«Батарея, огонь!» - Василий Крысов

Подбодрив, как смог, приунывший экипаж, я умчался к своей самоходке и, уже влезая в люк, увидел, как машина Фомичева, командира 1-го взвода, вышла из окопа и, маскируясь задымлением переднего края, на большой скорости проскочила в заросший кустарником овраг метрах в двухстах от позиции батареи. Этот маневр был сделан, как видно, по решению комбата с тактической целью: в решающий момент нанести внезапный огневой удар по флангу наступающего противника.

Расстояние до фашистских танков все еще было велико, поэтому экипажи легких танков бригады не стреляли. Молчали и наши самоходки, но наводчики наверняка, как наш Королев, держали головные машины противника на угольниках прицелов. Напряжение нарастало от минуты к минуте. В утренних лучах солнца мы уже отчетливо могли разглядеть среди различных танков противника прямоугольные корпуса и вертикальную бронировку «тигров», их характерный коричнево-желтый камуфляж. В направлении нашего взвода двигалась громадина тоже с большой пушкой, имеющей дульный тормоз, башня этого монстра не вращалась — мы поняли, что это «фердинанд». У меня выступил холодный пот — чего я опасался, то и произошло! Как с ним бороться?! Что делать?! А времени на размышления  нет, вот-вот раздастся команда на поражение! Стоп! Стоп! Есть решение! И пошли мои команды наводчикам взвода:

— Королев, как дам команду, бей по правой гусенице! Кузин, ударишь по левой!

Немцы уже открыли огонь, но стрельба велась неприцельно, наугад, и снаряды, ударяясь о бруствер окопа или рикошетом о броню, с шипением уходили по касательной дальше. Противник явно пытался спровоцировать нас, вызвать огонь, чтобы загодя обнаружить и подавить наши огневые точки. Как видно, их командование не знало о появлении в обороне 13-й армии самоходного полка и вело наступление самоуверенно, лобовой психической атакой.

— Хорошо им, боекомплект в два раза больше нашего! — вознегодовал, будто прочитав мои мысли, Королев.

— Крепись, Валера, хладнокровие — залог победы, — успокоил начавшего нервничать наводчика.

До вражеских танков оставалось уже метров шестьсот, когда с КП полка наконец последовала команда. Орудие было уже заряжено, и Валерий, уточнив наводку, нажал на рычаг спуска, прокричав, как положено:

— Выстрел!

Все с напряжением следили — куда упадет снаряд?! Снаряд взорвался на правой стороне лобовой брони! Точно сработано! Но «фердинанд» продолжал идти как ни в чем не бывало!

— Валерий, бей вниз, по гусенице, когда пойдет на подъем!

Только с третьего снаряда Королев разбил гусеницу. На одной гусенице «фердинанд» пошел медленнее и с отклонением влево, но не успел пройти и несколько десятков метров, как Леша Кузин из экипажа Леванова перебил ему вторую гусеницу! И уже по стоящему «фердинанду» оба экипажа дали еще по три выстрела. Пять  снарядов из шести попали в башню, и так оглушили экипаж, что немцы, выскакивая из башни, обеими руками держались за головы. Все это время самоходки комбата и Горшкова тоже вели огонь по танкам, медленно продолжавшим наступление. Самоходка Фомичева пока молчала. С момента открытия огня экипажам разрешалось работать на радиостанциях открытым текстом, я связался с Левановым, он доложил:

— Было рикошетное попадание бронебойным, но никто не пострадал.

И тут же я услышал переговоры комбата с Фомичевым:

— Петр, почему не стреляешь?!

— Владимир Степанович, еще рано.

— Я на тебя надеюсь! Но, смотри, не упусти момент!

Тем временем вражеские танки двух первых линий слились в единый боевой порядок, и к ним уже подходили танки третьей линии. Судя по тонким пушкам одних и коротким гаубицам других, это были легкие танки T-III с 50-мм пушками и штурмовые орудия «фольксштурм», вооруженные 105-мм гаубицами. Для нас особой опасности они не представляли, но за их счет танковая лавина противника значительно возросла в количестве и мощи, своим навесным огнем они сильно досаждали пехотинцам в траншеях. Королев с ожесточением запустил подряд три снаряда в ближайший танк! Танк вспыхнул! И никто из него не выскочил! (Когда на этом участке закончились бои, мы узнали, что это был средний танк T-IV, но с очень толстой, усиленной, броней). Не успели выразить свой восторг, как по нашему окопу почти одновременно ударило несколько бронебойных снарядов! Как метлой, смело левый и правый брустверы, сшибло перископ заряжающего! Нижняя часть перископа, находящаяся внутри башни, упала на пол боевого отделения. 

— Слава богу, легко отделались, только перископом по ноге досталось, — морщась от боли, ворчал Бессчетнов и уже открывал затвор для очередного заряжания.

Внезапно один из «Фердинандов», наступавший в центре боевого порядка, остановился и закрутился на месте. Мы поняли, что сработала противотанковая мина или фугас. Еще два танка подорвались на минах. Но остальные безостановочно продолжали наступление. Экипажи вражеских танков остервенело били из пушек и пулеметов по траншеям и окопам пехоты, каждая «пантера» так хлестала из трех пулеметов, что наши бойцы не могли не только стрелять, даже высунуть головы из укрытий! А за танками несколькими цепями наступала пехота, обстреливая наши траншеи длинными очередями из автоматов и пулеметов. Чем ближе надвигался противник, тем сильнее била по нашим позициям вражеская артиллерия. От разрывов тяжелых снарядов, мин дыбилась и колебалась земля, нас вместе с самоходкой то подбрасывало, то заваливало землей, отчего мы не видели друг друга и становились слепыми в стрельбе, приходилось под огнем выбираться наружу и протирать приборы. Один снаряд, разорвавшийся у самой башни, так осветил всю самоходку, что решили — всё! горим! Но это не вызвало растерянности у экипажа, Плаксин и Бессчетнов схватились за огнетушители и тут увидели, что левановцы и комбат подожгли каждый по танку — лица у моих буквально просветлели! Из обоих горевших танков выскакивали экипажи — двое из одного, трое из другого, все в черных майках и черных беретах, но тут же попадали под пулеметный огонь танков бригады.

— Товарищ лейтенант, разве им разрешается покидать подбитые танки? — вопросил Олейник, видевший через триплекс, как немцы выпрыгивали из башни.

— Не знаю, Витя, но если покидают, значит, разрешается. 

Удивление его было понятно, у нас танк оставляли, только если он загорелся или так разбит, что ни стрелять не может, ни двинуться с места, — тогда, с опаской, покидали машину, а то могут и трусость приписать. Тут многое срабатывало, некоторые по своему патриотизму не бросали, до последнего оставались, а некоторые из-за боязни последствий. Но, как правило, у нас, если танк не загорелся, может стрелять — он должен стрелять. А немцы бросали свои, даже когда танк не загорелся, только сильно ударило по нему. У нас технику ценили выше, чем людей, так мы были воспитаны.

Хотя наши войска находились в обороне, зарывшись в землю, но все — бригада, полк, не говоря уже о стрелковой дивизии, несли потери. Перед фронтом батареи загорелся танк Т-70, правее горели еще два танка и самоходка.

В грохоте боя я не услышал, а увидел его: большой язык пламени, выскочивший из ствола пушки в овраге! Спустя секунды охватило пламенем крайний с правого фланга немецкий танк! Это сработал Фомичев, когда танк оказался метрах в трехстах от его самоходки. Буквально через мгновение машина его исчезла — скатилась в овраг, и вскоре вышла в другом месте: замаскировавшись в кустах, продолжала вести огонь.

Из штаба полка пришло предупреждение:

— Подготовиться к уничтожению противотанковых торпед на гусеничном ходу. По виду они похожи на танкетки, но начинены взрывчаткой и предназначены для уничтожения танков и самоходок. Обезвредить их можно только снарядом или противотанковой гранатой.

Такое сообщение нас не обрадовало, в нашем боекомплекте были только гранаты Ф-1. Значит, вся надежда на Королева и нашу гаубицу.

— Валера, по этим адским машинам будешь бить осколочными снарядами, — предупредил Королева. — Если  не будет прямого попадания, ее может перевернуть вверх гусеницами или положить на бок.

— Понял, товарищ лейтенант! Отнюдь не промажем! — «отнюдь» было любимым его словцом.

Но немцы, потеряв много танков и живой силы, начали отходить.

Вторая атака.

Остановившись на выгодных позициях, противник приступил к подготовке новой атаки. Около шестидесяти самолетов в течение получаса наносили бомбовые удары по нашей обороне! Следом артиллерия и минометы перепахали всю передовую! — выкорчевало почти все проволочные заграждения, засыпало грунтом окопы, траншеи, ходы сообщения пехоты; сильно пострадала и артиллерия, стоящая на прямой наводке; были частично разрушены и наши окопы.