Дети капитана Гранта - Жюль Верн

— Конечно, — отозвался Джон Манглс. — Быть может, завтра станет возможной переправа.

— Спасет ли это мою несчастную команду? — воскликнул Гленарван.

— Прошу вас, сэр, выслушайте меня, — сказал молодой капитан. — Я хорошо знаю Тома Остина. Он, конечно, выполнит ваш приказ и уйдет в море, как только это станет возможным. Но откуда нам известно, вышла ли яхта из ремонта ко времени приезда в Мельбурн Бена Джойса… А что, если нет? Что, если Остину пришлось на день, на два задержаться?

— Ты прав, Джон, — согласился Гленарван: — нам нужно добраться до бухты Туфольд. Мы ведь всего в тридцати пяти милях от Делегейта!

— А там, — сказал Паганель, — мы найдем транспортные средства, которые дадут нам возможность быстрого передвижения. Как знать: быть может, мы еще явимся на побережье вовремя, чтобы предупредить беду!

— Так в путь! — крикнул Гленарван.

Не теряя времени, Джон Манглс и Вильсон принялись строить большой плот. Они уже убедились на опыте, что куски коры не могут выдержать бурного течения. И потому Джон Манглс срубил несколько камедных деревьев, из которых они и сбили грубый, но прочный плот. Работы с этим плотом было немало, и он был закончен лишь на следующий день.

К этому времени вода в Сноу значительно понизилась. Бурный поток опять становился рекой, правда с быстрым течением, но все же рекой. Джон надеялся, что, умело управляя и ведя плот наискось, он благополучно доведет его до противоположного берега.

В половине первого погрузили на плот столько провизии, сколько каждый мог унести с собой на два дня. Остальные съестные припасы были брошены вместе с колымагой и палаткой. Мюльреди чувствовал себя настолько оправившимся, что его можно было взять с собой. Он быстро выздоравливал.

В час дня все взобрались на плот, пришвартованный к берегу. Джон Манглс установил на правой стороне плота нечто вроде весла, необходимого для того, чтобы бороться с течением и не давать плоту отклоняться от нужного направления. Править этим веслом капитан поручил Вильсону. Сам же он рассчитывал, стоя на корме, управлять плотом с помощью грубо сделанного кормового весла. Элен, Мэри Грант и Мюльреди поместились посередине плота. Гленарван, майор, Паганель и Роберт заняли места вокруг них, чтобы в случае надобности иметь возможность немедленно прийти им на помощь.

— Все готово, Вильсон? — спросил капитан.

— Все, капитал, — ответил Вильсон, взяв мощной рукой свое весло.

— Будь начеку! Смотри, чтобы нас не относило течением!

Джон Манглс отдал канат и, оттолкнув плот от берега, пустил его по волнам Сноу. На протяжении саженей пятнадцати все шло хорошо. Вильсон успешно боролся с течением. Но вскоре плот попал в водовороты и завертелся так, что оба весла оказались бессильны удержать его, как ни напрягали свои силы Джон Манглс и Вильсон.

Приходилось покориться неизбежному: не было никакого способа остановить вращательное движение плота. Его вертело с головокружительной быстротой и уносило по течению. Джон Манглс, бледный, со сжатыми губами, стоял, не отрывая глаз от водоворотов. Постепенно плот вынесло на середину реки. Он находился полумилей ниже того места, откуда отчалил. Здесь течение было еще сильнее, но так как оно разбивало водовороты, то плот стал несколько более устойчивым.

Джон Манглс и Вильсон снова взялись за весла, и им удалось заставить плот двигаться к противоложному берегу, наискось перерезая реку.

Они были уже саженях в пятидесяти от берега, как вдруг весло Вильсона сломалось. Плот понесло по течению. Джон, рискуя сломать и свое весло, изо всех сил пытался направить плот к берегу. Вильсон, с окровавленными руками, бросился помогать капитану. Их усилия увенчались наконец успехом: после более чем получасовой переправы плот ударился о крутой берег. Удар был силен: веревки, которыми были связаны стволы, лопнули, стволы разошлись, и на плот, бурля, ворвалась вода. Путешественники едва успели уцепиться за свисавшие над водой кусты и вытащить на берег промокших Мюльреди и обеих женщин. Все уцелели, но большая часть провизии и все оружие, за исключением карабина майора, были унесены течением вместе с обломками плота.

Переправившись через реку, маленький отряд очутился почти без оружия и съестных припасов в тридцати пяти милях от Делегейта, в пустынном, неведомом краю. Здесь нельзя было встретить ни колонистов, ни скваттеров, а лишь одних свирепых грабителей.

Решено было пуститься без промедления в дорогу. Мюльреди, понимая, какой он является обузой, просил, чтобы его оставили здесь одного до присылки помощи из Делегейта.

Гленарван отказался исполнить подобную просьбу. Они не могли попасть в Делегейт раньше трех дней, а на побережье — раньше пяти, то есть раньше 26 января. «Дункан» же должен был выйти из Мельбурна 16-го. Что значили при этом какие-то несколько часов промедления!

— Нет, друг мой, — закончил Гленарван, — я тебя не брошу. Мы сделаем носилки и по очереди будем нести тебя.

Носилки сделали из крепких ветвей эвкалипта, и Мюльреди волей-неволей пришлось поместиться на них. Гленарван захотел в первую очередь сам нести своего матроса. Он взялся за носилки с одной стороны, Вильсон — с другой, и отряд двинулся в путь.

Как печально было это зрелище! Как плохо кончилось так хорошо начатое путешествие! Теперь путешественники уже не искали здесь Гарри Гранта. Материк, где его не было и никогда не бывало, грозил стать роковым для тех, кто искал его следов. И если бы даже его отважным соотечественникам и удалось достигнуть побережья, они уже не найдут там «Дункана», на котором могли бы вернуться на родину.

В молчании, грустно и тяжело провели первый день пути. У носилок сменялись каждые десять минут, и хотя утомление усугублялось жарой, никто не жаловался.

Вечером, пройдя пять миль, остановились на привал в рощице камедных деревьев. Поужинали остатками съестных припасов, уцелевших при крушении плота. В дальнейшем можно было рассчитывать только на карабин майора.

Ночь провели плохо, к тому же пошел дождь. Путешественники едва дождались рассвета. Снова двинулись в путь. Майору не удалось ничего подстрелить: этот злосчастный край был хуже любой пустыни — сюда, видимо, не забегали и звери.

К счастью, Роберт наткнулся на гнездо дрофы, в котором оказалось двенадцать крупных яиц. Олбинет испек их в золе разведенного для этой цели костра. Эти печеные яйца да несколько сорванных на дне оврага растений, называемых портулаком, составили весь завтрак 22 января.

Дорога становилась исключительно трудной. Песчаные равнины были покрыты колючей травой спинифекс, называемой в Мельбурне «дикобраз». Трава эта рвала в клочья одежду и до крови царапала ноги. Тем не менее мужественные женщины, не жалуясь, храбро шли вперед, подавая пример своим спутникам, подбодряя та одного, то другого словом или взглядом.