Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд

За сухими фактами, описанными в его дневниках, видна совсем иная история. В восприятии погоды многое значит субъективная оценка, и наряду с жалостью к самому себе со стороны Скотта необходимо учитывать привычку Амундсена к холодной недооценке ситуаций. Дело здесь не только в стиле записей: речь о фундаментальной разнице в подходах. Амундсен покорялся природе, принимая диктуемые ею жесткие правила игры. Он знал, что если сегодня идет снег, то завтра будет толстый наст, что после штормового ветра небо чистое, а буран – это время для отдыха.

Скотт, видимо, считал, что стихиями можно руководить в своих интересах, и неизменно удивлялся, когда ожидания не оправдывались. В этом проявлялось его фатальное высокомерие.

Разница между двумя соперниками видна даже в выборе тех моментов, когда они взывали к Богу: Скотт делал это, когда дела шли плохо, а Амундсен – чтобы поблагодарить за удачу. В любом случае Скотт был агностиком и верил в науку, Амундсен же поклонялся природе, поэтому умел спокойно принимать все ее капризы в виде метели или ветра. Норвежцы вообще были прекрасно настроены на волну окружавшей их природы, не ощущая той экзистенциальной тревоги, которая так мучила Скотта и благодаря ему лишала уверенности всю британскую экспедицию.

Итак, норвежская группа продолжала идти вперед. Через пять дней, включая и тот, когда они пережидали буран, Амундсен добрался до склада в точке 81° южной широты. Он уже прошел 140 миль – все время на лыжах. В каждых санях было по 400 килограммов (880 фунтов) груза, то есть в два раза больше, чем у Скотта. Средняя скорость движения группы Амундсена составляла три с половиной мили в час, Скотт за это же время преодолевал от полумили до двух миль. Но за этим скрывалось гораздо большее превосходство позиций Амундсена. Люди и пони Скотта брели по восемь с лишним часов, чтобы пройти десять-тринадцать миль в день. Амундсену на ежедневный этап длиной пятнадцать-двадцать миль требовалось пять-шесть часов с большим запасом, а в остальное время не оставалось ничего, кроме как отдыха: надо было хорошо есть и спать – особенно спать. Бьяаланд «предложил проходить 25 миль в день, но Амундсен ответил, что не стоит так рисковать из-за собак». Люди и собаки знали, что, выполнив определенный объем работы за день, к следующему утру они успеют как следует отдохнуть.

Скотт не мог так хорошо себя контролировать. Он испытывал непреодолимое желание похвастаться своей силой, которую никто не имел права поставить под сомнение, и довести всех спутников до изнеможения. Он не верил, что дневная работа сделана, пока не замечал физических страданий людей. Черри-Гаррард вспоминал в своих записях, как после девяти-десятичасового перехода Скотт говорил:

«Ладно, думаю, мы сможем пройти еще немного»… Это происходило как минимум за час до того момента, когда мы наконец-то останавливались и разбивали лагерь. В таких условиях и буран сочтешь благом! Скотт не мог ждать… не терпел ни малейшей задержки.

1 ноября, после однодневного отдыха, у склада на отметке 81° Амундсен высунул голову из палатки – снаружи он увидел только густой и липкий туман. Тем временем в двухстах милях позади него Скотт на мысе Эванс собирал свои силы для решающего выступления.

Амундсен об этом, конечно, не знал. Зато хорошо понимал, что для движения в своем темпе (это было единственным доводом в пользу разума) ему нужно поддерживать определенную скорость, равную примерно одному градусу широты за четыре дня.

Он измерял пройденное расстояние в градусах, а не в милях, чтобы результат их усилий и, соответственно, приближение к цели можно было представить на поверхности глобуса – еще одна маленькая уловка для укрепления морального духа партии[92].

Таким образом, график Амундсена предполагал движение со скоростью в четверть градуса в день. Всеми силами он старался соблюдать разработанный план. Поэтому, невзирая на туман, решил идти вперед. Видимость была ограничена расстоянием в четыре длины саней.

Амундсен уже был здесь осенью во время третьего путешествия по закладке промежуточных складов, и тогда они разметили дорогу (до известной степени), но на карты эта местность еще нанесена не была.

Поэтому Амундсен не знал, что прямо на его пути лежит особенно сложный участок. В наши дни его называют расщелинами Стирс-Хед, это часть Барьера, деформированная ледником, сдвинувшимся со стороны Земли Мэри Бэрд на восток. Неудивительно, что норвежцы в тумане сбились с курса и попали прямо в ловушку. Расщелина за расщелиной тянулись бесконечно далеко, сквозь туман невозможно было разглядеть дорогу. Спасало то, что эти расщелины были не очень широкими – около метра – и, похоже, пересекали маршрут движения партии под углом. Это в некоторой степени снижало риск угодить в них. Двенадцать с половиной миль все шло хорошо. Затем с Хелмером Ханссеном, который по привычке был лидером каравана, случилось то, что неизбежно происходит при движении на лыжах с собачьей упряжкой. Носок его лыжи запутался в постромках, и он упал. Причем упал прямо в середине расщелины. Ему хватило самообладания, чтобы остаться на месте. Он понимал, что сейчас снежный мост выдержал вес его вытянутого тела, но в следующую секунду может обрушиться при попытке выбраться. Ему пришлось ждать помощи. Партия шла не в связке, поскольку это противоречило принципам норвежских полярников. Они придерживались другого мнения: лучше рискнуть тем, что тебя не спасут, чем взять на себя еще больший риск сбить темп гонки.

Собаки Ханссена легко проскочили опасный участок и немедленно воспользовались временной беспомощностью своего хозяина и бога, устроив на краю пропасти радостную возню с рычанием и лаем. Сани развернулись и при этом едва не свалились в расщелину, снежный мост просел, готовый провалиться в бездну и утащить за собой собак.

Амундсен перебрался через расщелину и кое-как угомонил их. Вистинг спас Ханссена, который, по всей видимости, совершенно не пострадал: он любовался видом пропасти, считая, что чем более грандиозна она, тем лучше. Затем они втроем оттащили сани в безопасное место. Позже в середине расщелины упал Хассель, тоже едва не улетев на дно.

Эти расщелины поражают воображение, когда лежишь на краю и смотришь вниз [отметил Амундсен в своем дневнике]. Сверху светло-голубая, она кажется бездонной там, где становится совершенно темной.

Самые опасные образования, которые мы здесь видели, – это огромные дыры, в которые может войти целый «Фрам» и много чего еще. Они покрыты тонким настом, и внизу видно только небольшое отверстие, которое не вызывает страха. Но если попадешь в такое замечательное место, то прощайся с жизнью. Одну из таких дыр мы в густейшем «лондонском» тумане сегодня едва миновали.

К счастью, Х[елмер] Х[анссен] заметил ее вовремя. Мало что может укрыться от его острого глаза.

Опасность позади. Как же мы рискуем каждый день, двигаясь по столь неприятным местам! Жизнь постоянно висит на волоске. Но радует то, что ни от кого не слышишь о желании повернуть назад.

Характеру норвежцев присущ ярко выраженный фатализм, их привлекает риск. Кажется, что иногда такое проявление смелости производит впечатление на госпожу Удачу. Вот и теперь они целыми и невредимыми вырвались из полосы расщелин в безопасные места, по-прежнему делая свои «регулярные» пятнадцать миль – одну четверть градуса по широте – в день.

Этот ландшафт был словно создан для лыжников и их собак: старый лед в основании, ровная твердь без каких-то выступов под ним, а сверху снежная подстилка – очень похоже на плато Хардангервидда, каким его помнил Амундсен.

Снова двигались целый день в пресловутом густом «лондонском» тумане [записал Амундсен 4 ноября]. Скольжение отличное, лучше и быть не может. Перемены к лучшему по сравнению с предыдущим днем. Вчера снег был липким, как рыбий клей.

За этими словами безошибочно угадывается философский настрой с ноткой юмора, который практически не отличается от душевного состояния человека, отправившегося на зимнюю лыжную прогулку в норвежские горы.

Скотт, находившийся в аналогичных условиях, но с отставанием в несколько сот миль, казалось, жил совсем в другом мире:

Конечно, я ожидал, что этот поход будет немного трудным, но не предполагал, до какой степени все окажется ужасным. Вот и сегодня… Еще один жуткий переход при страшном свете, поверхность ледника отвратительна… Усталые животные утомляют людей, и теперь, после целого дня, проведенного на ногах, наше состояние может вызвать только жалость.

После шестнадцати миль, пройденных партией Амундсена 4 ноября, компасы и путемеры показали, что они находятся в окрестностях склада на 82° южной широты, в 480 милях от полюса. Но туман по-прежнему оставался очень густым, и казалось бессмысленным продолжать движение на ощупь во мраке. Дневной переход и так близился к концу, поэтому решили, что правильнее будет разбить лагерь и подождать до завтра.