Кукла моего отца (СИ) - Рахманина Елена

– Йен, твоё состояние вызвано переутомлением. Очевидно, ты позабыл все мои рекомендации и изводишь себя нагрузками, – нравоучительно начал доктор, после того как оставил моё бедро в покое, – такими темпами ты не ускоришь выздоровление, а оттянешь.

Мужчина говорил много, долго, нудно, стараясь донести до меня кажущуюся ему простую истину о том, что моё выздоровление не моих рук дело, а времени. А я никому не мог позволить решать свою судьбу. Я должен был бороться, а то, что предлагал мне этот человек, всё равно что опустить руки и ждать неизвестности.

Ярость разрывала меня изнутри, кровь кипела в жилах, а я не имел возможности выплеснуть свою злость вовне. Она скапливалась, сосредотачиваясь где-то в груди, обостряя моё состояние.

Врач собрал свой чемодан и, попрощавшись, покинул комнату. Вслед за ним ушла и Теа, оставив меня наедине с чувством горького разочарования от того, что я не способен ни на что повлиять. Моё тело стало моей клеткой.

Поднявшись с кровати на костылях, я принялся озираться по комнате в поисках мишени для битья. Плевать на всё вокруг. Хотелось крушить, рвать, бить. Нутро будто горело и вибрировало от потребности спустить пар. Перевернув костыль, взявшись за платформу для опоры, я принялся разносить комнату. От моих ударов летели щепки, превращая дорогую мебель и предметы интерьера в хлам на выброс.

В голове так гудело, что я даже не услышал, что в комнату кто-то зашёл. Обернулся лишь интуитивно. Теа стояла, вжавшись в дверь, смотря на меня глазами, полными ужаса. Тяжело дыша, я продолжал сжимать своё импровизированное оружие и на мгновение представил, каким она сейчас меня видит. Парня с совершенно дурными глазами, ставшими теперь красными от полопавшихся капилляров, со стекающей по виску каплей пота, оказавшегося посреди разрухи, которую устроил сам. Я не рассчитывал на свидетелей, когда дал волю чувствам.

 – Что ты тут забыла? – мой голос резок и груб. И на и без того испуганном лице мачехи появляется совершенно отчаявшееся выражение.

– Ты сегодня не ел, я принесла тебе суп, – тихо поясняет, кивая головой в сторону оставленного на полу подноса, рядом с почившим столиком, ножки которого валялись неподалеку, – и хотела обсудить список гостей на твой день рождения...

Я бросил костыль в сторону, подходя к ней без опоры и ощутимо хромая. То ли пират, то ли дебил. Остановился от девушки на расстоянии одного шага и впился недобрым взглядом. Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами и будто перестала дышать.

– А ты решила обо мне позаботиться?

Теа в ответ лишь облизывает пересохшие губы, молчит, но ресниц не опускает. И от нашего зрительного контакта мой начавший успокаиваться пульс вновь ускоряется.

На ней шёлковый топ с тонкими бретелями и, кажется, никакого нижнего белья. От этого открытия я втягиваю воздух через нос и дотрагиваюсь до неё раньше, чем понимаю, зачем я это делаю. Моя рука скользит от тонкого плеча, задерживаясь на короткое мгновение на шее. Теа вздрагивает, приоткрывает рот, точно захлёбываясь от моих прикосновений. Зарываюсь пальцами в её волосы и, сжимая их, тяну девушку на себя, так что она приподнимается на носочки.

Мои губы касаются её, и я скольжу по ним, ощущая то, насколько они нежные, и нестерпимо желая большего, нежели этот невинный недопоцелуй. Мне хочется погружаться в её тело языком и членом, пока мои прикосновения не сотрут с неё следы других мужчин. И больше всего – моего отца.

– Тебе было больно, – отвечает, будто в этих словах заложено объяснение её нахождения в моей комнате.

– Если ты хочешь ослабить мою боль – раздевайся, – оттягиваю её от себя за волосы, заглядывая в глаза. Мысль о том, что я должен отпустить девушку, приносит совсем другую боль. От жара, исходящего от её тела, в паху возникает напряжение. С каждой секундой думать становится всё сложнее, ещё пара мгновений, и я потеряю контроль.

– Если ты меня не отпустишь, то получишь по яйцам. Уверена, что тут же забудешь про ногу, – упираясь обеими ладонями в грудь, угрожает с помутившимся от желания взглядом.

Прикрываю на мгновение глаза, чтобы прийти в себя. Вдох – её запах, выдох. Ещё пара таких затяжек, и я свихнусь. Отхожу от девушки и поворачиваюсь в сторону, лишь бы не была в поле моего зрения.

– Зови кого хочешь, никого в одинаковой степени видеть не желаю.

Слышу, как за ней закрывается дверь, и упираюсь лбом в холодное стекло окна.

Глава 15

Кое-где горели ночники, но большая часть дома полностью погрузилась во тьму. Ненавидела это место всей душой. Каждый его закоулок, каждую комнату, каждый дорогой предмет интерьера, на который страшно дышать.

Добравшись до кухни по счастливой случайности не сломав по пути себе ни одной части тела, я решила, что глаза достаточно привыкли к полумраку. Посему, не включая свет, потянулась к холодильнику, намереваясь захватить что-то перекусить и быстро вернуться обратно в мягкую постель.

– Не спится? – раздаётся в темноте вопрос, и я подпрыгиваю, испугавшись до чёртиков.

Оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с Йеном, стоявшим опираясь на кухонный шкаф со стаканом молока в руке. Рядом не вижу ни трости, ни костылей, которые он так презирает. Но сейчас, без посторонней опоры, он выглядит вполне здоровым. И просто огромным. Мне кажется, что я Алиса, попавшая в Зазеркалье. Выпила волшебное зелье и уменьшилась в размерах. Иначе мне никак не объяснить, почему сейчас его габариты превратили просторную кухню в комнатушку, а меня в пылинку.

– А ты чего тут в темноте делаешь? – интересуюсь раздражённо, оглядывая его с головы до ног. А у самой сердце трепыхается в груди, как выброшенная на берег рыбёшка.

На молодом человеке майка с эмблемой его хоккейной команды «Ирокезов» и свободные штаны. А я радуюсь, что мой наряд вполне приличный, так как спать в шелках я не привыкла. Правда, шорты коротковаты, из-за чего кажется, будто я в одной длинной майке, – дорогом атрибуте моей старой бедной жизни. Она уже истончилась от многочисленных стирок, но выбросить её не поднимается рука.

– Видимо, то же, что и ты, – салютует он мне стаканом, и я тут же чувствую себя глупой, растерявшейся перед красивым парнем девушкой.

Я уже привыкла, что Йен всегда ведёт себя со мной так, словно я пиньята, которую он может бить до тех пор, пока изнутри не посыплются конфеты. И сейчас его спокойствие и сдержанность меня напрягали и раздражали. Создавалось впечатление, будто он лишь выжидает, выбирая место, где моя броня тоньше, откуда кровь будет хлестать быстрее. Чтобы метко ранить. Словом.

– Можешь радоваться, – начинаю я выпускать коготки, хотя ничего этому не способствует, но мне остро хочется лично узнать его отношение к моему отсутствию рядом с ним, – целый месяц я не буду мозолить тебе глаза.

Он склоняет голову вбок и изучает взглядом, за которым нельзя прочитать даже любопытство.

– Ты не мозолишь мне глаза. Ты меня развлекаешь, – вновь наносит точный удар в солнечное сплетение, заставляя задыхаться от разочарования и обиды.

Почему я вдруг решила, что он обладает какими-то признаками человечности? Потому что увидела его боль? Она прошла, и вместе с ней испарилось и всё остальное.

 Аппетит пропал, но я всё же вытащила из холодильника яблоко, решив забрать его в комнату. Пальцы дрожали, и меня это злило. Я вдруг почувствовала себя поражённой. После всех наших столкновений, когда он не мог удержать руки от того, чтобы не коснуться меня, я уже начала принимать это как должное. И, чёрт его дери, ждала, когда он ко мне подойдёт!

Это конец? Весь его интерес иссяк?

Верным решением было бы развернуться и уйти. Спустить всё на тормозах. Но я не могла.

– Вот как, – произношу и сама преодолеваю тот метр, что нас разделял. Знаю, что не должна. Нельзя! Где-то внутри моей головы красными буквами мигает надпись «Опасность» и громыхает сирена. Но я так не скоро его увижу, другого шанса поиграть с огнём не представится.