количество бренди и заставила выпить все до дна. Затем приготовила им обеим по превосходному бифштексу со свежей горчицей.