Черчиль - Кейт Роббинс

Весь предыдущий опыт подтверждал его убеждение в том, что судьба Британии никогда не должна быть оторвана от Британской империи. Ход решений по фабричным делам во внутренней политике основывался именно на этом краеугольном камне. Когда он впервые отправился в Индию, директор его школы рассказывал ему, что он будет свидетелем «самой интересной административной работы, которая когда-либо проводилась среди людей»[12]. Осмотревшись, Черчилль согласился и убеждал иностранцев самих приехать и посмотреть, какая замечательная работа была проделана британцами в Индии. В своем первом публичном выступлении в Бате, в 1897 году, в год 60-летнего юбилея царствования королевы Виктории, он язвительно прошелся в отношении тех, кто полагал, что Британская империя достигла зенита своей славы и власти и теперь начинает стремиться к закату. Он уничижительно окрестил таких людей «кликушами». Напротив, энергия и жизненная сила его расы позволит Британии выполнить свою задачу по установлению мира, цивилизации и правильного управления во всех точках земного шара, где только возможно. Это была та самая чеканная речь, которая ему так нравилась. Он не был из тех, кто подвергает опыт истории анализу с позиции цен и выгоды. Его вера в «нашу расу и нашу кровь» твердо подкреплялась впечатлениями о людях 21-го уланского полка в Судане.

Но даже в этом случае, в начале нового века существовали некоторые причины для озабоченности. Не к чести Британской империи, он не видел никакой пользы от возможного конфликта с Россией. Как патриотизм мог выродиться в ханжество, так и здоровый империализм мог опуститься до шовинизма. Британцы приносили верховный порядок, но за определенную цену, цену, в которую надо было включить и собственную их коррумпированность. На северо-западной границе он знал, что на войне не просят и не дают передышки, но чувствовал, что по природе вещей до достижения стабильного урегулирования было еще ох, как далеко, и грядет огромная волна жестокого самоубийства. В Судане он был подавлен поведением цивилизованных завоевателей, закопавших тело Махди, а голову его отправивших в Каир. Он даже полностью отдавал себе отчет в том, что в отношении военного противостояния в Южной Африке было изначально проявлено много лишнего оптимизма. И не больше не меньше как министр по делам колоний, благодаря Черчилля за книгу «Речная война», отмечал в марте 1900 года, что «наша расширенная империя вынуждает нас к перенапряжению наших военных ресурсов, к чему мы недостаточно подготовлены»[13].

Именно в этом контексте его мысли снова обращались к родной стране. Он допускал, что дипломатические манеры США были отталкивающими, но что его привлекало в американцах — так это то, как они действовали недавно в испано-американской войне. В 1898 году он провозгласил одним из своих политических принципов содействие достижению хорошего взаимопонимания между странами англоговорящего общества. Министр по делам колоний, у которого теперь жена была американкой, казалось, тоже разделял эту точку зрения. Мать Черчилля играла в этом свою роль, начиная выпуск того, что впоследствии оказалось недолговечным «Англо саксонским обозрением», преследовавшим в общем те же цели. Сын ее относился к лозунгу «Кровь гуще, чем вода» с тех позиций, что он уже давным-давно отправлен в мюзик-холлы кабаков и пивных. Тем не менее, «янки Мальборо» поддерживал попытку совместить две составляющих своего происхождения и одобрительно откликался об «англоговорящем народе».

Презрение, испытываемое Черчиллем к дешевой империалистической продукции для многих тысяч простых людей, не вполне согласовывалось с его активностью в последующие за избранием месяцы. Соображения о том, что было бы благоразумным купить дом в своем избирательном округе, никогда не приходили ему в голову. Вместо этого он отправился в поездку для изучения Британии, дав в общей сложности 29 лекций по всему королевству о своих южноафриканских впечатлениях и публикациях. За этой поездкой последовала такая же по США и Канаде. Эти занятия существенно укрепили финансовое положение Черчилля. В новогодний праздник 1901 года он гордо докладывал матери из Торонто, что менее чем за два года заработал 10 000 фунтов стерлингов, не имея первоначального капитала. Политику с его честолюбием была необходима подобная поддержка. Новость о смерти королевы Виктории застигла его в Виннипеге. На следующий месяц, в начале нового царствования, он произнес свою первую речь в Палате Общин.

Новый член парламента не выглядел чужаком в Палате Общин, хотя лишь немногие парламентарии хорошо его знали. Он никуда не мог деться от того, что его воспринимали как сына его отца. Он был еще совсем начинающим молодым человеком, но по результатам можно было предположить, что находится наравне с такими важными фигурами, как Бальфур или Чемберлен. Консервативная партия стремилась использовать славу Черчилля в своих целях, но Черчиллю не особенно хотелось, чтобы его использовали. Попав в парламент так, как он это сделал, он оказался свободным от каких-либо обязательств перед партийной организацией. В итоге ему удалось найти новый способ остаться в относительно независимом положении. В самом правительстве после выборов произошли перестановки, и было похоже, что лорд Солсбери вскоре освободит дорогу своему племяннику, Бальфуру. Перемены произошли в июле 1902 года, и к этому времени Черчилль уже сделал себе имя, в частности, своими нападками на Бродерика из Военного министерства, который добивался увеличения войск, расквартированных в Англии, на три армейских корпуса. Черчилль сыграл существенную роль в провале предложения. Он только укрепил свою веру в верховенство флота. В общем, его присутствие и предложения воспринимались со смесью забавы, зависти и понимания. Нервозное возбуждение, кипевшее в нем — было замечено, что он никогда не мог сидеть спокойно — было одновременно тревожащим и стимулирующим. Едва ли было удивительным, что Бальфур не предложил Черчиллю поста в формируемом им правительстве — но если бы он это сделал, в будущем события приняли бы совсем другой оборот.

Немалое время Черчилль проводил в компании так называемых «хулиганов», маленькой группы тори вокруг лорда Хью Сесила, одного из сыновей премьер-министра. Все они очень любили поговорить. Голос лорда Хью до известной степени напоминал печальное, но мелодичное утиное кряканье. Черчилль эффективно «открякивался». Одним из недостатков лорда Хью была уверенность, что правильное отделено от неправильного бездонной пропастью и отвесными скалами[14]. И хотя он продолжал нравиться Черчиллю, едва ли он был подходящим попутчиком на пути к власти. Со своей стороны, лорд Хью обнаруживал «прискорбную нестабильность» в своем компаньоне. Стычки «хулиганов» воскресили в памяти некоторых воспоминания о бывшей «Четвертой партии», в которой наряду с нынешним премьер-министром принимал активное участие лорд Рандолф. Тем не менее на своем новом посту Бальфур пришел к пониманию того, насколько сложно удерживать партию слитой воедино. После мая 1903 года, когда Чемберлен во всеуслышание заявил о том, что он верит в протекционистскую реформу с прилагаемыми преимущественными правами империи, премьер-министр силился отыскать способ укрепления единства. Что же будет делать Черчилль?