Степень вины - Ричард Паттерсон

Терри задумалась. Это она, не Пэйджит, предложила встретиться; но не время сейчас рассказывать о ее отношениях с мужем, и, возможно, никогда такое время не наступит. Лучше всего сказать просто, что тот не очень возражал, не объясняя причину: Ричи начал беспощадную кампанию, чтобы удержать ее. Цитирует всякую нравоучительную литературу, взывает к ее семейному чувству, убеждает, что семейный корабль можно подлатать, если она будет стараться так же, как старается он. Это порождало в ней ощущение усталости и вины за умершие чувства. Она поняла, что, выйдя из-под влияния Ричи, заставила его изменить позицию. Теперь уже он добивался второго шанса, который Терри вовсе не спешила ему предоставить. То, что он отпустил ее без возражений, было его новой тактикой: Терри чувствовала, что когда он снова привяжет ее к семье — он добивался второго ребенка, — Кристофер Пэйджит станет мощным оружием в его руках.

— Ричи все правильно понимает, — отозвалась она. — Он знает, что у нас много работы.

Она помолчала, заглянула Пэйджиту в глаза:

— Ведь у нас много работы?

Он устало пожал плечами:

— Не знаю.

— Что случилось, Крис?

Пэйджит не ответил. Отвернулся, руки по-прежнему в карманах, пошел вдоль кромки воды. Терри поняла, что ей нужно идти с ним; они шли молча, где-то, у самых их ног, плескалась вода, за спиной оставался мост Золотых Ворот с одинокими огоньками автомобилей, двигавшихся по нему. Слева был скалистый склон холма, еще выше сбегали к воде украшенные лепниной дома — именно такими представляла Терри города на холмах Италии. Пэйджит, казалось, ничего не замечал, он был погружен в молчание; начав говорить, смотрел на полоску песка перед собой.

Говорил он около часа.

Рассказал ей все — монотонным голосом, не щадя ни себя, ни других. Когда закончил и они повернули назад, к Золотым Воротам, Терри почувствовала себя обессиленной.

— Что вы собираетесь делать?

— Не знаю. Как будто что-то рухнуло. Не знаю даже, с чего начать.

Мгновение Терри смотрела на него.

— Это несправедливо, Крис. По отношению к вам.

— Вы имеете в виду Карло?

— Все.

Пэйджит устало пожал плечами:

— Карло ничего не знает. И если я захочу сочувствия и справедливости, то искать ее надо теперь в другом месте. Это теперь территория Марии.

Терри пошла с ним рядом.

— Она — его мать, Крис. Когда нет одного из родителей, ребенок привязывается к тому, кто позволяет ему забыть об этом. Видимо, так и у Карло.

Пэйджит снова пожал плечами, как бы сбрасывая с себя эту неприятность:

— Ростом Господь большим наделил, а разумом — малым. В таком случае, почему бы и не Мария?

Он хотел казаться фаталистом, но в голосе его звучали усталость и горечь. Она ждала, что́ он скажет еще.

— Восемь лет расспросов, — произнес он наконец. — Но по-настоящему мы ни разу не говорили о его матери или о том, почему он живет со мной. И сегодня прорвало. — Он помолчал и закончил, понизив голос, как будто выносил приговор самому себе: — Боже мой, какой же я был дурак.

Терри придвинулась к нему.

— Вы ничего не можете сделать, чтобы изменить прошлое, — сказала она успокаивающим голосом. — Теперь мне бы очень хотелось, чтобы я никогда не находила эти кассеты, но уже ничего не сделаешь. Так и вы ничего уже не можете изменить в том, что ждет нас завтра.

Пэйджит смотрел в сторону.

— Боже, как бы мне хотелось это сделать.

— Но это невозможно. Вам придется иметь дело и с Карло, и с Марией. Но вначале надо примириться с собой. И все, что бы вы завтра ни сделали, послужит этому.

Он отвернулся от нее, обратив лицо к океану. Не отстранял ее — обращался к своим мыслям. Терри смотрела на него, на его фигуру на фоне лунного света и черной воды. Почувствовав подходящий момент, подошла к нему.

— Вы почти двадцать лет были адвокатом. Адвокаты — это те, кто защищает своих клиентов.

Пэйджит не обернулся.

— Я не был ее адвокатом, — ответил он, — когда лгал сенату.

— Но вы теперь ее адвокат, Крис. Да, Мария не говорит Кэролайн правды, но то, что она рассказывает, по крайней мере, не дальше от правды, чем версия Марни. — Она помолчала. — То, что Мария сделала с Ренсомом, не было убийством. Она была избита, унижена и очень сильно напугана — возможно, близка к тому, чтобы сломаться. То, что сделала она, находится где-то между непредумышленным убийством и самозащитой, и сомневаюсь, что даже Мария может с этим точно определиться.

Она заговорила убежденней:

— Думайте о ней как о клиентке, если сможете. Что должна вытерпеть женщина перед тем, как убить мужчину в целях самообороны? Должна ли она знать наверняка, что он убьет ее? Я считаю: того, что он сделал, и того, что он намеревался сделать, более чем достаточно.

— Она лгала, Терри. Как всегда.

Терри ответила не сразу.

— А как вы думаете: лжет она Кэролайн или вам? Потому что, если ее грех лишь в том, что она лжет, защищая себя в суде, вы первый должны знать: клиенты всегда так делают. И это только ваш грех, если вы в этом соучаствуете.

— Вы знаете, что это не так.

— В таком случае, этической проблемы не существует. Значит, можно приводить свои доказательства либо доказывать их отсутствие у Шарп.

— И снова покрыть ложь Марии.

— Вы можете избежать этого, Крис, выйдя из игры. Вы имеете на это право. Но, если вы так поступите, она проиграла не только эти слушания. Присяжные подумают: вы устранились из-за того, что она действительно виновна в убийстве. И как бы она ни была неприятна мне, я не думаю, что это так и есть.

— Мне просто трудно браться за это.

Терри задумалась.

— Она по-своему пыталась защитить вас. По крайней мере, от Ренсома. — Она пристально посмотрела на Пэйджита. — Думаю, большинство людей, которых вам пришлось защищать, были гораздо больше виновны, чем Мария. Если вы откажетесь от ее защиты, значит, вы примете сторону обвинения. Этого вы хотите?

Пэйджит молча нагнулся и поднял с песка деревяшку. Повертел ее в руках. Потом, как бы пробуя ее способность к полету, медленно развернулся и забросил в море.

— Я не за Марию беспокоюсь, — тихо вымолвила Терри. — За вас.

Он обернулся и посмотрел на нее. В полутьме женщина не видела выражения его лица.

— Сегодня вечер четверга, — продолжала она. — В пятницу утром вы проснетесь, и начнется ваша жизнь с тем, что вы узнали. Но жить придется и с тем, что вы сделаете. И вам надо будет смотреть в глаза и Марии, и Карло.

— Не знаю, что делать. — Его голос был ровен и спокоен. — Действительно не знаю.

Она придвинулась к нему, коснулась его рубашки кончиками пальцев.

— Вы можете быть там не ради Карло. Каково вам будет потом, если вы откажете Марии в защите? А если вам и Карло захочется быть вместе, после того как вы бросите Марию, это будет очень трудно. Или просто невозможно.

— Ах, Терри…

Голос Пэйджита, тихий и отчаянный, смолк. В лунном свете лицо его казалось невыразимо печальным.

— Карло любит вас. Он ждет от вас действий. Плохо это или хорошо, но вы из тех, от кого ждут действий. — Она задумалась, подыскивая убедительные слова. — Это, наверное, несправедливо, Крис, но Карло сказал вам правду, как он ее понимает. Хуже того, что вы оставите его мать без помощи, может быть только одно: вы расскажете ему все, чтобы оправдать себя в его глазах.

Пэйджит не ответил. Терри потянулась к нему, коснулась его лица.

— С этим надо покончить, Крис. — Голос ее был тих, но ясен. — Еще один день побудьте самим собой, а потом выбирайте, каким вам быть.

5

На следующее утро Пэйджит и Карло молча ехали во Дворец правосудия.

Пэйджит не спал всю ночь. Солнце било ему в глаза, он выключил радио, чтобы не слышать этих бодрых утренних голосов. За безмолвием Карло — Пэйджиту было больно от того, что он уже больше не мог думать о нем, как о сыне, — угадывались напряжение и раздраженность. Пэйджит не сумел бы сказать, был ли Карло расстроен их ссорой и своей ролью в ней, или он просто боялся, что этот разговор укрепит желание Пэйджита отказаться от защиты его матери, либо это был у него определенный поведенческий рефлекс. Не спросил Карло и о том, что Пэйджит собирается делать.

Да Пэйджит и не знал бы, что ответить ему. В перепадах настроения наступил отлив, он не был уверен в себе, и ему вряд ли удалось бы внушить уверенность другому. Никогда прежде не было у него этого чувства потери.

Когда они подъехали ко Дворцу правосудия, он взглянул на профиль сидящего рядом с ним мальчика. Тонкое лицо Карло с годами становилось все более красивым, но смотрел он мрачно — окидывал взглядом магазины, автостоянки и тротуары, как будто искал что-то, но не находил. Такое знакомое лицо, подумал Пэйджит, и уже такое чужое.

Это было похоже на смерть одного из родителей. Когда умерла его мать, а спустя некоторое время — отец, Пэйджит почувствовал: мир изменился, но ни понять суть этого изменения, ни вернуть мир в прежнее состояние не мог. Они оставили ему немного денег, научили здраво мыслить, и именно они определили его жизненные критерии, потому что были первыми людьми, которых он старался любить и любил всю их жизнь, именно они заставили его особенно глубоко задуматься о природе любви, о пределах понимания, о проклятье смертности.