10 жизней Василия Яна. Белогвардеец, которого наградил Сталин - Иван Просветов

В тот год Василий Григорьевич сочинил притчу «На перепутье». В степи, там, где сходятся две проселочных дороги, и на зеленом холмике стоит покосившийся крест, встретились и разговорились старик-странник, солдат и крестьянин-пахарь. «– А все-таки я не понимаю, – сказал пахарь, – от чего в России непорядки пошли. – Оттого непорядки, – сказал старичок, – что всем большое стеснение жизни. Ходишь и оглядываешься, как бы кто-либо тебя не цукнул, не схватил, не побил, не запрятал. Нужна свобода! – Нет, не оттого непорядки, – сказал пахарь, – а оттого, что все мы народ темный, всякому слуху верим, а чего надобно сделать – не ведаем. Вот я бьюсь на пашне, а не родит моя земля. И чего с ней сделать не знаю, научить меня некому… – Оттого непорядки, – сказал солдат, – что очень всем обидно. Дрались мы честно с японцем, сколько людей ухлопали, сколько разорения семьям было, сколько убытка всем людям, а в ничью война кончилась». Отдохнув, мужики разошлись, кому куда надобно. « – Да, ученье, – повторил задумчиво пахарь. – Свобода, – сказал старичок. – Победа, победа, – пробормотал солдат…» [20].

Обещанные свободы были подтверждены «Основными государственными законами», высочайше утвержденными в апреле 1906 года. Но деревню свободой слова и собраний было не успокоить, крестьянские волнения продолжались, и главным вопросом в стране оставался вопрос материальный – земельный. Знаменитые слова «Им нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия!» Столыпин произнесет в Думе при обсуждении не политической – аграрной реформы. Земля, как-никак – основа основ. Последнее, что по этой части сделало правительство Витте – издало положение, облегчавшее добровольное переселение «сельских обывателей и мещан-земледельцев» на свободные казенные земли в Сибири, Средней Азии и на Дальнем Востоке.

20 апреля 1906 года Василий Янчевецкий приказом по Главному управлению землеустройства и земледелия Российской империи переведен чиновником особых поручений в Туркестанское переселенческое управление, где получил должность статистика Сыр-Дарьинской переселенческой партии.

Это была совсем не романтичная работа, но Василий Григорьевич и в ней находил вдохновение.

«Отец провел много дней где верхом, где на бричке, вдвоем с вестовым, землемером, геодезистом или агрономом в разъездах по растрескавшейся Голодной степи, обрывистым берегам Сырдарьи и Арыси в поисках мест для поселений, пастбищ и посевов», – пересказывал Михаил Янчевецкий. Занимаясь планировкой одного из будущих селений, Василий Григорьевич радовался тому, как основательно делегаты переселенцев обдумывали обустройство на новом месте. Таких колонистов он называл «новой Россией» – творческой и самостоятельной. «В народе много хорошей, неиспорченной души и мечтательности, – отмечал он. – Отчего столько людей уезжает в Америку? Туда едут те мечтатели, которые не могут устроить жизнь здесь так, как им бы хотелось. Америка кажется им свободной страной, где можно переродиться и начать жизнь согласно своим убеждениям… Этими энергичными русскими людьми следовало бы пользоваться. Они окажутся отличными колонизаторами».

Кто только не подавал прошения переселенческой партии – и отставные солдаты, осевшие в Туркестане, и железнодорожные рабочие, желавшие сменять грохот мастерских на здоровую деревенскую жизнь, и крестьяне из Сибири, распродавшие свое имущество, чтобы уехать туда, где теплое небо и виноград растет. «Теперь настало время, когда народ призывается к самодеятельности и самоуправлению, – рассуждал Янчевецкий. – На окраине, рядом с настойчивыми трудолюбивыми сартами и киргизами, умеющими возделывать земли с тщательностью, не уступающей китайцам, особенно чувствуется важность видеть в русских колонистах людей сильных, грамотных, которые могли бы противопоставить мусульманской твердости, воздержанию и упорству если не эти качества, то хотя бы просвещение и способности талантливого русского народа» [21].

Служба – службой, но Василий Янчевецкий не стал бы Яном, если бы перестал увлекаться необычайным.

«Мне сказали, что в азиатской части города, в одном из отдаленных и глухих его мест, куда европеец боится заглядывать, живет старик-дервиш, делающий чудеса, – вспоминал он о пребывании в Ташкенте. – Говорили, что он может вызывать души умерших…». Дервиш сперва отнекивался, предлагая выбрать какое-либо волшебное снадобье и не тревожить тех, кто находится в садах аллаха. Но поддался на обещание хорошей платы, провел гостя в комнату, усадил на подушки и начал читать заклинания, бросив некие семена на тлеющие угли в жаровне. И Василию явилась красивая девушка в светлом шелковом платье – он узнал в ней ту, с которой однажды танцевал кадриль на студенческом балу. И она подтвердила, что помнит тот бал – последний в ее жизни. Видение развеялось, как только Василий попытался прикоснуться к призраку. «В комнате было темно, душно от ароматного дыма, а сквозь отверстие в крыше падали капли дождя… Старик молча глядел на меня своими странными светлыми глазами, и на лице его сохранялась невозмутимость. – Я проведу здесь день, неделю, месяц, но мне нужно увидеть ее еще раз! – Нет! – ответил дервиш. – Тебе, ага, нельзя вызывать души джиннов. Ты захочешь их видеть еще и еще много раз! Поезжай домой и забудь обо всем!» [22].

Янчевецкий вскоре и в самом деле уехал домой. Его служба в Туркестане закончилась одновременно (совпадение или нет – не берусь судить) с отставкой Суботича, в сентябре 1906 года отозванного в столицу, как поговаривали, по причине излишнего либерализма на посту генерал-губернатора.

Попробуй любой человек прокрутить в уме ленту событий своей жизни назад, он обнаружит: все, что происходило с ним, увязано настолько плотно, что незначительных звеньев в этой цепочке нет, даже если когда-то они и казались таковыми. Разумеется, Василий Янчевецкий не предполагал, что он еще посотрудничает с Санкт-Петербургским телеграфным агентством, побывает и в Самаре, и в Ташкенте, и каждый раз это будут поворотные моменты в его судьбе. Пока же он с женой и приемной дочкой просто едет в Санкт-Петербург. Сигма сообщил, что у него в газете «Россия» есть вакантная должность выпускающего редактора.

ПРИМЕЧАНИЯ

Все даты до 26 января 1918 года приведены по старому стилю.

1. Формулярный список о службе коллежского асессора В. Янчевецкого. – Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга, ф.114, оп.1, д.11586, л. 118об. Автор благодарит Елену Ковалеву (Санкт-Петербург, историко-краеведческий клуб «Петрополь») за указание местонахождения документа.