Химеры - Елена Ткач

- Это я виноват, надо было загодя предупредить, чтоб шли осторожно тут у меня ступенька гнилая! Не ушибся? Ну, не беда, проходите-ка, проходите скорее в дом.

Да, то был он - тот, что вынырнул из дождя Сашке навстречу! Только теперь на нем была домашняя стеганая куртка, войлочные тапочки и очки другие - не с круглыми, а с овальными стеклами, только стекла эти отчего-то совсем темные.

- Здравствуй, Оленька! - хозяин низко склонился, целуя у тетки руку. Сейчас будем чай пить, у меня хорошо, тепло - печка натоплена. Предлагали перейти на центральное отопление - у нас в поселке многие перешли, но я, знаешь ли, старомоден, мне печка как-то милей...

Тетка двинулась вслед за хозяином через переднюю и направо - в комнату, а Саня остался стоять, где стоял - на верхней ступени лестницы, куда он с грехом пополам взобрался, отряхнувшись после внезапного сальто-мортале. Он стоял там и трясся - вот сейчас все откроется и его заклеймят позором, а мама узнает, каков мерзавец её сыночка... Надо же, чтоб такое совпадение - нарочно не придумаешь!

"Нет это все не так просто, - мелькнула в нем внезапная мысль, - это не совпадение. Это звено из той цепочки кошмаров, которой меня стараются придушить, а может и вовсе сжить со свету..."

- Сашка! - крикнула тетка, заглядывая в переднюю. - Что ты жмешься там? Борис Ефимович тебя не съест! Давай-ка, топай сюда поскорее, а то мне сейчас уж бежать пора!

Вот так так! Выходит, тетка привела его на растерзание, а теперь бросит?! Ничего хуже и быть не могло. Он на миг представил себе, как будет стоять перед разъяренным стариком, который, конечно, его узнает... Хорошо, если не прибьет! Он хватил себя кулаками по обеим коленкам, чтоб ноги слушались, и, закусив губу, двинулся вперед.

Свернув направо, Саня очутился в небольшой жарко натопленной комнате. В правом углу её стояла изразцовая печка-голландка. На противоположной стене танцевали тени огня, падавшие из приоткрытой заслонки. Эти тени норовили достать и лизнуть слегка колыхавшуюся занавеску из непрозрачной узорчатой ткани, но не дотягивались, сердились и пускались в пляс с ещё большим азартом.

- Сейчас ещё дровишек подброшу! - изрек хозяин, становясь на колени у печки. - Нам, старикам, жар костей не ломит - чем теплее, тем лучше. Оленька, будь за хозяйку, разливай чай. Все на столике.

Посреди комнаты стоял низкий столик, сервированный к чаю, по бокам от него - два массивных кресла, задрапированных кусками мягкой, похожей на бархат материи. При входе в углу была этажерка со множеством каких-то фигурок, вазочек, морских раковин, бутылочек и вообще всякой всячины, на стене - две полочки с книгами. И больше ничего, если не считать двух пейзажей в покоробленных рамочках.

- Молодой человек, там, за дверью в передней стоит табурет. Несите его сюда и садитесь! - крикнул хозяин дома, и Сашка послушно поплелся исполнять приказание.

Они уселись за стол, над чашками со свежезаваренным чаем поднимался прозрачный дымок, потрескивали дрова в печке - все бы хорошо! - но тут Саня с ужасом почувствовал на себе пристальный взгляд из-под темных очков. Прошла минута, другая... он ерзал на табуретке и только что не дрыгал ножками как жучок, опрокинутый на спину, который пытается перевернуться и встать... Разглядывая своего гостя, старик то и дело скалился, растягивая рот в какой-то кровожадной гримасе и демонстрируя крупные стальные зубы. От этой гримасы у Сани волосы мало-помалу начали сами собой шевелиться, и ему неудержимо захотелось забраться под стол.

- Ну-с, давайте знакомиться! - заскрипел старикан довольно противным голосом. - Так это, Оленька, и есть твой племянник? Что ж, очень хорошо, очень хорошо! Только я не пойму, он глухонемой?

- Что вы, Борис Ефимович, у него все в порядке со слухом, да и речь вполне развита! - засмеялась тетя Оля и пихнула племянника локтем в бок. Сашка, не сиди как истукан! Борис Ефимович может подумать, что ты дебил недоразвитый, и я своей просьбой его только зря потревожила... Племянник мой Сашка, - доверительно сообщила она хозяину, - у нас очень стеснительный, так что ты уж на первых порах будь к нему снисходителен.

- Видишь ли, - Борис Ефимович привычным жестом поправил очки на переносице, - дело в том, что дебил недоразвитый - это ваш покорный слуга. - И он захихикал уже знакомым Сашке гнусавым смехом. - Я ведь, милые мои, почти что совсем ослеп, да! И начинаю чувствовать цвет и форму только тогда, когда возникают звуки. Это у меня не со всеми предметами или явлениями бывает, кое-что я ощущаю и так - в кромешной, так сказать, тишине... Но человека могу вполне разглядеть только тогда, когда слышу голос.

- Господи! - ужаснулась тетя Оля. - Когда же это произошло?

- Да, вот, представьте, на днях. Я ведь и прежде, Оленька, как ты знаешь, видел неважно, но работал, да! А тут угораздило: к другу поехал, к Аркаше Вайсбергу, да ты его знаешь - наиважнейший реставратор, просто Божьей милостью, ну так вот... - он отхлебнул чаю, крякнул и продолжал. Аркаша живет у Никитских, и вот меня, дурака, угораздило направить к нему свои изможденные стопы на ночь глядя, да ещё в жуткий дождь.

- И что же? - не выдержала тетя Оля, потому что старик вдруг замер с чашкой чая в руке, уставясь куда-то в угол.

- А? Ох, извини! Это у меня тоже в последнее время бывает: мысль какая-то посторонняя в голову вдруг скакнет и - на тебе! - ни прогнать её, ни наплевать на нее, пока не додумаю, никак не выходит. Что, молодой человек? - старик вдруг резко клюнул всем корпусом, перегнулся через стол и едва не долбанул Сашку крупным мясистым носом, осклабившись прямо перед его растерянной физиономией. - Совсем ведь старик из ума выжил, так ведь? Вы, я думаю, теперь пребываете в полном смятении: это ж надо додуматься - изучать живопись у слепого старого идиота, который к тому же явно из ума выжил!

Сашка торопливо отпрянул, опрокинув при этом чашку, и замотал головой.

- Ш-ш-што ф-фвы! - прошипел он подобно закипевшему самовару не своим голосом. - Я... нет, я с-с-ф-сем так не т-тумаю. Ох, извините! - вид опрокинутой чашки и теплые струи, потихоньку льющиеся со стола ему на штаны, привели его в чувство. - Ой, Борис Ефимович... - повторил он уже более человеческим голосом, но фразу до конца осилить не смог.

- Ну-ну, это все пустяки, друг мой, Александр! - старик несколько театрально воздел руки. - Подумаешь, чай пролился, здесь не такое бывало! Это мы сейчас подотрем. - Он поднялся, выудил откуда-то из-за печки махровую тряпочку и с завидной ловкостью в две секунды протер блюдечко, стол и подлил Сане чаю. - Вот и все дела! А потом, господа, чай - не водка, много не выпьешь! Плебейская философия, я вполне это понимаю, и ты уж меня прости, Оленька, за цитирование подобных присказок, но ведь... н-да! К слову, не желаешь ли рюмочку?

- Миленький, я бы с радостью! - тетя сердечно прижала руки к груди. Да только надо мне ехать, Сашка домой без меня доберется. Так что я вас буквально через минуту вдвоем оставлю, как бы не хотелось с тобой, Боренька, поболтать! Так редко видимся... Ну, ничего, в другой раз.

- Как так? - подскочил старик. - Я тебя никуда не отпущу!

- Миленький, у меня дома ворох работы накопился. Я все откладывала на потом, а теперь уж и откладывать некуда - завтра балансовый отчет сдавать...

- Что ж, - старик заскучал и затеребил крупными узловатыми пальцами полы домашней куртки. - Надо так надо, это нам знакомо, не правда ли, Александр?!

Сашка промычал что-то нечленораздельное и уставился в свою чашку.

- Боря, ты не сказал, - тетка взяла его руку в свои, - что случилось в тот вечер, когда ты к своему другу к Никитским отправился?

Сашка похолодел. Сейчас, вот сейчас! Нет, лучше бы провалиться сквозь землю!

- Да, собственно, ничего особенного. Просто упал я, да. И, как это ни банально, в лужу! Ты представляешь себе, - тут он затрясся от хохота, представь себе, Оленька такую картину: мчится на всех парах старикан под зонтом, вокруг дождь стеной, не видно ни зги, и он - бах! - налетает на какого-то господина, господин отнимает у него зонтик и благополучно скрывается, а старикан - то бишь я! - со всего размаху шмякается в лужу! А потом от этого слепнет, да. Мне, видишь ли, черепушку нельзя сотрясать врач предупреждал, глазник мой. И так глазенапы мои, так сказать, еле фурычили, а тут такая прогулочка вышла. Как говорится, попили пивка... Да это просто готовый рассказ! Эх, нет среди нас бумагомарателя, я бы ему сюжет подарил! Ну разве не забавно, а? - и он зашелся от хохота, напоминавшего предсмертный каркающий хрип умирающего.

- Миленький, это совсем не забавно, как ты можешь так говорить! возмутилась тетя Оля. - А что ж это за мерзавец такой, который у тебя зонт отнял? Да, наверное, по его милости ты и упал!

- О, дорогая, не преувеличивай! Никакой не мерзавец - просто обыкновенный шутник. И слава Богу, что у нас ещё не перевелись шутники. Жизнь ведь наша к подобному строю мыслей не особенно располагает... Н-да! тут он осекся и вмиг переменился - от былой веселости не осталось следа. Ну-с, молодой человек, говорят, соловья баснями не кормят! Прошу в мастерскую. А вас, мадам, с вашего позволения я до калиточки провожу, если вы мне окажете милость и подождете минуту.