Ангел-мститель (СИ) - Ирина Буря
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я тебе настоятельно советую не присутствовать при Татьяниных родах, — отрывисто, без всякого вступления, бросил он, как только я примчался вечером в офис.
Я просто онемел. Это еще что за новости? С какой это стати я Татьяну в таком важном деле одну брошу — это же не в офисе на стульчике сидеть, или дома на мягком диване и в полной безопасности, пока я на работу или в магазин бегаю! Не говоря уже о том, что это мой парень рождаться будет. Мне уже не терпелось обычными глазами на него посмотреть, а не мысленными. Я и воочию первым увидеть его должен!
— Почему? — осторожно спросил я.
— Чтобы родное ведомство не потеряло ценного сотрудника! — процедил он сквозь зубы.
А тебя оно почему не потеряло, чуть не возмутился я, но тут же вспомнил, что Галя о его присутствии ни сном, ни духом не ведала. Из тех фильмов, что мы смотрели с Татьяной, я понял, что рождение ребенка для женщины — процесс достаточно неприятный. И винят они в этом, разумеется, мужчин — причем довольно громко. Наверно, потому у их мужчин и принято держаться в это время от них подальше. Правда, недолго, и потом женщины, как правило, лежат и выглядят совсем слабенькими — едва-едва руки поднимают — так что можно уже без опаски подходить.
— Ну, не прибьет же она меня совсем, — постарался я уверить самого себя.
— Кто? — Он даже повернулся в мою сторону, словно мы с ним на улице, на скамеечке светскую беседу вели.
— Кто-кто — Татьяна! — ответил я, и прикрикнул: — Головой не верти!
— Ты, что… совсем идиот?! — заорал Тоша — к счастью, все еще мысленно. — Я имел в виду — чтобы ты умом от этого крика не тронулся!
— Тоша, — попытался я урезонить его, — мы с Татьяной не первый день общаемся — она постоянно на меня орет. И на здравости моего рассудка это пока никак не сказалось. Ее, главное, в охапку схватить, чтобы руки не очень распускала — какие-нибудь десять-пятнадцать минут, как по телевизору показывают, удержу, не переживай.
— По телевизору? — Тоша закрыл глаза, тяжело дыша. — А тебе там их лица в этот момент показали? Как зрачки от боли расширяются? Как от крика вены вздуваются? Как пот градом катится? Как они то корчатся, то обмякают безвольно, словно из них все кости вынули? И их там много — одна замолкает, две другие эстафету подхватывают…
Я ошеломленно молчат, пытаясь охватить разумом услышанное.
— И это продолжается часами, — продолжил Тоша, переведя дух. — Поначалу еще хоть не так часто, а под конец… Это просто невозможно! Это невозможно ни видеть, ни слышать! И деться некуда, и сделать ничего не можешь.
— Совсем ничего? — тихо спросил я.
— Ничего! — глухо ответил Тоша. — Там и врачи эти только ходят, смотрят и «Еще рано, процесс естественный и должен идти своим чередом, нужно потерпеть». Потерпеть! — скрипнул он зубами. — Я внушать пытался, чтобы отвлеклась немного, расслабилась — так меня чуть в сторону не отбросило… звуковой волной. Я не знаю, как они это выдерживают! — чуть не вскрикнул он. — Как они вообще на это решаются! Еще и улыбаются потом — сквозь слезы! — глядя на этого монстра, от которого их только что на части разрывало.
— Ну, прямо — на монстра! — обиделся я за своего парня. — Насколько я помню, очень симпатичный человечек — только в миниатюре…
— Опять ты мне со своим телевизором? — рявкнул Тоша. — Красное что-то, сморщенное, трясется все и вопит благим матом. Пронзительно так, прямо в ушах звенит. Мне и смотреть-то противно было — одна мысль в голове: «Слава Богу, все это кончилось!».
— А сколько же все это длилось? — У меня вдруг закралось страшное подозрение, что его фраза о часах может оказаться вовсе не преувеличением, порожденным нервным перенапряжением.
— Почти… девять… часов, — раздельно произнес он, и у меня сердце рухнуло куда-то вниз. — Причем, как я потом наслушался, это еще ничего — с мальчиками дольше бывает, потому что они крупнее. И дальше не лучше, — продолжил он, багровее. — С Галей в палате — еще трое. И кормят одновременно. Практически раздевшись до пояса. Обсуждая при этом свои нынешние, а также недавние ощущения. Мне что при всем этом делать? Я на работу сбежал, чтобы хоть немного в себя прийти.
— А вечером что делать будешь? — сочувственно спросил я.
— Назад поеду, — обреченно произнес Тоша, — куда же мне деваться — не здесь же ночевать. Но у тебя-то — другое дело, — убежденно качнул он головой в мою сторону, — и я тебе точно говорю — не зря их мужиков всю жизнь даже близко к этому зрелищу не подпускают. Иначе они бы уже просто вымерли.
К концу этого разговора я почувствовал, что пора выбираться из-под первого пробного камня свалившихся на меня свидетельств очевидца. И что-то делать, пока они меня в полупрозрачную лепешку не расплющили.
Тем вечером я впервые в жизни с удовольствием отправился в магазин по просьбе нашей бабули-соседки. И по дороге позвонил Людмиле Викторовне с просьбой дать мне телефон ее чудо-доктора. Сначала она удивилась моему столь неожиданно возникшему интересу. Потом обрадовалась моему желанию заранее обсудить с ним условия пребывания Татьяны в его клиники. И под конец решительно воспротивилась моему намерению находиться там вместе с ней.
Вот же — до чего въедаются в людей эти их вечные предрассудки! Я же не в невидимости там буду по углам жаться! А мое присутствие всегда оказывало на Татьяну самое благотворное воздействие. Вспомнить хоть тот случай, когда у нее голова после пикника у реки разболелась — десять минут рядом с ней посидел, и она успокоилась и заснула. И две таблетки от головной боли здесь не при чем — сколько она их до меня глотала, и никогда такого быстрого эффекта не наблюдалось.
Разговор с доктором оказался вдвое короче моей беседы с Людмилой Викторовной. Да, конечно, он помнит Татьяну. Да, разумеется, он с удовольствием примет ее у себя в клинике. Да, естественно, у нее с ребенком будет отдельная палата. Как только она почувствует приближение родов, ему нужно немедленно позвонить, и он тут же приедет и лично возьмет ее под наблюдение. Вот что значит специалист-мужчина! Кратко и по сути.
В конце, правда, он тоже посоветовал мне довериться ему и не путаться во время родов
