Коррекция (СИ) - Геннадий Ищенко

— Нам действительно повезло! — прижал руки к груди Юсеф. — Вечная нехватка питания вынудила наших ученых искать новые пути. У нас до сих пор много нефти…

— БВК используют многие, но только как корм животным и птицам. Неужели вы кормили им людей?

— Мы научились делать глубокую очистку, насыщать его всем необходимым для жизни и придавать самый разный вкус. Это уже не корм для скота, а искусственная пища. Но скот мы им тоже кормили, а в теплицах выращивается много зелени. Без нее умирает много детей.

— Я думал об этом пути, — сказал Алексей, — но решил от него отказаться. Натуральные продукты полезнее, даже консервированные. Но у вас не было выбора. Ну что же, ваше достижение достойно уважения. Остается один вопрос, почему из всех государств у Персидского залива выжили одни вы? Только не надо мне говорить о войне с Израилем и атомных бомбардировках. Основная масса населения умерла от голода, и никто не производил БВК даже на корм скоту. Были основания скрывать свои достижения от соседей?

— Я на своем посту не так давно… Прежнее руководство…

— Позвонили вы, а не я, — прервал его Алексей. — Я ведь могу и выключить комм.

— Вы прекрасно знаете, какие у нас были отношения с соседями! — нервно сказал Юсеф. — За тридцать лет пять войн! Только безумец помогает врагам!

— Я вас не обвиняю, — пожал плечами Алексей. — Просто хочу открытого и правдивого разговора, а сейчас гадаю, что же такого случилось, если вы сами захотели поговорить. Разобрались в том, кто новый хозяин мира? У вас же запущен десяток спутников?

— Работает только половина, но и этого хватило, чтобы оценить, что из всех великих держав уцелели одни вы.

— Мы не только уцелели, уважаемый Юсеф, — усмехнулся Алексей. — Мы приняли семьдесят миллионов довольно полезных беженцев, забрали себе территорию бывших США и значительную часть Африки. Кроме того, мы помогали выжить населению восьми стран. Когда через тридцать лет можно будет без риска забрать Китай, мы его заберем. Возможно, оставим себе и Индию.

— А Пакистан? — спросил Юсеф. — Как вы посмотрите на то, что его займем мы?

— Я не против, — ответил Алексей. — Есть только одно условие. Ваша республика должна стать светским государством.

— Но какое это имеет значение?

— Для меня — большое! — отрезал Алексей. — Мы не будем иметь никаких отношений с теократией, тем более исламской! И вашего усиления не допустим. Можете забрать пески и нефть своих соседей, но в Пакистан вам ходу не будет, в Африку — тоже.

— И это говорит тот, кого выбрал Он! — воскликнул Юсеф. — Как вы можете?

— Послушайте меня хорошенько! — сказал Алексей. — Я не просил меня выбирать и взваливать на плечи ответственности за человечество, но раз уж так получилось, постараюсь сделать все, чтобы люди меньше собачились по национальным или религиозным соображениям. А вы в этом будете мешать! Я терпимо отношусь к любой вере, в том числе и к исламу. В нашей стране около тридцати миллионов его последователей. Но между ними и вами лежит пропасть. Для большинства наших верующих есть жизнь и есть ислам, а для вас есть ислам и все остальное. Они верят, но не лезут со своей верой к другим и не считают человека неполноценным только потому, что он верит в другого бога, или не верит вовсе. А для вас есть правоверные и все прочие, которые… Впрочем, что я вам объясняю очевидные вещи! У вас вся жизнь пронизана религией, она ею регулируется на каждом шагу, а отношения к чужакам немногим лучше, чем к собакам. Когда‑то, еще до крестовых походов, ваши предки были гораздо терпимее к иноверцам, сейчас этого терпения нет и в помине. Вы для нас неприятные соседи, Юсеф! К вам никто не будет лезть, но ваше распространение постараются ограничить. Сможете измениться и научиться уважать чужую веру и чужие обычаи, изменится отношение и к вам. Вы собачились со своими соседями и не стали им помогать. Теперь у вас одни соседи — это мы. Противниками вы для нас не будете уже никогда, а станете ли друзьями, будет зависеть только от вас самих. Я вижу, что вы пока к этому разговору не готовы. Подумайте, посоветуйтесь с руководством и вашими духовными лидерами. Мир неузнаваемо изменился, и чтобы в нем преуспеть, недостаточно научиться есть нефть. Если хотите, чтобы учитывали ваши интересы и уважали вас самих, научитесь делать то же самое по отношению к другим. Захотите поговорить, звоните. Только выбирайте для звонков не такое позднее время. Прощайте!

Он выключил коммуникатор, сбросил халат и пошел в спальню.

— Что случилось, что тебе трезвонят на ночь глядя? — спросила Лида.

— Новому президенту Ирана захотелось пообщаться, — объяснил он. — Давай сюда живот, послушаю, как толкается сын.

На днях жена была в поликлинике, где определили, что у нее мальчик.

— Он сейчас спит, — сказала Лида. — И я бы уже спала, если бы вы так не кричали. Что он хотел?

— Понял, что мы сейчас единственная сила в мире, и хотел прозондировать, на что они могут рассчитывать. Земли своих соседей они смогли бы занять и без нашего ведома, но их интересует Пакистан. Я ему пока отказал. Слушай, давай проведем политинформацию завтра? А то еще немного, и у меня сна не останется ни в одном глазу.

На следующий день Алексей рассказал на Совете министров о вчерашнем разговоре с президентом Ирана и получил полное одобрение своей позиции.

— Будем ждать, что они надумают, — высказался Морозов. — Деваться им некуда, а вы от них потребовали всего лишь уважительного отношения. Политики к этому готовы, население — нет. Психологию народа быстро не поменяешь. Вряд ли вам опять позвонят в ближайшем будущем.

Он оказался прав: в этом году звонков из Ирана больше не было. А через два месяца Лида родила сына.

— Эталон здорового ребенка, — сказал Алексею принимавший роды профессор Шелихов. — Вы знаете, Алексей Николаевич, еще никогда на моей памяти ни один мальчишка не вызывал такого ажиотажа! У нас в клинике все телефоны второй день не смолкают. Вас уважают и любят, но к Лидии Владимировне у всех сейчас особое отношение! Все знают, из‑за чего она была лишена радости материнства, поэтому сейчас радуются и переживают.

— И из‑за чего же? — спросил Алексей профессора. — Что там еще придумали?

— Ну как же! — сказал профессор. — Сто лет молодости вам дали для работ по спасению страны, а отсутствие детей — это плата за остановку в старении. Может быть, вы не заметили, но вы с женой за последний год стали выглядеть чуть старше. Все радуются и вашему ребенку и тому, что он своим появлением символизирует окончание бедствий.

— И кто же это нам подарил молодость? — спросил Алексей, с любопытством ожидая, что ему ответит профессор.

— Разное говорят… — смешался тот. — Но большинство считает, что это некто вроде бога. В церкви сейчас многие стали ходить и из‑за катастрофы, и из‑за вас. И эти записи со зверями… Я слышал… Вы ведь помните тот автопортрет, который нарисовала Лидия Владимировна? Так вот, сейчас народ валом идет в Третьяковку, и возле ее портрета всегда стоит люди. И многие крестятся! Я, конечно, не верю…

— Давай сюда Юрку! — сказал Алексей, присаживаясь к жене на кровать. — А куда дела нимб? И зачем так туго пеленать ребенка? Крылышки помнете!

— Ты что? — распахнула глаза жена. — Шутишь, да?

— Какие шутки! — с досадой сказал он. — Знаешь, что на твой автопортрет уже крестятся, как на икону Богородицы? А у Богородицы в сыновьях кто был? Не нравится мне этот всплеск религиозности, да еще с нами в главных ролях. Слава богу, что мне на Совете министров еще не кланяются в пояс, да и вообще основная суета почему‑то вокруг тебя, а я здесь вроде ни при чем. Точно непорочное зачатие, зря я выкладывался! Ладно, мы это как‑нибудь перетерпим, лишь бы эта фигня не прилипла к сыну.

— Слушай, Леш, — сказала Лида, — а не отменить ли нам вообще ограничение на рождаемость? Мы в своих пяти африканских странах выращиваем столько овощей, что не успеваем возить. И рыбы у побережья Анголы много, а через пару лет вообще избавимся от пленки и начнем сеять зерновые. Мне медсестра говорила, что сегодня особенный день: впервые с начала большой зимы в Москве была положительная температура! Всем уже видно, что самое страшное позади. Я думаю, этому послаблению обрадуются и те, кто не собирался заводить ребенка. Раз разрешаем, значит, уверены, что скоро все закончится! Прикиньте у себя на Совете. Первые дети появятся, когда положение выправится еще больше. Отдай ребенка, ты не умеешь его держать! Видишь, он у тебя заплакал!

— Алексей Николаевич, вас хочет видеть Лидия Владимировна.

— Хорошо, Сергей Владимирович, — ответил Алексей секретарю. — Сейчас товарищи выйдут, и пусть она заходит.

— Значит, мы отдаем старое продовольствие бразильцам и финнам? — сказал Прохоров.

— Только то, что осталось до восемьдесят пятого года заложения, — предупредил Алексей. — В остальном действуйте, как договорились. Все, товарищи, все свободны.