Подводные волки - Валерий Рощин

К примеру, инженера-механика Гюнтера здорово напрягал вопрос: куда уходит выхлоп от работающего дизель-генератора? В дальнем холодном закутке, где монотонно тарахтел дизель, здорово пахло выхлопными газами, однако дальше железной двери запах не распространялся. «Чудеса!» – подумал Мор и снарядил группу разведчиков. Те обрядились в специальные теплые маскировочные костюмы, прихватили бинокли, оружие. Корветтен-капитан отыскал на заветной связке нужный ключ, открыл сложный замок и дважды провернул круглую ручку. Разведчики помогли открыть невероятно тяжелую дверь и по очереди исчезли в темном жерле наклонного шурфа…

Вернулись они только к вечеру.

– Недалеко от края восточного ледника обнаружены блиндажи и заброшенный метеопост, – доложил обербоцман. – В блиндажах найдены пустые консервные банки с маркировкой на немецком языке.

– Здесь? – ткнул командир в карту.

– Так точно.

Мор задумался. Значит, и остальные метки, скрупулезно нанесенные на карту в штабе Кригсмарине, должны соответствовать имеющимся на острове объектам.

– Взлетную полосу на северо-восточной оконечности острова не заметили?

– Нет, судя по вашей карте, аэродром далековато.

– А насколько заметна выдвижная радиомачта?

– Телескопическая антенна поднимается на скалистом склоне и со стороны моря наверняка сливается со скалами.

– А из глубины острова?

– Оттуда ее не видно вообще.

– Это хорошо. Ну, а запах? Сверху чувствуется запах выхлопных газов?

Разведчики переглянулись.

– В чем дело? – насторожился Мор.

– Я не почувствовал, а Шлоссер вроде унюхал.

– Я же моторист, – пожал плечами Альберт Шлоссер. – Я этот запах из тысяч других узнаю.

– Покажи на карте, где воняло выхлопом?

– Здесь.

– Все верно. Спасибо. Отдыхайте…

Отпустив разведчиков, он вооружился фонарем и прошелся по стометровому шурфу до выхода на поверхность. Снаружи выход из скалы был великолепно замаскирован под каменную породу.

Хайнц удовлетворенно кивнул. Подышав свежим морозным воздухом, он возвратился вниз, тщательно запер массивную стальную дверь и… наткнулся на Нойманна.

– Мы останемся без электричества? – испуганно зашептал тот.

– Не останемся.

– Но моторист унюхал на поверхности выхлоп!

– Сегодня Гюнтер – мой инженер-механик – изучал техническую документацию, найденную в сейфе, и кое-что выяснил.

– Да? И что же?

– Вы заметили течение в нашем внутреннем водоеме?

Судя по выражению лица профессора, он вообще не понимал, о чем речь.

Хайнц улыбнулся невнимательности врача и пояснил:

– Впервые я обратил внимание на течение, бросив в воду окурок. Его довольно резво потащило от грота к тупику с резиновым отбойником.

– Простите, не понимаю, – лихорадочно потер высокий лоб Нойманн.

– Я тоже не сразу догадался, – засмеялся подводник. – Дело в том, что от тупиковой стенки к соседнему заливу пробита неширокая подводная протока, по которой постоянно движется вода.

– Почему она движется?

– Из-за общего течения или благодаря перепаду уровней – пока не знаю. Но дело не в этом. Главное состоит в том, что строители этого бункера установили в протоке подводную электростанцию – несколько гребных винтов с генераторами. Ее документацию сегодня и обнаружил инженер-механик…

Команда обживала неуютный, мрачный и холодный бункер. Увы, но поначалу холод оставался главным неудобством нового жилища. После первой же ночи, проведенной на кровати в одной из офицерских комнат, Мор понял, для чего интенданты в Ростоке выдали его команде большое количество комплектов альпийского обмундирования. Утром он еле заставил себя вылезти из-под вороха прихваченной с лодки одежды. И тут же распорядился раздать людям теплые вещи, присовокупив к комплектам по одному лишнему одеялу из местного вещевого склада. Правда, через несколько дней механики разобрались с электростанцией и запустили ее в работу, что позволило использовать дизель-генераторы для обогрева жилых отсеков тепловыми вентиляторами. Это немного улучшило ситуацию с ночным отдыхом, однако для нахождения в рабочих помещениях морякам все равно приходилось надевать толстые свитеры…

Минули первые месяцы длительной вахты.

Нойманн ежедневно занимался своими секретными делами. Одну из казарм профессор моментально нарек «лазаретом» и зарезервировал его за собой и коллегами-врачами. Они долго возились с привезенными на подлодке металлическими частями странного вида и в конце концов собрали несколько десятков стальных цилиндров.

– Зачем эти капсулы? – заглянул как-то к профессору Хайнц.

Мор и Нойманн по праву старших офицеров занимали отдельные отсеки, полтора десятка старших унтер-офицеров ютились в трех больших комнатах, в остальных, с относительным комфортом, размещались офицеры, врачи, инженеры.

В жилище профессора соблюдался идеальный порядок. Все вещи лежали строго на отведенных местах, исключением был рабочий стол – на нем царил невообразимый бардак.

– Заходите, дорогой Хайнц. Присаживайтесь, – оторвался на секунду от толстого фолианта Нойманн.

– Благодарю. Так для чего же вам капсулы? – повторил свой вопрос подводник.

– Ваша команда исполняет приказ Карла Дё– ница, а моя – Генриха Гиммлера.

– Вы действительно полагаете, что кто-то из моих людей поверит в ваши сказки о продлении жизни?

– Поверит. И вы, дорогой Хайнц, мне в этом поможете.

– Вы с ума сошли! Я не стану вам помогать засовывать моих людей в эти стальные гробы!

– Не зарекайтесь. Лучше скажите, что вы намерены предложить команде, когда продовольственные склады опустеют?

– Склады забиты продуктами, – возразил Мор. – И мы привезли с собой несколько тонн припасов.

– Не спорю – на пяток лет хватит. А дальше?

– Дальше?! Вы намерены прожить здесь дольше пяти лет?

– Никто не знает, сколько нам предстоит тут прожить, прежде чем дежурный радист услышит заветный сигнал на частоте Кригсмарине. Никто! – отчеканил Нойманн. – Поэтому меня и мучит любопытство: чем вы намерены кормить команду, когда иссякнут запасы? Ловить норвежскую сельдь? Лазать по скалам и собирать мох с лишайниками? Или охотиться на белых медведей?…

Издевательские намеки на ограниченность продуктового запаса врасплох не застали – Мор и сам сломал уже голову над нелегкой задачкой. Не то чтобы она не давала ему спать, однако проблема имелась и через определенное время на самом деле обещала стать вопросом жизни и смерти.

– Хорошо, – сказал корветтен-капитан, – я готов выслушать ваше предложение.

– Присаживайтесь. Наша беседа будет длинной – мне нужно многое вам объяснить…

Монолог Нойманна длился более часа и почти не прерывался. Ученый с увлечением повествовал об экспериментальной биологии, об успешных опытах по вводу испытуемых в искусственный гипобиоз – клинический аналог природного обратимого снижения интенсивности жизнедеятельности теплокровных организмов.

Дважды далекий от медицинских вопросов подводник переспрашивал о сути непонятных терминов, и еще дважды сам профессор замолкал, дабы налить в походные металлические рюмки хорошего темного рома.

– Что ж, меня вы почти убедили, – подпалил Мор сигарету.

Нойманн пристально посмотрел на собеседника:

– И вас не смущает тот факт, что испытуемые в моей секретной лаборатории усыплялись препаратом «бессмертия» лишь на короткий срок?

– У нас действительно нет выбора.

– Вы правы: если не уложить в капсулы и не усыпить ваших людей, провизии надолго не хватит.

– Есть одна проблема. – Затянувшись, Хайнц выпустил к потолку клуб дыма.

– Слушаю.

– Меня вы убедили, но главное – заставить поверить команду. Мы оказались в такой ситуации, в которой лучше действовать посредством убеждения, а не приказов.

– Согласен. Начните издалека, – провожая подводника до стальной двери, приговаривал врач. – Пригласите для ревизии складов кока и еще кого-нибудь. Сократите норму довольствия и прилюдно объявите причину. И постоянно напоминайте морякам о длительности нашего здесь пребывания…

С точки зрения профессора Нойманна, изоляция от внешнего мира была огромным благом для науки в целом и для любого конкретного опыта. Занимаясь медицинскими экспериментами в Дахау, он пользовался неограниченной свободой в выборе «материала» и научных методов, имел полную индульгенцию от рейхсфюрера СС. Однако близость высокого начальства, страх ошибиться или не успеть к назначенной дате висели над ним подобно остро отточенному двуручному рыцарскому мечу. Здесь же, под землей и на краю света, не довлели политические задачи и сжатые сроки, здесь не докучало начальство, и никто не мешал делать то, к чему профессор готовился долгие годы.

В беседе с командиром подлодки он рассказал далеко не все. «За кадром» остались летальные исходы, случавшиеся в секретной лаборатории Дахау с каждым третьим испытуемым при выходе из экспериментального сна.